Право голоса / Политика и экономика / В России

Право голоса / Политика и экономика / В России

Право голоса

/  Политика и экономика /  В России

«События могут пойти по совершенно разным сценариям. Риски очень велики. Я вижу решение в ответственности, мудрости и дальновидности обеих сторон — как власти, так и оппозиции», — говорит гендиректор ВЦИОМ Валерий Федоров

Главной политической новостью минувшей недели стала публикация сразу нескольких социологических прогнозов, касающихся исхода президентских выборов. Речь, подчеркнем, идет именно о прогнозах, а не об электоральных рейтингах кандидатов на пост главы государства. По большому счету точно определить рейтинг того или иного претендента, не зная, какой будет реальная явка на выборах, невозможно. А значит, социологам приходится по большей части гадать о реальном уровне поддержки того или иного претендента на Кремль. Об особенностях предвыборного прогнозирования и настроениях в обществе в интервью «Итогам» рассказывает глава ВЦИОМ Валерий Федоров.

— Валерий Валерьевич, согласно прогнозу ВЦИОМ Владимир Путин одержит победу в первом туре с 58,6 процента голосов. Чем обусловлен рост рейтинга премьер-министра, выявленный вашей службой? Почему он выше результата, полученного «Единой Россией» на выборах в декабре?

— Это не рейтинг, а именно прогноз. То, что является рейтингом, это ответ респондента на вопрос: «За кого вы будете голосовать?» А прогноз — это расчет, который выдают аналитики, привлекая в качестве исходных данных и опросы населения, и собственный опыт, и экспертизу. Ну, конечно, факт роста общественной поддержки Владимира Путина по сравнению с началом декабря налицо. О нем мы первые заявили еще два месяца назад. Тогда нам демократическая общественность не поверила, объяснив все тем, что мы правительственная структура и выслуживаемся перед начальством. Но наши коллеги из числа неправительственных структур чуть позже зафиксировали ту же самую тенденцию. Так что нашим лизоблюдством тут уже ничего не объяснишь, как бы этого ни хотелось.

— И с чем связано изменение в настроениях избирателей?

— Первое: весьма ограничен список кандидатов. Их всего пять человек. Причем четверо хорошо известны избирателям. И только один — Михаил Прохоров — представляет собой новое явление. Политическими старцами являются Геннадий Зюганов и Владимир Жириновский, они 20 лет находятся на авансцене российской политики. Есть еще Сергей Миронов, который и в лучшие свои времена «звезд с неба не хватал». В общем, узок круг этих людей. И в личностном соревновании Путин легко побивает любого из них.

Второе объяснение состоит в том, что премьер-министр не стал отсиживаться в окопах после непростых результатов выборов в Думу, а быстро перешел в контратаку и захватил лидерство в информационном поле. Причем не за счет своего поста главы правительства — он лидирует содержательно! Находкой стала серия статей в прессе. Ими он задает повестку дня для информационного пространства. Все остальные вынуждены заниматься критикой, давать свои комментарии. Но известно, кто задает повестку, тот и выигрывает.

Есть и третий фактор: слабые кампании конкурентов. Самая слабая кампания — у Миронова. Бороться ему, похоже, не за что и не на что. Владимир Жириновский, как и раньше, сверхактивен, но его электоральный потолок весьма ограничен. Лидер КПРФ имеет репутацию «сбитого летчика». Многие, кто является сторонником КПРФ, за Зюганова не голосуют из принципа. Им не верится, что этот человек способен руководить такой сложной во всех отношениях страной. Единственное интересное явление — это Михаил Прохоров. Он иначе выглядит, иначе говорит, иначе выступает. И спрос на новизну, который сейчас очень силен, адресуется ему. Поэтому кроме Путина единственный, у кого растет рейтинг, — это Прохоров.

— В Москве и Санкт-Петербурге рейтинг Путина, по вашим прогнозам, менее 50 процентов. По каким причинам настроения в столицах так отличаются от средних по стране?

— Не только настроения отличаются в столицах. Там отличаются уровень и образ жизни. Те проблемы, которыми живет глубинка, для Москвы и Санкт-Петербурга неактуальны. В столицах практически нет проблемы найти работу в случае увольнения. Люди здесь сравнивают свою жизнь не с жизнью Урюпинска или Челябинска (не хочу тамошних жителей чем-то обидеть), а с жизнью в Берлине или Нью-Йорке. Материальные требования для столичных «штучек» носят вторичный, а то и третичный характер. Для столичных жителей эстетические и политические претензии к власти являются основными. Если поискать таких гламурных и креативных людей в глубинке, то они там, конечно, есть, но в микроскопическом масштабе. Российская провинция живет на порядок хуже, а рисков для нее на порядок больше. Вопрос выживания для провинции до сих пор более насущный, чем вопрос развития. А выживание очень сильно завязано на государственной поддержке. Лишишься господдержки — лишишься госзаказа. А там не за горами и закрытие предприятия, которое очень часто является градообразующим. Поэтому для провинции главным запросом остается социально-патерналистский, который в первую очередь обращен к государству. Конечно, у людей из провинции имеется также много вопросов и претензий к центральной власти. Конечно, они стонут от коррупции, от неправого суда, от наглости и хищничества полиции, от бюрократизма и бездушия властей. Но при всем этом протесте провинция видит решение всех своих проблем в Путине, а не в его противниках. Столичный протест провинциалам по большому счету непонятен и чужд.

— Как получилось, что нынешние рейтинги Сергея Миронова и Геннадия Зюганова почти вдвое ниже результатов, полученных их партиями на выборах в Госдуму?

— Выборы в Госдуму — это соревнование программ, партийных брендов и партийных машин. Выборы президента — это соревнование личностей. Одно с другим совпадает только в случае с Жириновским и ЛДПР. Убери Владимира Вольфовича, и от его партии ничего не останется. Что касается, например, Путина и «Единой России», то рейтинг Владимира Владимировича был всегда выше рейтинга «ЕР». Таковым он и сейчас остается. У Зюганова обратная ситуация. Ну а «Справедливая Россия» представляет собой уникальное явление. В этой партии ее лидер — не ключевое условие успеха. У нее есть много сильных региональных политиков, каждый из которых является влиятельным и популярным на соответствующей территории. Сергей Миронов — символ федерального уровня, такая крыша, под которой они все выступают. Поэтому в соревновании сугубо личностном результаты, на мой взгляд, будут сильно отличаться от того, что мы увидели 4 декабря. Тем более что тогда многие голосовали не за определенную оппозиционную партию. Они голосовали скорее против «ЕР». Этот протест стал тем самым приливом, который поднял все оппозиционные лодки. Часть голосов, и довольно значительная, была получена ими незаслуженно. Это кредит, аванс, который надо отрабатывать. Ожидать, что повышенные кредиты будут даны еще и 4 марта, я бы не стал.

— По вашим данным, только 18 процентов россиян не верят в честность президентских выборов. Остальные с той или иной степенью уверенности заявляют, что выборы пройдут честно. Вы тоже разделяете такую уверенность?

— Подозрения в нечестности выборов за последнее время существенно выросли. В 2008 году только 10 процентов избирателей полагали, что выборы будут сфальсифицированы. Сегодня это число выросло до 18 процентов. Кроме того, около 40 процентов опрошенных полагают, что нарушения будут, но не повлияют критическим образом на результат выборов.

В целом надо понимать, что россияне мало чему верят. Это касается практически всех общественных институтов. В том числе такого важнейшего, как выборы. Мы не верим полиции. Не верим судам. Не верим правительству. Короче, легче перечислить то, чему мы верим! Это президент, СМИ и армия. Плюс конкретные фигуры. Преодолеть эту проблему сугубо техническими мерами, такими как установка на избирательных участках веб-камер и прозрачных урн, конечно же, не удастся. Тем более что целый ряд влиятельных оппозиционных сил все делает для того, чтобы дискредитировать избирательную систему. Для них критерий честности один — проигрыш Путина. Все остальное им до лампочки.

— Российское общество в целом выступает за стабильность или за перемены?

— Конечно, запрос на новизну, на перемены налицо. Его выдвигают прежде всего крупные города, столицы, самые образованные и высокоресурсные группы населения, такие как креативный и средний классы, предприниматели. Перемены, по их мнению, не должны быть связаны с какими-то тотальными потрясениями, а тем более революциями. Это люди, которые дорожат тем, что у них есть, и рассчитывают на то, что эти перемены будут к лучшему. Но в этом и состоит большая опасность, ловушка: наш собственный опыт показывает, что, желая лучшего, ты можешь потерять даже то скромное, что у тебя есть. Поэтому для большинства россиян, которые гораздо более бедны, гораздо менее свободны и информированы, новизна и перемены — это скорее риск, опасность потерять что-то из того немногого, что у них есть, чем возможность, шанс приобрести нечто большее и лучшее. Для них стабильность не болтовня, а очень важный пароль.

— Насколько опасно разделение общества, которое мы видим в ходе митингов несогласных и тех, кто поддерживает действующую власть?

— Раскол в обществе всегда опасен. Однако известно, что консолидированное общество — это, как правило, общество авторитарное или даже тоталитарное. Всегда должны быть некое внутреннее напряжение, противоречия, которые являются источником развития. Если мы посмотрим на самые динамичные и быстроразвивающиеся страны мира, то увидим, что там полно внутренних противоречий. Что, их мало в Германии, Америке, Китае? Море! Но искусство политики состоит в том, чтобы противоречия превращались в источник развития, а не распада. Наша история 1990—1991 годов показала, что внутренние противоречия в очень жесткой системе могут привести к распаду целого.

Но вот вопрос: стала ли наша нынешняя система настолько гибкой и динамически устойчивой, что мы можем позволить себе очередную радикальную смену всего и вся? На мой взгляд, пока не стала. Поэтому мы рискуем, что лучшие люди нашего общества, как их некоторые называют, в порыве страсти все поменять разрушат то немногое, что у нас есть. И мы опять обнулим нашу историю и опять начнем ее писать с чистого листа. А к чему это все приведет, мы уже неоднократно проходили.

Так что необходимо пусть медленно, пусть мучительно, но вступить на путь переговоров с очень неприятными тебе людьми. Это имеет отношение как к власти, так и к оппозиции. Недавние выступления в Москве и других городах, как мне кажется, создали некую возможность для диалога, о котором не помышляли ни те ни другие участники данного процесса. Один из результатов опроса, который мы проводили на Болотной площади в феврале, состоит в том, что большинство участников выступили за переговоры, за диалог с властями. Это очень важный результат. Мне кажется, что после президентских выборов необходимо создать инфраструктуру для такого диалога. Все мы жители одной страны. Все мы хотим для нее только хорошего. Поэтому надо научиться договариваться. Этого умения нам всегда не хватало, надо его формировать.

— Велика ли вероятность развития ситуации по тому сценарию, который всегда был характерен для России: призывов к гражданскому согласию не слышно и дело кончается смутой?

— Мы сейчас находимся в точке бифуркации, когда события могут пойти по совершенно разным сценариям. Риски очень велики, и я не отрицал бы возможности ни для одного из вариантов развития событий. Считайте меня котом Леопольдом, но я вижу решение в ответственности, мудрости и дальновидности обеих сторон — как власти, так и оппозиции. Мне кажется, что пока эти качества в большом дефиците.