Цепи художника

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Цепи художника

«Мы во всю мочь спорили, очень сильно напирая на то, что у немцев железная воля, а у нас её нет — и что потому нам, слабовольным людям, с немцами опасно спорить — и едва ли можно справиться».

Так начинается повесть Николая Семёновича Лескова «Железная воля». Её герой, немецкий инженер Гуго Пекторалис, в России разорится и в конце концов погибнет из-за своей непреклонной немецкой воли, из-за упорства и методичности.

А представьте себе, что Лесков живёт в наши дни. И вот он решил написать повесть, используя всё тот же приём. Вряд ли он стал бы писать о немцах, современных безвредных и беззубых немцах, давно закопавших свои боевые доспехи под Бранденбургскими воротами. Скорее всего, Лесков сделал бы героем… китайца.

Ведь о возможной войне с великим восточным соседом у нас давно пишут, давно предсказывают и наше неизбежное поражение, не военное, так демографическое или экономическое.

И вот появляется повесть о железной китайской воле или о непревзойдённом китайском трудолюбии какого-нибудь предпринимателя из Поднебесной, которого эта воля и это трудолюбие губят.

Кто бы её напечатал? Опять-таки малотиражное, презираемое либералами националистическое издание, которое даже в сообщество «Журнального зала» не пускают.

Я очень хорошо понимаю, как легко оскорбить национальное чувство, как можно больно и несправедливо обидеть человека, высмеяв его отечество, его народ.

Ещё в детстве я читал изумительный очерк Александра Ивановича Куприна «Листригоны». Читал, но бросил, как только наткнулся на оскорбительное слово «русопеты».

Куприн будто поддакивал балаклавским грекам, высокомерно, с презрением говорившим о гибели в море артели «каких-то белобрысых Иванов».

После этого я несколько лет не мог видеть книги Куприна. Мне легко представить чувства еврейских, чеченских, немецких, польских читателей.

Но разве эта ситуативная русофобия хоть в чём-то умаляет талант автора «Листригонов»? Разве антисемитизм Достоевского мешает нам ценить его дар? Разве не прощаем мы Гоголю самые чудовищные слова? Прощаем, потому что только мы, читатели, и должны быть терпимы, толерантны. Художник не может быть толерантен по своей природе.

Искусство не отражает жизнь, но создаёт реальность, столь же богатую и сложную, как сама жизнь. А жизнь не оставляет места толерантности.

История человечества полна крови, ненависти, преступлений. Их можно осуждать, но нельзя предавать забвению. В наше время ничто не изменилось, не изменилась же человеческая природа со времён Сервантеса и Шекспира.

Зато изменилась литература, тяжкие вериги политкорректности сковали художника. Я не только о России говорю. Как сложилась бы судьба Уильяма Шекспира в современной Англии?

Разве он не загубил бы на веки свою репутацию одним лишь «Венецианским купцом»? А что скажут мусульмане, если не «Отелло», защищённый бронёй бессмертной славы, а пьеса молодого малоизвестного британского драматурга будет оканчиваться такими словами:

В чалме злой турок бил венецианца

И поносил Республику, — cхватил

За горло я обрезанного пса

И поразил вот так.

Кто такую пьесу поставит? И что скажут критики?

Ни современная русская, ни современная западная литературы не подарят человечеству новых гениев, потому что гений не знает запретов, условностей, законов. Он воистину по ту сторону добра и зла. А наш мир накладывает на писателя слишком много ограничений.

Впервые опубликовано на сайте Частный корреспондент (www.chaskor.ru)