ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1. С острой болью — без очереди…

Я ничем не обязан современному украинскому государству; наоборот, это оно обязано мне своим существованием.

Если бы я и миллионы подобных мне не поставили галочку в графе «так, підтримую» на референдуме 1991 года, государства Украина сегодня бы не существовало. Его суверенность легитимизирована только народным волеизъявлением. Это не мало, но говорить о «визвольних змаганнях» (национально-освободительной борьбе) не приходится. Всей «борьбы» и было-то — интриги в высшем партийном руководстве в Москве, объявление Ельциным и российским парламентом «независимости» России от всех и вся, был августовский путч 1991 года, референдум и беловежский сговор. На этих китах сегодня и стоит суверенная Украина.

А тому государству я обязан многим. В нем я родился, и в роддоме меня не подстерегала опасность быть зараженным СПИДом, гепатитом или туберкулезом. Моей матери не советовали сделать кесарево сечение или избавиться от плода, то есть меня. Риск того, что в роддоме меня убьют, а мои внутренности пустят на материал для ремонта богатых стариков в «цивилизованных странах», в «совковом» роддоме был равен нулю, то есть, проще говоря, вовсе не существовал.

И дальше я при всем желании не мог раскрепоститься — заняться собственным бизнесом (мыть машины) или вкусить прелестей свободного образа жизни (нюхать клей). Когда я, по детской глупости, проявлял поползновения такого рода, меня забирал дядя-милиционер, а потом долго воспитывала тетя в ДКМ (детской комнате милиции, было такое название).

Зато риск попасть в разные бесплатные секции и кружки был довольно высок. В школу постоянно приходили разные дяди и реже тети, они вывешивали объявления, ходили по классам и коридорам и уговаривали записаться. Им была нужна массовость, для чего — до сих пор не знаю, не интересовался, но в детстве я последовательно обучался пиликать на скрипке, классической (французской), вольной (американской) борьбе, боксу, и потом после армии еще немного ушу, а потом уже наступила «перестройка»…

Все секции, кроме последней, были практически бесплатными, хотя взималась символическая плата (три рубля то ли в месяц, то ли за полгода). Тому государству не нужно было сдирать деньги с меня, чтобы платить тренерам, бухгалтерам, юрисконсультам, рекламистам и эффективным менеджерам, которые очень любят эффективные германские автомобили. В тоталитарном государстве иномарок вообще практически не было. Рассказывали, что в начале 1980-х в Москве их было всего две — одна у дочери Брежнева Галины, вторую привез Высоцкий из Парижа.

То государство было воистину тоталитарным — оно забирало у граждан и предприятий большую часть заработка и строило всякие ненужные вещи вроде школ, больниц, заводов и санаториев. В том государстве можно было поехать на попутках в Крым и даже пробраться по горам в «закрытый город» Севастополь. Обычным путем тебя тормозили патрули, но зато по всему ЮБК ты мог ходить на дикие пляжи, часто более красивые, хотя и более опасные, чем массовые. И ни на диких, ни на курортных пляжах тебя не могла остановить охрана ни одного жлоба (точнее, сотен и тысяч крупных и мелких жлобов и жлобчиков) со словами: «Частная собственность, вход воспрещен».

В том государстве не было 95-процентного поступления выпускников школ в вузы, но зато за взятки или чаще по знакомству поступали считанные проценты, и им — их родителям — все удивлялись: умеют люди жить, — но в то же время немного брезгливо сторонились: сколь веревочке ни виться…

А взятки, которые мы в университете несли преподавателям, это были — цветы, коньяк, книги. Однажды, осмелев, купили хороший магнитофон. Преподаватель сказал, что возьмет, взял и передал на кафедру. Оставить себе постеснялся. Или побоялся. О том, чтобы просто принести деньги, не думали. Деньги дать было как раз очень НЕ просто. Могли попасться, следовательно, угодить под суд — не только берущие, но и дающие. Если бы преподаватель не взял и поднял шум — вполне могли посадить, и не условно. А обезображенный совковым менталитетом преподаватель вполне мог обидеться, а обидевшись — разозлиться. Зато незалежная профессура раскрепостилась — стали как курицы, гребут беспрерывно и исключительно под себя.

То государство было несомненно кровавым: в нем взяточники, мошенники и продавцы тяжелых наркотиков не получали условных или символических сроков, как сейчас. Тогда они получали «срока огромные», а за «особо крупные размеры» их расстреливали.

В том государстве образование было высококачественным, но бесплатным, — ну можно ли, по понятиям либеральной экономики, представить себе большую глупость? Зато не было такого, что все знали: диплом — это просто бумажка, за которую отдано много других бумажек, поменьше и поцветастей.

В том государстве были километровые очереди в поликлиниках и больницах, но не было эпидемий туберкулеза, гепатита, желудочных и кишечных… В столовых все брали преимущественно три блюда — первое, второе и третье, но не было риска заразиться сальмонеллезом. Сегодня уже не очень понятно, почему в поликлиниках мы упорно дожидались в очередях, хотя были платные — всего несколько на миллионный город, но там никогда не было очередей и оплата, как теперь выясняется, была чисто символической. А на кабинетах зубных врачей было написано: «С острой болью — без очереди».

В том государстве доход всех предприятий шел в казну, а не на покупку футбольных команд, яхт и «хатынок у Швейцарии». Зато то государство не объясняло мне, что у него нет денег на содержание транспорта, тепловых и прочих коммунальных сетей и потому предприятия нужно передать в концессию, чтобы уже концессионеры заламывали какие вздумается цены, а мы бы переходили на автономное отопление, освещение, водоснабжение… Как в цивилизованной Европе. Или как было в дореволюционной России — на выбор.

То злобное государство запрещало шуметь — в нем не было многодецибелльного воя на всю улицу, рекламного, прославляющего очередного торговца списанным в Европе или сделанным в Китае ширпотребом. И не было полного бесправия гражданина перед прихотью торжествующего жлоба, когда жаловаться некуда и некому, а если пожалуешься, услышишь опять что-нибудь вроде: идите в суд, но суд иск не примет, реклама — частная инициатива, которая у нас защищена законами…

Странно, в том государстве мы не выбирали президентов и депутатов (точнее, выбирали одного из одного). Но те невыбранные боялись ответственности. У сегодняшнего ответственности никакой нет, в крайнем случае на голубом глазу скажет: «Нема грошей у бюджети». И пошел дальше сгонять жирок на тренажерах.

Я пишу «то государство» не в смысле, какой вкладывает мещанин в слова «эта страна». Просто для того, чтобы различить государство это и то.

* * *

В этой части книги я хочу поговорить в основном о том, что происходило и происходит на Украине сейчас. Я не «зацикливаюсь» — в России происходит во многом то же. А из того, что было и есть, мы сделаем выводы — что будет.

Это не значит, что мы будем говорить только об этом. Мы будем, как сказал бы поверхностный читатель, отвлекаться. Или, как скажет читатель вдумчивый, станем искать связи между, казалось бы, не связанными событиями и явлениями.

Мифы, с помощью которых сейчас стараются «переформатировать» сознание народов, живучи только потому, что постоянно и назойливо повторяются. Значит, рассказывая правду, тоже не нужно бояться повторяться. Правду нужно повторять до тех пор, пока не дойдет до каждого.