Последних песен не бывает
Последних песен не бывает
Последних песен не бывает
Сентябрь мечется от погоды к погоде, не зная, на какой остановиться. А хочется покоя и тепла - такого, как в тот день, когда мы отмечали последний (сорок четвёртый) день рождения нашего друга - поэта Геннадия Кононова. На древнем городище, возле церкви (там его и отпоют через полгода), близ города Пыталова, на границе России с Латвией, над туманной жёлто-зелёной далью, под мутноватым голубым небом. Молчали, пили вино (кажется, была и гитара), думали о будущем, думали как-то легко и весело, хотя болезнь давно вошла в наш дружеский круг, сделав встречи с Геной тревожно частыми. Было 30 сентября.
А ещё было 30 сентября 1978 года. Когда мы, молодые первокурсники-филологи (Псковский пединститут), с чуть нетрезвым обожанием взирали на нашего старшего (всего-то на два года - но каков! начитан, мудр, справедлив, дружелюбен, терпим к нашим мальчишеским и, зачастую довольно глупым, забавам!) товарища по комнате в общаге и распевали сочинённую им тут же для какого-то факультетского капустника песню. Я пою, все подпевают:
Нового на свете
не было и нет -
мудрость в сигарете
дружеских бесед[?]
(Ну кто не пишет стихов для капустников?!) В студенческие годы Гена, видимо, только натягивал в себе поэтическую пружину. Он всегда что-то писал, но почти ничего не показывал (запомнилась из того времени одна строчка: "солнечный луч-иголка с хрустом пронзает куст[?]"). Настоящие стихи придут позже.
Были сентябри восьмидесятых, когда мы словно заболели творчеством. Хотели делиться тем, что сделано, даже как будто соревновались. Каждая наша встреча (а распределение разбросало нас учительствовать в разные районы Псковщины) была своеобразным творческим отчётом. Гена привозил с собой и читал по 10-15 новых стихотворений. Я пел песни на его стихи. В этот период они наполнены грустью от осознания того, что молодость прошла (было нам тогда лет по 25!), ностальгией по растрёпанному, но романтичному студенчеству.
Были сентябри начала девяностых, глухие, больные тихим отчаянием, безденежьем, стихами, такими же безнадёжными, как безнадёжны тёмные улицы захолустного городка. В одном из своих произведений Гена писал: "Я открыл ад в провинциальных переулках. Ад без Эвридики и других поэтических красот. И писал только о нём". И моя музыка как будто принимала, впитывала в себя эту боль, и песни звучали по-другому:
Позвони мне из рая. Контакт оголён,
и по комнатам воют от боли обои...
Были ещё сентябри - наполненные женской лаской и заботой, теплом дома, поддержкой друзей. Гену начали печатать - сначала в местных газетах (это была большая радость), потом в журналах "Юность", "Москва". Его поэзия была замечена и оценена. Известный российский критик, литературовед Валентин Курбатов (во многом благодаря ему Гена стал известен широкому кругу читателей) писал о Кононове: "Это самое яркое явление в поэтическом мире Псковщины последних лет. Его стихи написаны не на бумаге - на небесах, и когда мы оторвёмся от ежедневной суеты и поднимем глаза к небу, там мы прочтём его стихи". Я в это время из студентов и преподавателей своего пединститута создал рок-группу, и песни на стихи Кононова вместе с нами распевало уже поколение наших детей. Такая же молодая сила пульсирует в Гениных стихах того времени[?]
А потом было 22 июня 2004 года.
Гены не стало.
Но остался поэт. Остались стихи и песни. И последней песни нет[?]
А может, их и вообще нет, этих последних песен?!
Вадим Андреев,
друг, музыкант, филолог