311. Свадьбы
311. Свадьбы
Пусть тот, кто когда-нибудь присутствовал на деревенской свадьбе и видел молодую пару, рука-об-руку, с любовно переплетенными пальцами, с простодушным желанием во взглядах, направляющуюся из своей хижины в церковь, кто видел родителей, провожающих жениха и невесту в церковь, где они и сами когда-то венчались, кто видел парней-дружек, разодетых по-праздничному, с лентами на шляпах и с приколотыми сбоку букетиками, молодых девушек в белых корсажах, бросающих в этот день на своих возлюбленных более уверенные взгляды, кто слышал немного резкие, но веселые звуки скрипки, замыкающей шествие, — тот пусть не рассчитывает увидеть под великолепными портиками наших храмов ни живой, искренней веселости, ни всей этой светлой картины откровенной, простодушной и непринужденной радости.
Выставка картин в Лувре в 1787 г. С гравюры Мартини по его же рисунку (Гос. музей изобраз. искусств в Москве).
Здесь на празднование Гименея тратят большие деньги; направляясь к алтарю счастья, здесь не идут по зеленому лугу вдоль цветущих изгородей. Здесь едут в закрытых каретах, надевают дорогие наряды; все утро занято парикмахерами. В церкви все уныло оглядывают друг друга, каждый шаг подчинен строгому церемониалу, и великолепная пара, в раззолоченных платьях, уже несет на челе печать скуки, которая будет ее спутницей во все дни жизни. Крестьянка, прежде чем закрепить свою клятву в верности перед деревенским священником, искренно полюбила. Парижанка, получая дорогое кольцо, клянется, еще не полюбив, что будет любить вечно.
Деревенское свадебное пиршество тоже резко отличается от столичного. Где простодушный смех, разостланные на траве скатерти, радость родных, до краев полный жбан вина, целый жареный теленок, разрезанный на куски? Где оживленные пляски и проявления неподдельного веселья? Где вы увидите седых старцев, вытирающих глаза, затуманенные слезами нежности? Где прочтете в бросаемых украдкой взглядах новобрачной ожидание близких наслаждений? Где взволнованный муж не скрывает своего нетерпения скорее увидеть первую загоревшуюся в небе звезду? Где молодая жена появляется на следующее утро слегка побледневшей, смущенной и счастливой, удивленной и торжествующей?.. Во всяком случае, не в городе.
Собрание родственников, которые долго перед тем не виделись и, едва пройдет этот день, снова надолго разъедутся, старики, скрывающие свою дряхлость, взаимный показ нарядов, размеренные реверансы и поклоны, злобные замечания, холодные комплименты, чопорные манеры, угрюмая и степенная важность — вот что составляет неотъемлемую сущность столичных свадеб.
Чтобы увидеть нечто похожее на свадьбы прежних времен, надо спуститься в среду мелкой буржуазии. Там они менее блестящи, но зато оживленны и шумны. Присутствует на такой свадьбе от восьмидесяти до ста человек, и все приглашенные по очереди отплачивают новобрачным таким же пиршеством. Эта цепь пирушек продолжается месяца три.
Трактирщики громко жалуются на то, что свадебные пиры с каждым днем становятся все реже, что теперь большинство молодых сразу же после свадьбы уезжает в деревню, чтобы не делать угощений. Трактирщики говорят, что радость исчезает, что в народе начинает господствовать тоска, раз находят возможным отказывать себе в хорошем обеде и выпивке в самый торжественный в жизни день, который наши предки праздновали безудержным пьянством, не боясь осуждения. Деревенские скрипачи в свою очередь жалуются, что в наши дни не пляшут как плясали в прежние времена.
У трактирщиков, недовольных современными свадьбами, пустуют громадные залы, в тщетном ожидании гостей и танцоров. Места хватило бы на бесконечно длинный стол и на веселый хоровод.
Простонародье еще танцует с воодушевлением и подолгу. Оно позже всех расстается с веселыми обычаями старины, несмотря на то, что у нас всячески стараются испортить все его развлечения.
На буржуазных свадьбах царит полная свобода выражений. Если бы собрать воедино все, что там произносится, то большинство шуток оказалось бы не очень-то тонкими, но они, во всяком случае, оригинальны, чего в высшем кругу не бывает. Буржуа в эти дни так хохочет, что все прохожие узнают, что он пирует.
Один небогатый гражданин, от природы большой лакомка и, следовательно, любящий хорошо поесть (чего нельзя себе позволить, не имея порядочной ренты), придумал забавный способ ежедневно угощаться на чьей-нибудь свадьбе. Одевшись во все черное и очень чистенько, он все утро проводил или в церкви Сент-Эсташа, или Сен-Поля, или Сен-Сюльписа, или Сен-Рока, — словом, в больших приходах, и когда видел многочисленное свадебное шествие, спешил смешаться с толпой. Иногда ему приходилось даже выбирать, так как в день бывает нередко по три-четыре свадьбы разной руки в одной и той же церкви.
По окончании церковной службы начинается неизменное пиршество, заказанное заранее в каком-нибудь трактире. Обычай требует, чтобы родственники обоих молодых пировали за одним общим столом, причем часто случается, что многие из них видятся здесь в первый раз. Этим объясняется то, что родные мужа, видя в церкви незнакомца, думали, что он родственник жены; а родные жены полагали, что он со стороны мужа. И, пребывая в этой двусмысленной роли, наш герой прекрасно ел, сыпля направо и налево шутками; а вы, конечно, не сомневаетесь, что модный разговор и разные злободневные словечки были ему известны в совершенстве.
Такая комедия продолжалась около четырех или пяти лет, пока однажды один из присутствующих, видевший нашего приятеля в третий раз на протяжении недели, решил спросить его, с чьей он стороны. Со стороны двери, — ответил тот, вставая и бросая на стол салфетку. В это время уже ели сладкое.
Если празднование Гименея в деревне обходится дешево, если деревенский житель тратит на освящение брачных утех очень немного, то иначе обстоит дело в Париже. Там жених погружается в целое море расходов, связанных с требованиями роскоши и приличия, чтобы угодить своей будущей супруге и удовлетворить глупое тщеславие ее родни. А неделю спустя после свадьбы начинаются сожаления и жалобы. Счета поставщиков следуют друг за другом непрерывной чередой: от бриллиантщика, от торговца тканями, от золотых дел мастера, портного, трактирщика, белошвейки, модистки, обойщика, зеркальщика, парикмахера. Плати, бедный муж, плати! За тебя только для этого и вышли. Неужели ты думал, что будешь наслаждаться даром?
Все это послужило сюжетом для красноречивой картины, где изображено, как приданое жены разлетается на части и попадает в руки и карманы великому множеству крупных и мелких торговцев. Муж грустным и удивленным взором следит за неуклонным исчезновением своих денег и горестно ощупывает пустые мешки, а вознаграждением за понесенный убыток ему служит навек связанная с ним жена, сверкающая мишурой своих уборов.
Первый ребенок поглощает последние остатки приданого; разочарованный муж становится раздражительным, начинаются взаимные упреки, и каждый в глубине души проклинает обманувший его брак и разорительную свадьбу, устроенную в угоду тщеславию.