Керала, Второй контракт

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Керала, Второй контракт

Август

В августе соглашаюсь на второй, ставший последним, контракт. Керала – самый южный, самый богатый и самый грамотный штат Индии. В аэропорту города Кочин меня встречают с именной табличкой. На табличке стоит моё имя в исковерканном виде и титул «мистер». Встречающий водитель удивлён, увидев мисс вместо мистера.

Я буду петь в круглом стеклянном ресторане отеля, который находится прямо на заводи. Аппаратура, конечно, не такая, как в Мумбаи, но сносная. Петь в неё можно. Посреди ресторана бьёт фонтан, выложенный голубой мозаикой. Задняя стенка сцены стеклянная. Сквозь неё открывается вид на затон.

В этом месте встречаются река и море. Воды смешиваются и образуют подсоленную заводь, со своим пресно-солёным миром. В нём живут странные животные, например, гигантские пресноводные креветки. Эти креветки до нереальности люминесцентно-голубые. По затону плавают сиреневые цветы—кочевники. Их корневая система ни к чему не крепится, и они просто перемещаются по течению. Иногда мимо отеля проплывают целые сиреневые поля.

В первую же неделю, как всегда, совершаю поездку по достопримечательностям Кочина. Керала – родина Аюрведы. В переводе с санскрита «Аюрведа» означает «знание жизни». Наука насчитывает более пяти тысяч лет и во главе угла ставит гармонию и баланс души и тела. А знания передаются от отцов к детям, из поколения в поколение. В Керале множество аюрведических клиник и частных врачевателей. На каждом шагу здесь делают массаж, и почти каждый магазин продаёт всевозможные зелья.

В Кочине делают знаменитые мелко нарезанные остро-солёные закуски «вырви глаз».

У каждого индийского штата свой язык. В Махараштре – марати, в Тамил Наду – тамил, в Гоа – конкани и так до бесконечности. Язык Кералы – малайалам. Почти все говорят на английском и далеко не все на хинди. По этой причине я хинди и не выучу.

Из бизнес-района Ернакулам в форт Кочин ходит паром. На дебаркадере две кассы, мужская и женская. Это для того, чтобы женщины не стояли в одной очереди с мужчинами. Глядя на контингент мужской очереди, понимаю, что это хорошая идея. Плюс в женской очереди намного меньше народу.

Форт Кочин богат историей. В старину сюда переселились китайцы. От них остались китайские сети, похожие на верфи. Ими здесь до сих пор ловят рыбу. Сети великолепно смотрятся на закате! Туристы обожают их фотографировать.

Несколько позже прибыли евреи, оставив древнюю синагогу с очень хорошо сохранившимися оригинальными напольными изразцами.

Потом приехали голландцы. От голландцев остались форт и старое кладбище. В трещину одной из могильных плит голландского кладбища кто-то положил куриную лапку. Это уже похоже на Вуду.

Почти сразу у меня появляются новые друзья из самых разных стран Европейского союза. Их объединяет то, что они все – завсегдатаи ресторана, в котором я пою, и управляющие на местном заводе пластмассовых тазов и розеток.

Во время моего первого контракта в Бомбее я была избалована немецким менеджментом нашего отеля. Здесь, в Керале, в отеле с индийским руководством, царит атмосфера патриархата и меня пытаются строго контролировать. Это не по мне, поскольку я отношу себя к тому типу людей, которым для порядка и организации не нужны менеджеры.

Например, я говорю себе: «Надо выучить такой-то язык». Точка. Я беру самоучитель и выпускаю его из рук, скажем, через год, когда язык выучен до первоначально установленного, мною же, уровня. И мне для этого не требуются ректоры и наставники. Я сама стою у себя над душой лучше любого ректора.

То же самое касается моего поведения и морального облика. Считаю нужным – делаю, не считаю – не заставите. Да, это довольно анархические взгляды. Но я и не говорю, что они подходят всем.

Так или иначе, приходится провести ген-беседу с генменеджером:

– Сэр. Мне столько-то лет. Я приехала из почти что европейской страны, благословенной Раши. Где всем абсолютно наплевать на моё поведение. И я намереваюсь покидать отель и квасить, где хочу и когда хочу. Вы не сможете меня контролировать, как контролировали предыдущих филиппинских певиц. У меня университетское образование, – вворачиваю я. – Ноуван кен стоп ми, сэр.

И чтобы совсем застращать начальника, добавляю последний, совершенно убийственный аргумент:

– Плииииис… – голос звучит жалобно, брови собраны домиком. Должно сработать.

К счастью, сэр оказывается человеком умным. Он сразу понимает, о чём я говорю. Соглашается дать мне вольную и в последствии не жалеет об этом. Теперь я могу принять приглашение управляющих местного завода тазов и розеток съездить в Алапи.

Алапи – это деревня на берегу затона, в паре часов пути от Кочина. Там будут проходить ежегодные гонки снейк-ботов, или змеиных лодок.

Сезон дождей, очень влажно и жарко. Зелень такая молодая, что имеет салатовый цвет. Чёрная, смердящая вода затона кажется густой, как кисель. Так выглядят многие индийские водоёмы.

Собираются толпы народа. На пальмах развешаны красные флаги, плакаты и фотографии Ленина и Маркса. Вот так могла бы выглядеть Россия после изменения наклона земной оси. Алапи – место, где победили коммунисты. В «азиях» и «латинамериках» много таких мест. Пролетарии всех стран до сих пор видят спасение от контрастов только под сенью красного флага с серпом и молотом.

В Керале есть и православные церкви. Православие пришло сюда из Сирии. Здания церквей не по-индийски неброские и без излишеств. Просто корпуса из белёного бетона, с башенкой и крестом. Священники во время служб тоже одеты скромно.

В рукавах заводи уже «толпятся» туристические корабли, местные лодки, лодчонки и плоты. С палубы одной лодки тощие парни прыгают в воду. На палубе другой лодки тощие парни поедают руками рис с бананового листа. А на этой лодке усатый дяденька с характерным индийским брюшком, похожим на музыкальный бемоль, показывает сценки из национального театра Катикали. Дяденька бешено вращает глазами, сдвигает брови и пританцовывает. И могу сказать, что у дяденьки неплохо получается.

Начинаются гонки. Лодки узкие и длинные. В ширину на них помещается только один гребец, в длину – до сорока. Отсюда название «snakeboats» – змеиные лодки.

На воде они выглядят очень неустойчиво. И действительно, по ходу гонки лодки по очереди тонут. Из воды видны только головы гребцов, одна за другой, как буйки.

Скоро на поверхности затона остаётся всего несколько лодок. Похоже, что выиграет не тот, кто быстрее, а тот, кто дольше всех продержится на воде.

Под свинцовым муссонным небом Кералы я обгораю почти до кости и лишаюсь голоса. Придётся петь с хрипами и «кукареканьями». Мой контракт не предусматривает больничного.

Национальный праздник Кералы – Онам. Празднуется возвращение на землю, к своим подданным, доброго мифического царя Махабали. Во времена его царствования в Керале был Золотой век. В этот день женщины Кералы надевают белые хлопчатобумажные сари с золотой каймой, вплетают жасминовую гирлянду в волосы и качают друг друга на качелях.

Индийские женщины иногда могут быть такими красивыми!! Иной раз смотришь и думаешь: «Это уж слишком!» Даже не верится, что они настоящие.

Женский персонал отеля тоже меняет свою форменную одежду на Онам сари. И теперь в отеле безумно пахнет жасмином. Керальский жасмин – самый пахучий. Он просто сшибает с ног.

Онам празднуется только в Керале. Белый цвет во всей Индии считается цветом траура, а в Керале – торжества. Этот штат богат своей особенной культурой, отличной от культуры остальных штатов. И я решаю не отставать.

Белое сари с золотой каймой, жасминовая гирлянда в волосах. Короткая блуза, хоть и сшитая специально по мне, настолько узка, что по рукам перестаёт циркулировать кровь и они начинают отниматься. На зелёной лужайке в форте Кочин керальские девушки в таких же белых сари качают меня на качелях.

Как всегда, индийцы счастливы видеть иностранку в их национальной одежде. Дамы, работающие в моём отеле, заставляют меня надеть нижнюю юбку. Нижняя юбка в отеле полагается по форме. Как же удивлены дамы, увидев, что я ещё и не ношу рейтуз по колено. Эти рейтузы они называют трусиками и считают их незаменимой частью женского гардероба. Дамы хихикают и стыдливо прикрывают рот, а меня подмывает спросить:

– Над кем смеёмся? Над собой смеёмся! На улице тропическая жара, температура никогда не опускается ниже двадцати по Цельсию. На вас пять метров не продуваемой ткани, полотняная юбка по щиколотку и плотные рейтузы по колено…

Что поделать, другая культура. Хотя моя одежда и не слишком кричащая, всё же здесь она вызывает сильный резонанс. Мне даже зачитывают специальное постановление менеджера по персоналу: «Певица такая-то должна носить бюстгальтер», сноска: «поскольку персонал отеля обсуждает…»

Я никогда не носила бюстгальтер. Несколько раз покупала, но потом всегда забывала надеть. Такая вот интимная особенность. Бюстгальтеры со мной не дружат. Но постановление начальника для меня закон. Еду за бюстгальтером. Местные бюстгальтеры, все до одного, на вате, с эффектом увеличения груди. Покупаю самый скромный, и всё равно в нём я выгляжу куда более вызывающе, чем без него. Теперь мне и самой становится неудобно, и я выхожу из номера в лёгком палантине на плечах. Разговоры немного утихают.

Через некоторое время местная газета берёт у меня интервью, на следующий день я просыпаюсь знаменитостью.… В бизнес-районе Кочина Ернакуламе и так очень не много иностранцев, а тут ещё эта статья с фотографией… Меня начинают узнавать на улице и просить автограф.

Вслед за этим, по указанию руководства отеля, я даю ещё одно интервью. На этот раз местному телевидению. В течение получаса я отвечаю на тогда ещё ломаном английском на сладенькие, банальные вопросы ведущего. У меня совершенно пряничное выражение лица и доброжелательно-слабоумная улыбка.

В конце передачи я пою латин-поп-песенку «Pasadena» и «Falling in love with you» Пресли. Всё действие происходит на фоне проплывающих по заводи кустов. Передача до слипания приторная. Я изо всех сил стараюсь, чтобы её не увидели мои тазо-розеточники. Вслед за этим потянулась толпа местных папарацци…

Ведущий передачи преследует меня и предлагает съёмки с обнажёнкой. Многократно отказываюсь. В обиде он заявляет, что ему и наплевать, поскольку его индуистские родители всё равно не разрешили бы ему «жениться на русской».

Целые семьи ловят меня на улице и просят автограф. Некоторые пытаются познакомиться поближе. При отказе начинают плакать.

Прямо перед отелем вешают огромный щит с коллажем, на котором очень крупным планом изображено моё пряничное лицо, микрофон и бушующая в экстазе толпа. Щит гласит: «Из России с любовью. От кантри до рока».

Мне не дают прохода. Мне не скрыться от большой славы на маленьком пятачке. Местный композитор предлагает написать специально для меня рок-оперу. Я с ужасом отказываюсь. Он по-детски оскорбляется и рассказывает всем, что это он отказался со мной работать, потому что я плохая певица. То есть, у меня появляются недоброжелатели.

Всё, как полагается в мире большого шоу-бизнеса. Я испытываю на собственной шкуре тяжелое ярмо популярности. Как же легко прославиться в Индии! Теперь я покидаю отель, замотанная в шаль. Со временем пройдёт и это.

Наконец решаю заняться йогой и нахожу самую уважаемую учительницу в Кочине.

Моей тёзке и новой подруге по курсам йоги – сорок лет. Она из высшей касты в Дели, и у неё великолепные волосы.

– Я была профессором в университете, – говорит она, – но потом вышла замуж и стала заботиться о своей семье.

Раз в год индийская женщина должна голодать в течение суток. Делается это как жертвоприношение богам, но почему-то ради здоровья супруга. В тот день она всё равно пришла на йогу и жаловалась на головную боль от голода. Прочие дамы тоже жаловались…

Вскоре Анна приглашает меня на девичник в ближайший отель. Дресс-код – сари. У меня есть только белое, с праздника Онам. Но Анна из Дели, для неё это цвет вдовства, и она приносит мне своё, разноцветное. Чёрную бархатную блузу к нему покупаю я сама.

На празднике присутствуют очень уважаемые жены очень уважаемых мужей. Одна из них, жена начальника местной полиции, обещает мне покровительство в случае чего.

Я дарю Анне бинди от кутюр. Бинди – это та самая индийская точка на лоб. Она принимает, но потом сознаётся, что ей по касте не полагается. Я провела в Индии почти четыре года, но так и не разобралась в этих сложностях.

Сам праздник получается довольно скучный. Скорее, посиделки. Поели сладкого, попили безалкогольного, пофотографировались, посидели на стульях у стены. Порассказывали друг другу, как они провели выходные. С семьёй то, с семьёй это…

– А как ты провела выходные, – спросили меня, – у тебя же нет семьи?

– Ну, я выпила пива…

– О, май гуднесс!!! Анна дринкс бир!!!! (Анна пьёт пиво!)

– Анна дринкс бир!

– Анна дринкс бир?!

Они передавали это из уст в уста. Для них это нонсенс. Многие добропорядочные индийские дамы ни разу в жизни не пробовали алкоголя.

Как же хорошо, что я не объявила им, что, по факту, в прошедшие выходные я напилась в стельку. И плясала на столе у ирландского парня – менеджера тазов и розеток. И горланила русско-ирландские песни. И расплёскивала по комнате «Блэк Лэйбл». А может, «Джек Дэниелс». А Ирландский парень был нисколько не огорчён моим поведением… И подливал ещё, то ли «Блэк Лэйбл», то ли «Джек Дэниелс». Разве я сейчас вспомню?

Вообще, моё любимое – текила. Но виски я люблю тоже. Да и водку никто не отменял. Я вообще люблю выпить иной раз. Мы же русские люди! Но это особый момент алкогольного удовлетворения, когда напиваешься «Блю Лейбл», фор экзампл, или «Дом Периньоном». В Индии возможно всё! Не надо только бояться.

Вообще, страх – это самые тяжкие оковы для свободы. Я с ним борюсь, как могу. Но иногда он побеждает. Что уж поделаешь, я всего лишь человек.… Вот мои соседи по коммуналке, алкоголики, те ничего не боятся, они выше этой суеты. Да здравствуют Алкогольные Будды! И они здравствуют, без наших с вами вшивых пожеланий.… Вот такое лирическое отступление.

Пати, у того ирландского парня, удалось куда лучше, чем девичник. Были венгры, немцы, сам ирландец, две французские лесбиянки и я. Венгерка, тоже тазо-розеточница, приготовила рагу из венгерской колбасы с картошкой и паприкой, а также блинчики с корицей. Она любила готовить.

Ирландский парень рассказывал, как к нему подошел один из его подчинённых и попросил отгул на пятницу.

– У меня через две недели свадьба, – объяснял индиец, – хочу съездить познакомиться с невестой.

– Как?! Ты женишься через две недели, и ни разу не видел невесту?

– Нет.

– А что, если она тебе не понравится?

– Понравится, – уверенно отвечал парень.

Это важно для индийских родителей – активно вмешиваться в судьбу своих детей. Это в традиции. Позволяет чувствовать свою значимость.

Один индийский парень рассказывал, что его сестра сама нашла себе мужа. И хотя её избранник был из той же касты и с хорошим состоянием, родители её были очень огорчены. Огорчены, потому что обошлись без них и они никак не повлияли на выбор дочери. И теперь этот парень считает, что обязан дать родителям возможность устроить его собственный брак. Он чувствует долг перед родителями.

В Индии всё возможно.

Другой парень, венгерский тазо-розеточник, жаловался на приставания индийской девушки в магазине одежды. Девушка делала ему очень недвусмысленные предложения. Возможно, перед свадьбой с незнакомцем она решила, что называется, оторваться. Такое тоже случается в Индии. В Индии всё возможно.

Сама не видела, но говорят, что где-то в глубине Индии до сих пор жён сжигают вместе с умершими мужьями…

Рассказывали о трагедии в Раджастане. Там отец невесты должен оплачивать свадьбу. Если отказаться – отлучение от касты. Аут каст для индийца – хуже смерти. Приближался срок свадьбы. Отец подсчитал затраты, понял, что свадьба полностью разорит семью, и заклал свою дочь. На нет и суда нет, похороны дешевле, чем свадьба. Не видела и не хочу верить. Но в Индии всё возможно.

А вот в Керале существует многомужие. Отцом детей считается дядя по материнской линии. Наследство достаётся по женской линии. Женщина может обзавестись хоть десятью мужьями, обычно братьями между собой. Но такое было в старину. Сейчас браки в основном малочисленные. Не более трёх мужей.

Один кералец рассказывал о такой полигамной семье, где-то на заливе. Жена равноценно делит время со всеми мужьями и родила каждому по ребёнку. Мужья-братья помогают ей по хозяйству. Керала – особенный штат.

Также лет пять назад случилась здесь и «ромеоиджульетта»-история. Они любили друг друга, им не дали пожениться, стали её выдавать за другого, они отравились. Рассказывали, что теперь в Кочине более осмотрительны с влюблёнными. Родители стали бояться, как бы их дети, воспитанные на песнях и плясках романтически-наивных болливудских фильмов, чего с собой не сотворили. Это мне рикша рассказывал, пока вёз с йоги.

Иногда ко мне заезжают две русские певицы из другого отеля. Вместе набухиваемся дешёвого рома «Ройал Стаг», заедая манго и бананами. Наутро они с похмелья уезжают на рикше обратно к себе. Путь не близкий.

В ноябре я совершаю незабываемую двухдневную поездку, на маленьком плетёном хаусботе, по затонам и каналам Кералы. Вот куда бы я хотела вернуться!

Посадка в Алапи. Только пять человек на борту. Три человека команды и двое отдыхающих. Разрешается постоять у штурвала. Тихо плывёт хаусбот. Рыбаки со своих лодок продают люминесцентно-голубых креветок, по 800 рупий за килограмм. Природа здесь тоже люминесцентная. Люминесцентно-зелёная. Время муссонов – время свежей зелени.

Иногда хаусбот причаливает к островкам, чтобы купить кокосов и бананов. Местные «чунга-чанги», в разноцветных одеждах, бегут по берегу каналов за лодкой, машут руками с островов, зазывая. Собаки стаями переправляются вплавь, с острова на остров. Цветной телевизор, с программным управлением, надрывается из шалаша под пальмой. Чёрные птицы, стоящие над водой с раскрытыми крыльями, похожи на Джиперс Криперса. Куда-то плывёт суровый кот…

Мы уже довольно далеко от смердящих вод Алапи. Очень тёплая, цветущая заводь больше не кажется грязной. И вечером, на закате, я бросаюсь в зелёную, но прозрачную малосольную воду затона.

Потом полночи лежу на синем велюровом диване, на носу, у штурвала и смотрю на легион золотых звёзд в синем велюровом небе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.