POST-SCRIPTUM

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

POST-SCRIPTUM

Мы писали год тому назад, что не считаем г. Милюкова вождем. Теперь приходится поправиться: если в рядах конституционных демократов на кого-нибудь можно указать, как на «вождя», так это на г. Милюкова. Это признается молчаливо его партией. Соперников у него нет.

Князь Е. Трубецкой попытался было противопоставить свой авторитет авторитету г. Милюкова и потерпел поражение. Князь слишком рано обнаружил свои реакционные симпатии, слишком грубо проявил суверенное презрение философа-идеалиста ко всяким демократическим обязательствам, – и оказался вынужденным уйти из партии.

Г-н И. Петрункевич, с расчетом или поневоле, все время держится в тени и выступает из нее на свет вовсе не с таким успехом, который давал бы ему право на роль лидера. В ноябре прошлого года, на земском съезде в Москве, г. Петрункевич объявил себя революционером и протягивал руку крайним партиям. И неожиданным образом оказалось, что именно в это время гр. Витте, игнорируя съезд, приватно сносился с г. Петрункевичем по телеграфу. Земский съезд не шел достаточно торопливо навстречу министерству, – и в московской печати неожиданно появилась приватная телеграмма гр. Витте к тверскому революционеру. Не для того ли, чтобы подтолкнуть съезд направо? Так, по крайней мере, предполагали. Но г. Петрункевич отстранил всякие подозрения: в появлении телеграммы оказалась виновата нескромность одного из его политических друзей. Известно, что у глубоких дипломатов всегда бывают нескромные друзья и что их нескромность оказывает подчас совершенно неоценимые услуги. В Государственной Думе г. Петрункевич дебютировал предложением высказаться за амнистию, и закончил свою роль тем, что за несколько дней до роспуска Думы внес от имени к.-д. партии против умеренного проекта трудовой группы и умереннейшего проекта аграрной комиссии, третий, неумеренный по трусливости, проект обращения к крестьянству. При этом тверской «революционер» неожиданно обрушился на трудовиков и дал повод своим политическим противникам утверждать, что весь этот неблагодарный выход был предпринят г. Петрункевичем исключительно для того, чтоб зарекомендовать себя в Петергофе с лучшей стороны. Видеть ли во всех этих действиях старого тверского лидера мелкую хитрость или крупную простоту, он в обоих случаях оказывается обреченным на второстепенные роли.

Г. Родичев? Но он, конечно, и сам не считает себя вождем. Это неутомимый оратор партии. В его речах нередки счастливые обороты, даже пафос. Чего в них, однако, нет, совершенно нет, так это ясной политической мысли, ибо она достается в удел лишь тому, кто твердо знает, чего хочет. Конечно, г. Родичев – не вождь, и он, наверно, легко утешается в этом тем соображением, что он – трибун.

Меньше всех на роль вождя своей партии может претендовать г. Струве. За последнее полугодие он энергично, но безуспешно боролся с равнодушием читателей. Есть, очевидно, предел, за которым политическая бесхарактерность и нравственная беспринципность уже не находят сочувственного отклика, – г. Струве переступил этот предел. В его политической психологии не осталось ни одного живого места: нет принципа, который был бы ему дорог, нет обязательства, которое имело бы над ним власть. Вот почему и сам он никому не может быть «дорог» и ни над кем не может иметь «власти».

Уже один метод исключения приводит нас, таким образом, к выводу, что действительный вождь – это г. Милюков. Он редактор центрального органа партии, вдохновитель центрального комитета, закулисный инструктор думской фракции, словом – вождь…

Что же делает г. Милюкова вождем той разношерстной коалиции, которая считала себя одно время, а может быть, считает себя и сегодня сильнейшей политической партией России? Что делает г. Милюкова вождем? У него нет ни ясного представления о путях революционного развития, ни ясного плана действий. В чем же его сила? Исключительно в том, что он учит свою партию брать революцию измором, отписываться от ее запросов и отсиживаться от ее событий. Парламентарный режим в России неизбежен. В конце концов он установится. Вся задача лишь в том, чтобы с достоинством выждать его установления. В разрешении этой задачи г. Милюков незаменим.

То, что называется конституционно-демократической партией,[169] состоит из разных социальных элементов, захваченных в разные моменты их политического развития. Так как дальнейшее самоопределение отдельных слоев и групп неизбежно вносит разложение в партию, объединяющую земца, мещанина, интеллигента и зажиточного крестьянина; так как вопросы тактики больше всего способствуют политическому самоопределению, – то уж одно чувство партийного самосохранения диктует кадетам тактику воздержания от тактики. Г. Милюков умеет оформить это воздержание, как никто другой. Если такое умение делает вождем, то г. Милюков – несомненно политический вождь.

Место вождей такого типа, как г. Милюков, преимущественно за кулисами политики: путем тонкой внутрипартийной дипломатии, личных комбинаций и шахматных ходов они оформляют воздержание от действий. Их задача не в том, чтобы использовать революционную ситуацию, а в том, чтобы обезопасить свою партию от революционной ситуации. Им кажется, что из всех противоречий можно найти выход, стоит только соответственным образом формулировать вопрос. Искусство охранения единства партии сводится для них к искусству составления резолюций, устраняющих разногласия; политический вопрос для них решается посредством словесного оборота. Хотя они любят противопоставлять свою «практическую» политику революционному доктринерству социал-демократии, но на самом деле вербализм, «словесность», составляет сущность их политического мышления. Если возник конфликт по вопросу: Государственная Дума или Учредительное Собрание, можно решить так: Государственная Дума с учредительными функциями. По вопросу об одной или двух палатах можно дать всем членам партии свободу исповедания. Г. Милюков, вероятно, неистощим в такого рода комбинациях, – и именно это делает его вождем.

Но политика была бы презренным искусством, если б она могла быть сведена к искусству слов. К счастью, этого нет. Против такой политики составляют заговор самые страшные враги: факты. Революционные события гораздо нетерпимее революционных партий. Они в день, в час разрушают кружевную работу, на которую ушли месяцы. Они сшибают лбами живые тела, имена которых искусно объединены в программных резолюциях. Они ставят знак смерти на вчерашних политических вождях.

В партии г. Милюкова есть элементы, которые идут к революции, и есть элементы, которые уходят от нее, – не столько собственно в партии, сколько под партией. Г. Милюков главенствует дотоле, доколе задача «вождя» сводится к тому, чтобы скрывать от двух частей партии противоположные направления их развития. Но теперь, после краха тактики, рассчитанной на мирное обновление через Думу, революция должна напрячь это противоречие до полного разрыва. Ждать этого придется уже недолго.

Выдающийся историк русской культуры в своем очерке развития раскола следующим образом характеризует одну из его ветвей:

«Это направление (поповщина) разделило обычную судьбу всех средних направлений. Развиваться такое направление могло бы лишь в сторону одной из примиренных в нем крайностей. Будучи компромиссом между православием и беспоповщиной, поповщина могла приблизиться либо к государственной церкви, либо к более последовательной партии раскола. Но сближению с господствующей церковью препятствовало… прежде всего отношение к расколу духовной и светской власти. Примирение при данных условиях не могло состояться на условиях, которые бы удовлетворили обе стороны, и не могло быть поэтому искренним… Что касается сближения с беспоповщиной, этот исход был доступен только для более решительных. Таким образом, постоянно колеблясь между двумя крайностями и не решаясь остановиться ни на одной из них, поповщина была обречена вращаться в одном и том же заколдованном круге старых идей. Сколько-нибудь серьезные признаки внутреннего развития в ней не могли привести ни к какой значительной перемене, потому что результаты такого развития тотчас же выходили, в ту или другую сторону, из рамок этого промежуточного направления».

Эта характеристика поповщины, охватывающая, по указанию самого автора, все средние направления, не представляет собою ничего оригинального. И если мы находим интересным привести ее, так это только потому, что автором ее является не кто иной, как г. Милюков. Мы не знаем, какие выводы делает из нее г. Милюков для своей собственной политической позиции. Но вся она целиком – и вряд ли у г. Милюкова хватит решимости опровергать это – покрывается его собственной беспощадной характеристикой «всех промежуточных направлений».

Будучи компромиссом между монархией и демократией, привилегированными классами и народом, партия г. Милюкова могла бы приблизиться либо к государственной власти, либо к более последовательной партии революции. Но сближению с государственной властью препятствует прежде всего отношение к оппозиции самой государственной власти. Что касается сближения с революцией, этот исход доступен только для более решительных. Таким образом, постоянно вращаясь между двумя крайностями – между насилием справа и «анархией» слева – и не решаясь примкнуть ни к одной из них, монархический либерализм обречен вращаться в кругу изжитых политических идей. Внутреннее развитие невозможно для этой партии, – ибо результаты такого развития немедленно выходят, в ту или другую сторону, за пределы промежуточной позиции. А где невозможно внутреннее развитие, там неизбежно внутреннее разложение. Г. Милюков в недалеком будущем будет иметь удовольствие убедиться в правильности своего культурно-исторического обобщения на судьбе собственной партии. Что станется при этом с ним самим, с его искусством вождя, с его архивом резолюций, означающих все и ничего, мы не осмеливаемся предрекать.

Август 1906 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.