Письмо сто восьмое

Письмо сто восьмое

Жаловаться грех, устроились мы неплохо. Есть что поесть, есть во что одеться и чем утешиться. Детей подняли, они стоят на ногах. Близок уже и наш пенсионный возраст, когда можно расслабиться и пожить в полное свое удовольствие.

Говорят, кабы мне образование соответствующее, из меня бы вышел классный специалист по животным, то есть зоотехник. А один человек, прочтя мои рукописные заметки, уверил, что они могли бы быть полезны для детей. Я же нисколько не сожалею, что остался малограмотным. Зато нахожусь в самой гуще народа. Иной раз, правда, тянет в компанию людей бывалых, с широким кругозором.

В нынешнем своем положении очень сожалею, что уехал с хутора. Спору нет, Кавказ красив, притягателен, но все же он чужой, не для русской души. Мне снится степь. Слышу голоса односельчан. Спорю с ними о жизни и связанных с нею мелочах. Вспоминаю собачку Найду. Это было душевное создание. Павлинов я спас, ее же предал. Дело было так. Когда вернулся в хутор за павлинами, трое суток искал Найду, да так и не нашел. Рассказывали, она с полгода дежурила у порога дома, свернувшись калачиком. Потом куда-то сгинула.

Но если совсем-совсем честно. Жизнь не задалась. На мелочи растратил отпущенные мне судьбою дни. В натуре вышло вышла тр-р-рынь тр-р-рава-а-а.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.