I.

- Двадцать первого года.

- Двадцать третьего.

- Двадцать пятого я.

За окном первое солнце, обильная капель; у ворот жмурятся жирные интернатские коты; агрономша Сухих, отложив книгу, спускается кормить голубей. Образцово-показательная бабушка Марья Кирилловна быстрым молодым движением задирает халат и показывает мне «килу» - опухоль на боку. Не жалоба, но похвальба, - изрезанная вся, а вот живу! радуюсь! смотрите-завидуйте!

Старушку делает платок; без платочка - была бы пожилая дама: все на месте - стройная, ироничная, острая в разговоре. Восемьдесят восемь лет.

- Мы с Марьей Александровной надеемся дожить до девяноста.

- Ну и до ста, - говорю я не очень уверенно. - Почему бы и нет.

- Нет, - спокойно возражает, - это лишнее. Дураками жить не надо. Но до девяноста нам хотелось бы - потому что уж какая тут хорошая жизнь, и мы тут все собрались добропорядочные бабушки.

Выпрямившись, Мария Кирилловна поет: «Нам песня строить и жить помогает», - и слегка марширует. Она поет песню до конца. Голос у нее отменный - насмешливый, сильный и молодой. Почти девичий.