Между Хиддинком и Балабановым

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Между Хиддинком и Балабановым

На днях околокремлевские мудрецы во главе с Глебом Павловским озаботились состоянием нашего ТВ, где нет ни прямого эфира, ни свободных дискуссий, ни, страшно сказать, достойного телеформата для нового руководства страны. Ощущение такое, будто реинкарнированный обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев, призывавший Александра III подморозить Россию, решил при свежем монархе Николае II возглавить оттепель. Впрочем, пока оттепель не наступила, порассуждаем об одной тенденции российского голубого экрана.

Даже в такой зарегламентированной сфере, как сегодняшнее ТВ, дух реет где хочет. Просто нужно знать места. Кто бы, скажем, мог подумать, что единственной по-настоящему дискуссионной передачей станет эстетский «Закрытый показ»? Разговор о фильме «Груз-200» стоит всех имеющихся аналитических форматов вместе взятых. Балабановское исследование распада личности, совпавшего с распадом государства, никого не оставило равнодушным. Родина-мать предстала в фильме не лакированной картинкой букваря, а глупой поруганной девчонкой в беленьких носочках. Этот непривычный ракурс вызвал невиданный всплеск свободы слова, завершившийся едва ли не мордобоем. Александр Гордон упрекал режиссера в отсутствии совести, Сергей Говорухин – в шизофрении, Юрий Лоза – в маразме. Андрей Смирнов грозился не подавать руки невнятному критику Матизену, Любовь Аркус сравнила Светлану Савицкую с завучем, которая душит все живое. И ведь не в пустоте люди сражаются, а пытаются ответить на главные вопросы.

А вот другой пример. Безнадежно теребя пульт, вдруг натыкаешься на канале «Вести-24» на невообразимое – прямую трасляцию из Питера «круглого стола» на тему: «Что такое Россия? Разговор на неэкономическом языке». Очень давно не приходилось слышать по ТВ столь внятной речи, которую произнес Вадим Волков, проректор по международным связям Европейского университета Санкт-Петербурга. Он полагает, что одна из ключевых слабостей России – зависимость от статуса и престижа, потому что средства, пущенные на эти цели, иррациональны. Волков вводит в оборот термин, который заставил меня подпрыгнуть от зависти. Постоянно кружу вокруг наших побед, которые порой не лучше поражений, неустанно пишу о евровидениях и майских парадах, а до «статусной иглы» не додумалась.

Или возьмем Евро-2008. Казалось бы, что такого революционного может быть в трансляции футбольных матчей? Но вот мы стали неожиданно побеждать, и появилась возможность считывания дополнительных смыслов. Феерическая игра наших с голландцами, как лакмусовая бумажка, проявила убожество повседневной телепродукции. Спорт, обернувшийся искусством (пронзительный сюжет о превращении маргиналов в лидеров; острая драматургия, построенная на подспудном конфликте между земляками и вчерашними единомышленниками – «нашим» Хиддинком и «ихним» Ван Бастене; совершенное эстетическое зрелище, усиленное превосходной операторской работой), – греза об идеальном ТВ. Шок был настолько силен, что из эфира вдруг вымыло всех профессиональных патриотов, от Никиты Михалкова до Михаила Леонтьева. Нас на мгновение оставили без пастырей, которые в случае поражения привычно глаголят о всемирном заговоре, в случае победы – о нашем первородстве.

Умные каналы обошлись без истерических комментариев, а просто давали в живом эфире живое дыхание ликующей Москвы, где люди сами, без лужковских массовиков-затейников, без направляющей роли «Единой России», праздновали триумф.

Жаль, что момент истины так короток. К финалу чемпионата каналы пришли в себя и окутали зрителей патриотизмом в особо крупных размерах. У меня есть верная примета – как только в заставках начинают выпеваться мантры на темы грядущих невиданных побед, жди поражений. Когда услышала по второму каналу слоган: «Там, где Россия, там победа», уже не сомневалась в том, что наша сборная продует Испании. Плохо на ТВ обстоит дело с идеологическим воспитанием масс, оно, воспитание, неизменно оборачивается пошлостью. Пока народ гулял по Тверской, а новостные выпуски лишь фиксировали сей процесс, была атмосфера счастья. Как только измученных футболистов привезли из аэропорта в студию к Андрею Малахову, разбавили мяукающими под фанеру звездами, припудрили спортивными комментаторами, получилась тоска и фальшь. Ее остро почувствовал Андрей Аршавин. Когда на него налетел нервный Малахов, одновременно поправляющий очки, пиджак и микрофон, Аршавин взорвался. Здесь семья из Новгорода, затарахтел пулеметной очередью ведущий, они назвали сына в вашу честь, это часто бывает? Не знаю, отрезал Аршавин, на всех детей денег не хватит.

Проблема героев в последние дни очень интересует впадающее в летнюю спячку ТВ. Сколько лет пели: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», – ничего не получалось. Но вот пришел крепкий немногословный мужичок Гус Хиддинк, человек другой цивилизации, существующей по законам нормальной прагматики, и получилось хоть что-то. Страну захлестнула эйфория гусомании, назовем это так. Тема интересная, но неожиданная. С одной стороны, многие телепрограммы фиксируют невиданный взлет устного народного творчества. Меня более всего порадовал сюжет в итоговом «Сегодня» с Кириллом Поздняковым, где некие родители придумали для своего сына имя Спарохид (спаситель России Хиддинк). С другой стороны, как-то нехорошо получается, что великую империю спасает голландец. Посему программа «Национальный интерес» с Дмитрием Киселевым спешит правильно расставить приоритеты: победа Хиддинка связана прежде всего с духом победы в нашей команде. Замечу, что речь идет о передаче, которая всякий раз устами своей главной героини Наталии Нарочницкой напоминает зрителям: Россия может быть либо империей, либо ее не будет вовсе.

Кстати, на мой вкус, Спарохид – великолепная аббревиатура для обозначения не только Хиддинка, но и других спасителей России. Правда, следует помнить, что не все они, как и рекламные йогурты, одинаково полезны. Возьмем, скажем, Романа Абрамовича, подарившего России великого Гуса. Вот уж кто истинный Спарохид, а о нем во дни побед даже не вспомнили. Только «Вести недели» показали олигарха в одном сюжете из Вены: сидит в уголочке, смущенно озирается, камеры боится. Было бы честней, если бы в заставках утробным, как водится, голосом вещали: «Там, где Абрамович, там победа», но электорат не поймет. Впрочем, иногда с телеобразами спарохидов происходят мгновенные метаморфозы. Еще вчера Чубайсом старушек пугали, на экран не пускали. А сегодня у него берет пространное интервью сам Сергей Брилев. И предстает Анатолий Борисович перед зрителями эдаким Добрыней Никитичем от энергетики, и величие от него исходит, как от плана ГОЭЛРО.

Одним словом, спасибо футболу за выплеск эмоций. Праздник окончился, все будет как прежде, по Балабанову. Закольцуем наши не вполне горестные заметы «Грузом-200», все-таки это самое сильное потрясение уходящего телесезона. Балабанов угадал про всех нас что-то глубинное, корневое, подпольное. Среди океана мифологем, знаков, символов фильма особенно поразителен один. Мать главного героя, мента Журова (даже не маньяка, а представителя иной, внечеловеческой общности), неотрывно смотрит телевизор. В соседней комнате – чистый Апокалипсис: трупы, насильники, грязь и морок. А мать, потягивая водку, не в силах отвести глаз от «ящика», где радостно голосят «Песняры» и мучительно пытается говорить угасающий генсек Черненко. Атмосфера вселенского равнодушия (ко всему, что не относится к спорту) на фоне вечно включенного телевизора, неутомимо производящего счастье то в виде «Песняров» с Черненко, то в виде Димы Билана с двумя президентами, – лучшая из возможных метафор не только советской, но и постсоветской цивилизации.

4 июля

Данный текст является ознакомительным фрагментом.