БОМБА ОТ НЕМЕЦКОГО БАРОНА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

БОМБА ОТ НЕМЕЦКОГО БАРОНА

Семь тысяч специалистов из Германии работали над советским атомным оружием

Однажды Берия говорил с советником Гитлера по науке Петером Тиссеном, директором Физического института кайзера Вильгельма.

– Мне много лет, какая от меня польза? – отговаривался Тиссен от предложения о сотрудничестве. – Для атомной бомбы я уже руины.

– Если вы и руины, – отвечал Берия советнику фюрера, – то весьма впечатляющие. Начните работать, а мы поможем.

60 лет назад была испытана первая советская атомная бомба. Это событие исторического масштаба, оно установило ядерное равновесие и сделало возможной только бескровную холодную войну. После испытания Пентагон отрезвел и уже не составлял планов ядерной бомбардировки десятков советских городов. Роль советской разведки, которая сократила сроки создания ядерного оружия, недавно была рассекречена. Но до сих пор не афишируется участие немецких специалистов в нашем атомном проекте. В 1945 году из Германии в СССР в добровольно-принудительном порядке были доставлены сотни немецких ученых, имевших отношение к ядерной проблеме. Самая большая партия немцев была привезена в Сухуми и тайно размещена в пышных имениях великого князя Александра Михайловича и миллионера Смецкого. Быть может, эти места были выбраны по той причине, что неподалеку родился Берия и знал здесь все тайные тропы и даже подводные течения.

Золотая клетка для «полезного еврея»

Размякшие на солнце курортники тяжело бредут с пляжа – к вящему удовольствию они подвергли свои организмы радиационной атаке. Женщины тащат очумевших детей, мужчины под тяжестью пивных животов плывут, как морские бриги. Пляжники проходят мимо помпезного и заброшенного особняка, который затаился в ста метрах от берега в одичавшем саду. Дом разграблен, и никому нет до него дела – в Абхазии после войны слишком много разрушенных зданий.

«Здесь был большой детский сад, – говорит пожилая продавщица мороженого. – Но после войны детишек стало мало. Дом забросили. Что было до детского сада? Нет, этого никто не упомнит».

Речь о грузино-абхазской войне 1992–1993 годов. А после Великой Отечественной войны в этом особняке десять лет жил и работал над советской атомной бомбой лауреат Нобелевской и Сталинской премий Густав Герц, племянник того Герца, которого знает каждый школьник, даже если его поймать на пляже. Еще до войны Герц говорил, что из всех стран больше всего пользы он принес бы, если бы работал в СССР. Герц легко мог последовать примеру Эйнштейна и многих других немецких ученых, которые перебрались в Америку. Но он не покидал Германию, где жил с аусвайсом «полезного еврея», потерял право работать в государственных институтах и служил в частном «Сименсе». В 1945 году Густав Герц стал одним из первых немецких физиков, кто согласился приехать в СССР, стал директором института и жил на берегу Черного моря в доме, построенном по его собственному проекту Герц остается единственным иностранным нобелевским лауреатом, который работал в нашей стране.

В 1945 году поиском специалистов в Германии занималась группа полковников, которые на самом деле были не полковниками, а секретными физиками – будущие академики Арцимович, Кикоин, Харитон, Щелкин… Операцией руководил первый заместитель наркома внутренних дел Иван Серов, что открывало любые двери. Кроме ученых законспирированные академики разыскали 200 тонн металлического урана, что, по признанию Курчатова, сократило работу над бомбой на год-полтора. Еще больше урана из Германии успели вывезти США, как, впрочем, и специалистов во главе с руководителем немецкого атомного проекта нобелевским лауреатом Вернером фон Гейзенбергом. В СССР отправляли механиков, электротехников, стеклодувов. Многих отбирали в лагерях военнопленных. Макса Штейнбека, будущего советского академика и вице-президента АН ГДР, нашли, когда он по прихоти начальника лагеря изготовил солнечные часы. Всего по атомному проекту в СССР работало 7 тысяч немецких специалистов и еще 3 тысячи – по ракетному проекту.

В распоряжение немецких физиков в Абхазии передали санатории «Синоп» и «Агудзеры», из них выселили десятки высокопоставленных семей. Из Германии шли эшелоны с оборудованием. Три из четырех немецких циклотронов были привезены в СССР, а также – мощные магниты, электронные микроскопы, осциллографы, трансформаторы высокого напряжения, сверхточные приборы. В СССР было вывезено оборудование из Института химии и металлургии, Физического института кайзера Вильгельма, электротехнических лабораторий «Сименса», Физического института министерства почт Германии. К слову, министр почт допекал Гитлера обещаниями, что сумеет спасти Германию, сделав на бюджетные деньги министерства атомную бомбу, но фюрер, которому был интересен лишь быстрый результат, отмахивался.

Санатории навсегда потеряли свое историческое имя. «Синоп» назвали объектом «А» – им руководил ученый барон Манфред фон Арденне. «Агудзеры» стали объектом «Г» – его возглавил Густав Герц. На объектах «А» и «Г» работали выдающиеся ученые: Николаус Риль, которому Сталин присвоил звание Героя Социалистического Труда, Макс Фольмер, который построил первую в СССР установку по производству тяжелой воды, а потом стал президентом АН ГДР, член НСДАП и советник Гитлера по науке Петер Тиссен, конструктор легендарной центрифуги для разделения урана Макс Штейнбек и обладатель первого западного патента на центрифугу Гернот Циппе… Всего около 300 человек. Все эти ученые создавали для Гитлера атомную бомбу, но в СССР этим их не попрекали. Многие немецкие ученые стали – и не единожды – лауреатами Сталинской премии.

Густав Герц остался в памяти наших ученых замкнутым человеком, который задумчиво дымил трубкой. Но мог ли быть весельчаком тот, кто полжизни прожил с ярлыком «полезный еврей»? Иногда Герц жаловался на мальчишек, которые воруют дыни из его сада, но не давал жалобам хода. Герц печально говорил: «Нет ни мальчика, ни дыни». На семинарах нобелевский лауреат неизменно начинал свою речь словами: «Может быть, я скажу большую глупость, но…» И говорил совершенно неожиданные вещи, которые никому в голову не приходили. Когда Герц вернулся в Германию, выяснилось, что он собрал богатую, и первую в Европе, коллекцию абхазского фольклора…

Подзорная труба, чтоб не мучиться

– Правительство СССР хотело бы, чтобы в вашем институте началась разработка нашей атомной бомбы, – сказал Берия в 1945 году в Кремле барону Манфреду фон Арденне.

– Это большая честь, предложение выражает вашу веру в мои возможности, – ответил барон через десять секунд, которые показались ему самыми долгими в жизни, потому что он понимал, что от ответа зависит судьба тысяч соотечественников. – Но я предлагаю, чтобы немецким ученым поручили не менее сложную задачу разделения изотопов, а разработку самой атомной бомбы вели советские ученые, которые смогут выполнить великое дело для своей родины.

Берия согласился с распределением задач. Через 20 лет Хрущев весело воскликнул: «Вы и есть тот Арденне, которому удалось вытащить голову из петли?» Барон фон Арденне с его шестьюстами патентами – для немцев такой же культовый изобретатель, как для американцев Эдисон. Он был одним из пионеров телевидения, создал поколение электронных микроскопов и масс-спектрометров, множество других приборов. Благодаря фон Арденне в СССР появился первый масс-спектрометр, а Физико-технический институт в Сухуми, впитав уроки немецкой школы, стал одним из лидеров нашей науки. Огромный вклад, как и обещал барон Берии, был сделан в создание лучшей в мире технологии обогащения урана, а передовая технология получения металлического урана была разработана Николаусом Рилем, который отчаянно вступил в спор с бюрократией и которым заинтересовался лично Сталин.

Какие условия были созданы для немецких специалистов в Сухуми? Жили в благоустроенном городке, но за колючей проволокой. Зарплаты были высокие – фон Арденне получал 10,5 тысяч рублей при зарплате советского инженера 500 рублей. В работе ученые отказа не знали, заказы выполнялись моментально – за нужным прибором самолет мог вылететь в любой город СССР. Немцы пришли к убеждению, и писали об этом в своих мемуарах, что советская система труда самая эффективная в мире, Германии до нее далеко, а социализм непременно восторжествует. Многие просили включить их в соцсоревнование. Даже барон фон Арденне стал социалистом и искренне воспевал советский строй, хотя от заоблачных премий не отказывался.

Единственное, чего немцы не могли понять в СССР, – это борьба с генетикой, которую объявили буржуазной лженаукой. «Мы же видим гены в микроскоп, – удивлялись ученые. – Как можно отрицать то, что является фактом?» Кстати, на объекте «А» доктор Менке проводил опыты по влиянию радиации на животных, но о результатах ничего неизвестно.

С отдыхом было тяжелее. Когда немцы выходили за границу объекта, к каждому прикрепляли сопровождающего. Было много экскурсий по Абхазии, много спортивных состязаний. Чтобы поддержать бодрость духа, устраивались совместные праздники. Немцы пели «Катюшу» и учили советских барышень танцевать, а лучшим танцором оказался бывший советник Гитлера Петер Тиссен. За все годы был заключен лишь один смешанный брак, правда, жених был не немец, а австриец Евгений Барони, который так и остался в Сухуми.

Немцы, как и русские, не дураки выпить. Но с алкоголем возникали сложности. Химики научились гнать яичный ликер и проносили его в дымящемся сосуде мимо часового с истошным мычанием из-под противогаза: «Осторожно, яд!» Хуже всего было с амурными делами, ведь семьи были далеко не у всех, а субтропики располагают к томным мечтаниям. Кстати, из Германии разрешалось привезти любую женщину, не обязательно жену. Страдающих миннезингеров стало так много, что оптик Гофман, дабы сберечь нервы, построил подзорную трубу, в которую прямо из института можно было рассматривать женщин на пляже.

Член Политбюро в бункере

Секретность на объектах была такая, что секретарь обкома мялся у проходной. Может быть, по этой причине бывший член Политбюро Эдуард Шеварднадзе, став грузинским президентом, в 1993 году прятался в бункере на территории объекта «А». Я заглянул в бункер – убогое зрелище и злая ирония судьбы! Когда абхазы пошли в наступление, лидер Грузии бежал из бункера и бросил чемодан с нижним бельем, которым размахивали местные мальчишки с большим вдохновением, чем воровали дыни у Густава Герца. Шеварднадзе еле добрался до аэропорта, где выяснилось, что грузинские самолеты, кто бы сомневался, не летают. Президента спас российский спецназ. Повернись чуть иначе, объект «А» вошел бы в историю еще громче.

«Наш институт дважды пережил тяжелый кризис, – говорит директор Анатолий Марколия. – Первый раз – когда уехали немцы. Второй раз – во время войны. Связи с Россией прекратились. Тбилиси создал институт в точности с нашим названием – Сухумский физтех. Они письма в Москву писали с требованием денег дать. В СФТИ работало 5 тысяч человек, сейчас осталось 600, ученых – всего 150. Надежды связаны с Россией, создаем совместные предприятия по тематикам, где наши позиции по-прежнему сильны. В лучших российских вузах по нашему направлению обучаются студенты из Абхазии. Пока у нас зарплата всего 5 тысяч, но, когда выберемся из ямы, молодежь вернется в Физтех. У нас по-прежнему работает немало грузин, никто их не преследует. Толерантность сохранилась с тех времен, когда после предыдущей войны в Сухуми работали немецкие ученые».

В России я не видел, чтобы в кабинете ученых имелись портреты политиков. У начальника плазменного отдела Юрия Матвеева, человека либеральных умонастроений, на столе скромный портрет Путина. «Мы всем ему обязаны, – говорит знаток плазменных вихрей. – Если бы не Путин, ученых в Абхазии не осталось бы». В годы войны ученые, оставшись без средств к существованию, придумали, как из мандаринов делать хлеб, а из крапивы – лепешки. От неумеренного потребления мандаринов физики стали желтые, как китайцы. Но на работу ходили, круглосуточно дежурили в лабораториях. «Я собирал мандарины, чтобы выжить. Жил, чтобы сохранить установки, – вспоминает конструктор Николай Судак. – Грузины предлагали мне ремонтировать оружие, но я сказал, что только в атомной бомбе разбираюсь. В итоге оказался без хлебных карточек».

Зачем эти ученые остались в Сухуми, если им предлагали работу в российских лабораториях? Может быть, ими движет редкое, но очень простое чувство – они любят свое дело, гордятся институтом и не хотят в тяжелый час бросать его на произвол судьбы. И, наверное, они легко нашли бы общий язык с немецкими физиками, которые принесли в эти края высокую науку после самой страшной в истории войны.

Тень Василия Блаженного

Немецким ученым обещали, что в 1955 году они вернутся в Германию. Жена Николауса Риля была крайне напугана золотым дождем наград, премий и почестей – все члены семьи получили пожизненное право учиться, лечиться и передвигаться по СССР бесплатно. Риль сказал заместителю Берии генералу Завенягину: «Я никогда в жизни не был капиталистом, и было бы удивительно рассчитывать на то, что я стану капиталистом в стране социализма». Когда в Сухуми все паковали чемоданы, Риль демонстративно устранился от сборов и сказал, что все его ценности хранятся в голове. Позднее Риль писал, что любовь Сталина и избыток благ были для него самым тяжелым бременем.

Манфред фон Арденне, как назло, прочитал о судьбе зодчих храма Василия Блаженного и засомневался, не постигнет ли его та же участь. Но барон купался в славе и ни в чем не знал отказа. Ему были возвращены и доставлены обратно в Германию все приборы, конфискованные в 1945 году. А денег из СССР в Германию барон-социалист привез столько, что сумел открыть и оборудовать первый в социалистическом мире частный научный институт.

Велик ли вклад немецких специалистов в советскую атомную бомбу? И сделал бы СССР бомбу без данных разведки, работавшей на Западе и без помощи немецких ученых? Сколько ни спорь, ответа не будет. Но необходимо знать главный урок: в критический момент истории страна сумела мобилизовать все ресурсы и выполнила важнейшую стратегическую задачу, когда край пропасти был уже близок.

К концу 1955 года все немцы вернулись в Германию, и соблазна остаться в СССР ни у кого, даже у обласканных лауреатов, не возникло. В особняке Густава Герца поселились дети, а кресло барона фон Арденне передают друг другу по наследству директора Сухумского физтеха, чтобы предаваться в нем высоким думам…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.