Эмансипация как провокация

Эмансипация как провокация

История

Начнём с того, что сказки о «вековом угнетении» — не более чем политическая пропаганда и ложь, придуманная политиками в своих многомудрых целях. Не было никакого угнетения. А если и было, то в совсем варварские времена, задолго до моногамии. И не женщин, а рабов и рабынь. Кто, кроме самой женщины, может решить, любить ей мужа или нет? Или, по мнению этих знатоков сексуальных отношений, нормальный мужчина в упор не знает разницы между любящей женщиной и бездушным телом? Кроме того, даже и в самые дикие времена существовали знатные женщины, пользующиеся куда большей свободой, чем большинство населения, не говоря уж о всемогущих единовластных правительницах. А к тому времени, когда в больных головах озабоченных знатоков появилась идея тотальной эмансипации, всё это вообще было преданьями старины глубокой. К тому времени оба пола вдохновенно сотрудничали в целях борьбы уже не за выживание, а за обогащение. Вдохновенно, как в анекдоте — папа любит маму, мама любит сынулю, сынуля любит хомячка и т. д. Вот такая семейная любовь. И такое же, только с обратным знаком «угнетение» и «эксплуатация», если этими звонкими словечками можно выразить обычные, сочетающиеся с любовью, обязанности — защита, забота, содержание. Именно такого рода эксплуатации подвергался мужчина женщиной. Ещё раз — мужчина женщиной, а не наоборот. Что же касается браков по расчёту, этого грязного пятна на стерильной человеческой истории, то мужчину частенько женили точно так же — не спрашивая. Циничная хитрость подхода теоретиков эмансипации заключалась в том, что личные семейные проблемы, обобщив, сделали социальными, а мужчин и женщин, противопоставив, — врагами. Ибо как ещё должны относиться угнетаемые к угнетателям?

Верхом наивности было бы думать, что женщины могли быть свободны, когда всё общество было основано на насилии, от которого страдали и мужчины тоже. Само собой, женщина всегда была на подчинённом положении, и ещё раньше — физической собственностью. Но её не «угнетали», ею пользовались, что самих женщин, разумеется, вполне устраивало. Потому что кто будет защищать женщину посреди беспрерывного насилия? Кто будет её кормить посреди беспрерывного голода? Кто её любит и ею обладает. И такое обладание женщине — счастье, потому что альтернатива… Но не будем о грустном.

Веселее было бы послушать теоретиков «раскрепощения» женщины, которые очевидно считали, что женщину нужно было защищать и содержать просто потому, что она святая. Разжигая в читательницах обиду на «угнетателей», хитрозадые теоретики и знатоки женской психики одновременно раздували и эгоцентризм слабого пола, чувство исключительности и права на особенное к себе отношение. В их многотомных изысканиях и душераздирающих баснях, выборочно понадёрганных из истории, были такие ужасы, что волосы дыбом вставали. Но как известно, чем наглее ложь, тем больше хочется в неё верить. И впечатлительные современники, а особенно современницы, так прониклись, что и до сих пор не могут думать о женщине иначе как о вечной жертве своей тяжкой доли. В той теоретической писанине было всё, от издевательств над женщинами до надругательств над женщинами. Не было только издевательств и надругательств над мужчинами, кои составляли остальные 90 % человеческой истории. И не было счастливых и довольных женщин. Их постарались не заметить, дабы не портить картину.

Настоящее

Ещё смешнее, что все эти фокусы в конечном итоге привели к тому, что освобождённую от опеки мужчины страдалицу так нагрузили работой, что эта доля превратилась в просто невыносимую! В конечном итоге освобождение женщины стало перманентной задачей эмансипированного общества. И задача эта становилась всё сложнее. Парадоксальным образом, чем больше общество её освобождало, тем сильнее женщина нуждалась в освобождении. Теоретики и практики эмансипации, как первые ученики, взяли пример со строителей коммунизма в отдельно взятой стране — у тех, как известно, было так — чем больше его строишь, тем сильнее в нём классовая борьба. Вот и тут тоже. Молчаливое, но упорное сопротивление классовых врагов женщины в лице реакционно настроенных, патриархальных, собственнических мужчин, никак не слабело. Всё-то они хотели заграбастать несчастных женщин. Поэтому бескомпромиссная борьба с социальным неравенством женщины, её приниженным положением, её постоянной и всё углубляющейся дискриминацией и в семье, и в сфере занятости, и в политике, и в науке, и в искусстве, и везде где только можно, навсегда захватила сердца и умы культурной и политической элиты «цивилизованных» стран. Причём упор делался как раз на экономической зависимости женщин, в чём, и надо заметить довольно правильно, они углядывали корень зла. Своим вульгарным материализмом они засекли и сумели подрубить под корень саму любовь, что навевает мысль, что эти борцы вовсе не такие уж скудоумные, как могло показаться. Скорее, это некое коллективное воплощение самого Разрушителя! Но от таких обобщений мы, пожалуй, всё же воздержимся.

А самое смешное, что многие женщины вовсе не хотели независимости, понимая, что это не только ответственность, но и большой, просто невообразимый геморрой. Но их дружно затравили адепты «нового времени», «прогресса», «сексуальной революции» и «современного матриархата», что вообще-то напоминало массовую шизофрению.

Конечно, было бы несправедливо огульно грести всех одной гребёнкой. Не только многие женщины, но и многие мужчины понимали и понимают нелепость происходящего, организуя очаги интеллектуально-домашнего сопротивления. Но они стыдливо опираются на семейные ценности, архаичные традиции или права отцов, которых самые передовые женщины вообще перестали считать за людей. Сама же идея эмансипации остаётся чем-то святым и непорочным. Неприкасаемым даже.

Заговор

Тут, наверное, к месту будет поинтересоваться — а зачем понадобилось такое разрушение общества? Конечно, из самых лучших побуждений. А какие ещё у политиков могут быть побуждения? Не власть же и деньги. И не создание же на пустом месте взбудораженных масс, необходимых для этого? Так что природу самых лучших побуждений мы оставим за рамками. Будем считать, что ими двигало стремление к всеобщему счастью.

Собственно, мужчины эти просто перехватили инициативу у самих женщин. Первым двигателем эмансипации были, разумеется, несчастливые женщины, и если бы всё пошло своим медленным естественным путём, вероятнее всего результат был бы совсем иным — умеренным, сбалансированным и гармоничным. Но женскими идеями воспользовались к их, и нашей, общей беде. И идеи, и самих женщин подхватили и понесли, гордо держа над головой во имя светлого будущего и гуманизма.

Если трезвым взором вникнуть в суть того, что произошло, то надо признать — провокация удалась на славу и принесла именно те плоды, которых от неё ждали провокаторы. Эмансипация — лекарство от физической, абсолютной власти, будь-то собственность или подданные. Всё это, как мы видели, произошло задолго до «эмансипации женщины». Сохранилась только полигамная, гаремная отрыжка физического владения — семейное правовое неравенство. Эту отрыжку и следовало аккуратно вылечить, сохранив главное — отношения любви и собственности в семье. Предоставив женщинам гарантию от предвзятого отношения, от издержек неудавшегося брака и разочарований преданной любви, общество надолго решило бы проблему злоупотреблений власти — как в государстве, так и в семье. Предоставило бы возможность любви освободиться от своих варварских корней, как в своё время произошло с деньгами. И, как и деньги, любовь возможно сыграла бы в обществе новую роль, открыла какое-нибудь реальное чудо, по типу того, что явили нам символические деньги.

Но вместо всего этого, возбудив доверчивое женское сердечко кровавыми баснями о домашних деспотах, тиранах и извергах, подстрекатели бабьего бунта оторвали его от «грубого вонючего парнокопытного» и бросили на произвол судьбы. Власть мужчины была подорвана на корню.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.