Мартин Макгиннесс

Мартин Макгиннесс

«Какое местечко», – подумал я про себя, когда прибыл в Стормонт[326]. Едешь мимо огромных газонов и великолепной бронзовой статуи Карсона[327], лидера юнионистов, излучающего неповиновение. Везде, куда ни взглянешь, видны признаки британской империи: огромный призрачный фронтон, окаймленный мраморными пальметтами; потолки, окрашенные в нежно-голубой, терракотовый и серебристый. Лев, единорог и девиз «Honi soit qui mal y pense» («Да будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает»); красные кейсы; кресло спикера; посвящения тем, кто погиб за короля и отечество. Но если пройти вниз по мраморному коридору и затем подняться на три пролета вверх по лестнице, то можно увидеть нечто странное. «Crinniu ar siul bain usaid as an doras eile», – рявкает на гэльском языке надпись на двери, требующая не вмешиваться в частную жизнь.

За ней сидит кудрявый блондин в свитере, который всю свою взрослую жизнь, по его признанию, занимался террором с целью свергнуть власть Британии над Северной Ирландией. Он почти преуспел в уничтожении Королевской вспомогательной полиции Ольстера. Он добился освобождения из тюрем сотен террористов. Этим утром он ведет словесную баталию по вопросу, имеют ли юнионисты право вывешивать флаг Великобритании на этом здании, где, если и когда администрация вернется, он снова будет министром образования[328]. При этом от насилия он не отречется и не сдаст ни одной единицы оружия.

Одни считают Мартина Макгиннесса ангелоподобным дедушкой и фанатом рыбной ловли на муху, человеком религиозных убеждений, который достиг руководящей должности в партии Шин Фейн / ИРА благодаря своей очевидной честности и который просто убедил их пойти на существенную уступку и сдать оружие на проверку. Для других он – capo di tutti capi, крестный отец ИРА, бледноглазый убийца. По словам историка ИРА Кевина Тулиса, «никто из ныне живущих не представляет бо?льшей угрозы для британского государства, чем он».

Он очень дружелюбно приветствует меня, и его очарование, возможно, отчасти объясняет хроническую уступчивость британского правительства при общении с ним. На стене висит поэма о смерти Мейред Фаррел и детские каракули во славу Шин Фейн.

Не чувствует ли он себя потерянным в окружении символов британского правления? С какими ощущениями он ходит каждый день на работу под салютующим Карсоном и каково это быть членом британского правительства? «Нет, фактически – фуктически – я никому не присягал, кроме народа, который меня избрал». Но это все-таки часть Великобритании, не так ли? «Ну, британцы – братанцы – говорят, что да, но мы хотим изменить это». Да ладно вам, Мартин. А жалованье вашим чиновникам платит Лондон или Дублин? «Зарплату, конечно, платит администрация при значительной субсидии от британского правительства». А что, если вы не будете пользоваться автомобилем и водителем, оплачиваемыми нами, британскими налогоплательщиками? «Никаких “что если“. У меня будет автомобиль. Мне не нужен БМВ. Мне не нужен “мерседес”. Мне нужен всего лишь нормальный автомобиль, ничего особенного».

Что было самым лучшим за восемь недель вашей работы в правительстве, прежде чем Мэнделсон закрыл Ассамблею[329]? «Я объявил о крупнейшей в истории севера Ирландии программе школьного строительства в размере ?72 млн на строительство новых школ». И ручаюсь, тратить британские денежки было в удовольствие, да? Спрашиваю я человека, который получал пособие по безработице и в то же время пытался свергнуть британскую власть. «Да, ха… ха… ха», – смеется он.

Удивительно. Сын мясника из Богсайда[330] ведет кампанию против экзаменов 11-плюс[331], которые сам когда-то не сдал. Он против интеграции с Европой. «Мы против общей европейской армии, вот против чего мы», – говорит он и фыркает при мысли о соглашении между Шин Фейн и тори. Он и на Даунинг-стрит и одновременно вне. Он проник в высшие круги британского истеблишмента. Он проложил себе путь к власти бомбами. «У вас нет ощущения триумфа?» – спрашиваю я его. «Триумфа? С какой стати? Вы должны понять, что мы – ирландские республиканцы. Мы хотим добиться одного – покончить с британским правлением на Севере и образовать республику из 32 округов».

Мама Мартина Макгиннесса родом из Донегала. Его отец работал в литейном цехе. Будучи вторым по старшинству сыном в семье с шестью детьми, он впервые столкнулся с сектантскими предрассудками при попытке получить работу в местном гараже. Как только выяснилось, что он ходил в местную католическую школу, собеседование закончилось. Он участвовал в боях в Богсайде в 1969 году. В 1971 году как «офицер», командующий бригады ИРА в Дерри, он начал уничтожать сердце родного города. К тому времени, когда он со своими товарищами закончил свое дело, из 150 магазинов Лондондерри целыми остались всего 20.

Затем 20 января 1972 года наступило «Кровавое воскресенье»[332]. Согласно источнику из спецслужб по кличке Наказание, первым выстрелил из автомата Макгиннесс в жилом квартале в районе улицы Россвилл, что вынудило британского десантника ответить огнем. «Это опроверг другой британский солдат, дававший показания на суде». Но вы там были? «Я просто проходил мимо, как и тысячи других». Но вы в тот день не стреляли? «Все это полный бред».

Фактически Шон О’Каллаган утверждает, что осведомитель Наказание ошибается, а Макгиннесс говорит правду. «Ха», – смеется Макгиннесс над идеей поддержки со стороны О’Каллагана, одного из руководителей ИРА, который стал информатором и спас многие жизни. Если Шон говорит, что это правда, значит, это ложь, разъясняет Макгиннесс. «Какую замечательную личность вы мне цитируете. Он поставил себя в страшно трудное положение. Я уверен, что любому, кто родился на острове Ирландия, даже в таком месте, как Керри, трудно жить в таком месте, как Англия». Это звучит по-гангстерски. Почему Шон должен бояться? «Я имею в виду, если он рискнет пройти по главной улице в Трали, то не дам и двух пенсов за то, что он достигнет ее конца». Шон О’Каллаган говорит, что встречался с вами десятки раз и обсуждал планы террористических операций. «Я постоянно с ним встречался? По-моему, я виделся с ним пару раз в штаб-квартире Шин Фейн в Дублине, но, думаю, Шон – это уже прошлое».

После «Кровавого воскресенья» британское государство в Северной Ирландии находится в состоянии осады. В 1972 году было убито 500 человек, включая 150 членов сил безопасности. Охваченный паникой Уилли Уайтло[333] бежал от Временной Ирландской республиканской армии к Полу Чэннону[334] в его дом на Чейни-Уок. Интересно, именно после этого Макгиннесс впервые почувствовал нерешительность британского государства? «На тот момент мне был 21 год, и я ни в коем случае не ожидал, что войду в состав делегации для встречи с британскими министрами в Лондоне. Для меня это было абсолютно нереально». Макгиннесс выступил только раз. Он сцепился с Уайтло относительно «Кровавого воскресенья». Переговоры ничего не дали. Взрывы бомб и убийства продолжались.

Я пытаюсь объяснить, почему, еще ребенком, я возненавидел ИРА и почему так чудовищно то, что террор вознаграждается. «Но если следовать этой логике честно и справедливо, вы должны признать, что последние 30 лет британские силы безопасности прибегают к террористическим методам». «Да перестаньте», – говорю я. А он, как обычно, возвращается к «Кровавому воскресенью». «Я родом из города, в котором британская армия убила 14 человек и многие получили ранения. Но, помимо этих жертв, только в этом городе британская армия поубивала десятки людей в других местах». Но как вы можете говорить, что те выстрелы под влиянием момента морально соизмеримы с тем, что ваша организация творила с тысячами невинных граждан в Ольстере, Уоррингтоне, Манчестере и Бирмингеме? «Думаю, что жители Дерри думают иначе, чем вы, и в этом ваша огромная проблема». Он полагает, что я испытываю сентиментальную гордость за британскую армию, и снова рассказывает о том, что пережил в 1969 году, когда армия открыла стрельбу по его друзьям. «Только представьте себе, какое впечатление это оказало на 18-летнего парня из Богсайда».

В нашу предыдущую встречу с Макгиннессом пять лет назад в его засиженной мухами штаб-квартире на Кейбл-стрит в Лондондерри я спросил его, является ли он членом ИРА, он ответил отрицательно, поэтому сейчас я снова задаю ему этот вопрос.

«Я никогда не отрицал, что принимал участие в сопротивлении против британского правительства на севере в течение последних 30 лет. Я всегда был открыт в этом вопросе». Так что вы не отказываетесь от того, что сказали в январе 1973 года в специальном уголовном суде в Дублине, когда вас задержали рядом с автомобилем, в котором находилось 115 кг взрывчатки и 5000 патронов? Я зачитаю: «Я – член бригады Воинов Ирландии в Дери, и я очень, очень горжусь этим. Мы сражались против убийц моего народа. Многих моих товарищей арестовали, пытали или убили. Некоторых из них британские солдаты застрелили, хотя те были безоружные. Мы твердо и искренне убеждены, что как ирландцы мы выполняем свой долг». Наступила долгая пауза. Макгиннесс крякает и говорит: «Я не стыжусь ничего, что делал в прошлом». Вы прибегали к насилию? «К насилию прибегают все. Британские солдаты прибегают к насилию». Вы несете ответственность за чью-либо смерть? «Считаю, что мы все несем ответственность за смерти людей». Стреляя из винтовки? «Пейсли[335] стрелял словесными пулями, которые заставляли людей браться за оружие». На ваших руках есть кровь? «У нас у всех она есть, у всех. Мы все несем ответственность. Если вы меня спрашиваете, например, бросил ли я камень, который попал солдату в голову, и пролил ли его кровь во время сопротивления британским военным в ходе осады Дерри, или бросил ли бутылку с зажигательной смесью в члена Королевской вспомогательной полиции Ольстера, или сделал ли выстрел, который убил солдата, – вы знаете, ради чего вы меня это спрашиваете? В чем смысл вопросов?»

А смысл в том, чтобы понять, вы по-прежнему убийца или все осталось в прошлом? «Я не думаю, что Дэвид Тримбл[336] встречался бы со мной, если бы не считал бы нас реальной силой», – говорит он. Да и Блэр или Клинтон тоже не встречались бы. Но вы все-таки вернулись к насилию после «прекращения огня». Я помню бомбу в Доклендзе[337]. «Ну, этот взрыв устроила ИРА. Это не Шин Фейн». Шон О’Каллаган говорит, вы должны были знать о бомбе. «Как можно верить словам того, кто не был в Ирландии в течение 15 лет?»

Так война окончена? «Это вопрос подняли юнионисты-отрицатели». Послушайте, у вашей организации дурная слава: вы взрываете людей. Война окончена? Он начинает отвечать совершенно о другом, как следует судить людей по тому, какими они вам кажутся. Я его прерываю. Окончена ли война, да или нет? «Я вот что скажу. Я не верю, что ИРА когда-нибудь скажет, что война окончена, потому что это требование юнионистов».

Мартин Макгиннесс не позволит себе выглядеть проигравшим; с какой стати? Но все же я ухожу от него, лучше понимая, почему одно за другим британские правительства приходили к решению, что, несмотря на его прошлое, он человек, с которым можно иметь дело и который вместе с Адамсом владеет ключом к миру. В долгом противостоянии воль он выиграл, а британское правительство молчаливо признало собственное поражение. И сейчас лучше всего уповать на то – и несмотря на моральное банкротство еще не все потеряно, – что «мирный процесс» будет развиваться, администрация вернется и Мартин и ему подобные утратят свой инстинкт к террору и обнаружат, какое это удовольствие – тратить деньги налогоплательщиков на школы и ездить в «роверах», оплаченных государством, которое они намеревались уничтожить.

20 мая 2000 г., The Spectator

Данный текст является ознакомительным фрагментом.