Академик Михаил Давыдов, генеральный директор Российского онкологического научного центра, президент Российской академии медицинских наук «РАК» И «СМЕРТЬ» СЕГОДНЯ УЖЕ НЕ СИНОНИМЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Академик Михаил Давыдов, генеральный директор Российского онкологического научного центра, президент Российской академии медицинских наук

«РАК» И «СМЕРТЬ» СЕГОДНЯ УЖЕ НЕ СИНОНИМЫ

Вопрос: Российский онкологический научный центр имени Блохина, крупнейший в Европе и второй по величине в мире, посетила американская делегация во главе с министром здравоохранения США Томми Томпсоном и директором Национального противоракового института (NCI) Эндрю фон Эшенбахом. Это первый случай в истории нашей медицинской науки, когда российский центр, причем по собственной инициативе, посещает делегация столь высокого ранга. Сотрудничество с Америкой – заветная мечта всех российских научных центров. Но в данном случае сотрудничество предложено американцами, хотя по части финансирования NCI и РОНЦ несопоставимы.

Ответ: NCI имеет годовой государственный бюджет в 15 миллиардов долларов, наш центр, пусть он в три раза больше, – всего 800 миллионов рублей. Американцы – люди прагматичные. В результате расширившихся контактов они узнали о нашем уникальном опыте и предложили РОНЦ и Российскому научному центру «Курчатовский институт» создать совместный Альянс по онкологии, который предусматривает долгосрочную программу сотрудничества. Я утверждаю, что качество лечения в РОНЦ не имеет аналогов, по объему лечения и возможным направлениям мы в мире не уступаем никому Наше слабое место – сервис. Но в последнее время РОНЦ использовал западный опыт и преобразился – у нас появились минимаркет, магазины, кафе, аптеки, ухоженная территория. Программа российско-американской рабочей противораковой школы предполагает не только конференции и обсуждение лечебных технологий, но и совместные операции.

Кстати, к нам едут не только американцы. В октябре в РОНЦ состоится Первая российско-японская конференция по онкологии, на которую приедут пятнадцать ведущих японских профессоров. Помимо лекций, предусмотрены оперативные дни и совместные операции. Эта конференция стала возможной после того, как во время предыдущего визита в РОНЦ мы с президентом Всемирной ассоциации торакальных хирургов профессором Наруки провели совместную операцию.

Вопрос: И он тогда сказал: «Ты – действительно лучший хирург мира»…

Ответ: Вы же понимаете, в Японии даже хирурги отличаются чрезмерной по нашим понятиям вежливостью.

Вопрос: Хирурги обыкновенно свысока относятся к другим методам лечения. Отрезать – и все дела.

Ответ: Хирург и хирург-онколог – большая, как говорят в Одессе, разница. В некоторых разделах онкологии химиотерапия – основной метод лечения.

Вопрос: Какие направления российской онкологии наиболее интересны иностранцам?

Ответ: Они очень увлеклись российской школой онкохирургии, подходами к лечению рака легких, печени, почек, желудка, мочевого пузыря. И, конечно, исследованиями в области молекулярной биологии рака.

Вопрос: Традиционный вопрос онкологу: когда будет побежден рак?

Ответ: Проще всего ответить: никогда. Потому что это проблема не только медицинская, но и социальная. Важно подчеркнуть, что при раннем обнаружении рака его уже сейчас можно гарантированно вылечить. Прогресс в хирургических методах, в препаратах очень велик. «Рак» и «смерть» сегодня совсем не синонимы. Стопроцентное выявление – это стопроцентное выздоровление. Через мои руки прошли сотни тысяч больных, которые продолжают счастливо жить и размножаться. Люди живут по 10–15 лет, многие – по 20–25 лет. Без преувеличения, современная онкология – самая прогрессивная медицинская наука, которая интегрирует все ее достижения. Но из-за социальных проблем по смертности рак находится на втором месте после сердечно-сосудистых заболеваний. Мне больно, что кое-как существовавшая в нашей стране система медицинской профилактики разрушается. В итоге львиная доля пациентов поступает к нам на поздних стадиях, и мы и пытаемся качеством лечения преодолеть запущенность болезни.

Вопрос: Причина рака уже выявлена?

Ответ: Опухоль возникает из-за поломки генома под воздействием многих факторов – курение, загазованность, профессиональные риски, алкоголь, питание, нездоровый образ жизни. Эти факторы создают условия для мутации генов и трансформации клеток в опухоль. В отличие от тифа или оспы, причиной которых является конкретный возбудитель, рак – многофакторное заболевание. Человек жил мало – и онкологии не было. Раньше человек не доживал до своего рака. Продолжительность жизни повысилась – онкология стала важнейшей медицинской проблемой.

Вопрос: Часто говорят: вот Черчилль пил и курил, был толстым, а дожил до 90 лет.

Ответ: Он курил сигару и не затягивался, то есть обкуривал других. Многое зависит от индивидуальных особенностей иммунной системы. Проблемой номер один в онкологии является узнаваемость иммунной системой раковых клеток. Когда наука получит препарат, с помощью которого можно будет распознавать опухоль и включать механизмы реагирования, рак будет действительно побежден. Работа над такими препаратами быстро продвигается в ведущих научных центрах мира. Но придут другие проблемы. В Японии с очень высоким уровнем здравоохранения средняя продолжительность жизни поднялась до девяноста лет. И теперь врачи не знают, как бороться с деменцией, старческим слабоумием.

Что касается курения, это бич современной жизни, величайшее зло. Ежегодно в мире от рака легких умирает полтора миллиона человек. При курении двадцати сигарет в день риск заболеть раком легкого возрастает в двадцать раз.

Вопрос: А вы курите?

Ответ: Никогда не курил. Алкоголь хорошего качества и в умеренных дозах употребляю, без этого добиться релаксации в нашей профессии невозможно. Диету не соблюдаю, утром позавтракать не успеваю, вечером наедаюсь за весь день. И спортом не занимаюсь, а в молодости был мастером спорта по боксу.

Вопрос: И все же нигде так много не курят, как в Японии.

Ответ: Есть понятие эндемических заболеваний, то есть зависящих от местных условий. В Японии самая высокая статистика рака желудка. Интересно, что японцы, эмигрировавшие в США, в первом поколении сохраняют эту статистику, а во втором, даже если питаются в японских ресторанах, выходят на американскую статистику.

Вопрос: Как вы относитесь к теории академика Скулачева о «гене бессмертия», то есть о возможном блокировании механизма апоптоза, запрограммированной смерти состарившейся клетки?

Ответ: Апоптоз – лишь один из механизмов, влияющих на жизнь клетки. Работа Скулачева полезна, но, по моему мнению, мало что даст, поскольку в организме сотни генов, которые находятся в сложном взаимодействии при сочетании многих факторов.

Вопрос: Надо ли говорить больному об онкологическом диагнозе?

Ответ: Обязательно. В нашей стране раньше это было не принято. Чисто отечественная проблема, искаженный гуманизм. А за рубежом врач давно уже говорит больному о том, что его ждет. Человек имеет право подготовиться к смерти, спланировать последние и очень важные дела. Конечно, такие разговоры врач должен вести с максимальной деликатностью, но обходить тему нельзя.

Вопрос: А если онколог, такое может случиться, заболеет раком, как он лечиться станет?

Ответ: Онкологи тоже болеют раком. Предыдущий директор центра академик Трапезников умер от рака. Он прожил еще год после операции, которую делал я. Единственное отличие онколога от рядового пациента – он лучше знает диагноз и прогноз болезни. А поведение, как у каждого человека, зависит от характера.

Вопрос: Как вы относитесь к эвтаназии, которая разрешена в Голландии и в американском штате Орегон?

Ответ: Резко отрицательно. Суть профессии врача – продлить жизнь больного, а не облегчить смерть. Помню, два хороших врача-онколога, которые работали в нашем центре, заболели и попали в одну палату. Я боялся в эту палату заходить. Они знали свой диагноз и до последнего дня выдумывали друг для друга оптимальные схемы лечения. И умерли с разницей в неделю, но до конца оставались врачами.

Вопрос: Все без исключения российские научные центры жалуются на утечку умов, в том числе на Запад, на недостаток финансирования, в будущее смотрят безрадостно.

Ответ: Будущее центра видится мне туманным. Все зависит от того, как отнесется к российским врачам и ученым бюджет. Мы работаем в аварийных зданиях, коммуникации рушатся. Я дважды был у Касьянова, он обещал помочь, но правительство отправили в отставку. Новое правительство за старые обещания не отвечает. В США, кстати, директор Национального противоракового института каждый год отчитывается перед Конгрессом, а до нас никому дела нет. Американцы на нас больше внимания обращают, чем родная власть.

Вопрос: Стена у входа в центр облеплена объявлениями с обещаниями о неминуемом выздоровлении. Как вы относитесь к нетрадиционным методам в онкологии?

Ответ: Это химера. Не знаю ничего более безнравственного, чем нажива на жизни человека. Если бы такие методы помогали, онкологи давно бы их применяли. И нигде в мире не применяют. На поверку, а это предлагалось тысячи раз, не могут шарлатаны ни одного вылеченного больного показать. Важно понять, что лицо современной онкологии изменилось. Молекулярно-биологические критерии, анализ крови дают точный и быстрый диагноз, препараты за считаные часы меняют ход болезни. Знахари и колдуны просто вытягивают деньги у больных. Мы каждый день отлавливаем два десятка шарлатанов, но закона против них нет. Просто выставляем за ограду.

Вопрос: Вы давно проходили диспансеризацию?

Ответ: Я в этом вопросе фаталист.

2004

Данный текст является ознакомительным фрагментом.