Системный резерв Гашо Евгений, эксперт Аналитического центра при Правительстве РФ, доцент Московского энергетического института Степанова Мария, эксперт Академии стандартизации, метрологии и сертификации (Уральский филиал)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Системный резерв Гашо Евгений, эксперт Аналитического центра при Правительстве РФ, доцент Московского энергетического института Степанова Мария, эксперт Академии стандартизации, метрологии и сертификации (Уральский филиал)

Чтобы решить проблему энергонеэффективности России, необходимо разработать сквозную систему мероприятий по всей цепочке: генерация — распределение — потребление и учесть региональные особенности

section class="box-today"

Сюжеты

Долгосрочные прогнозы:

При бульоне

Банкиры о причинах снижения темпов роста

Ненужные рубли

/section section class="tags"

Теги

Энергетика

Долгосрочные прогнозы

Инвестиции

Бизнес и власть

/section

Беспокойство в обществе, вызванное ситуацией в жилищно-коммунальном хозяйстве, непрерывно возрастает. О том, что инфраструктура дырявая и требует модернизации, каждый знает из повседневного опыта. Потребности отрасли в инвестициях правительство оценило в 9 трлн рублей. При этом никто не верит, что тарифы останутся в заданных пределах; вводится социальная норма на электричество, поговаривают уже и о нормах на тепло. Каждая присылаемая платежка, каждый выпуск новостей только добавляют нервозности.

Почему у нас столько проблем с энергетикой? Почему, несмотря на заоблачные тарифы, подключиться к сетям практически невозможно, а их надежность падает?

Советский энергетический уклад

Говоря о низкой энергоэффективности, прежде всего надо понять, что у нас она вызвана совсем другими причинами, чем в странах, на которые мы привыкли оглядываться. Сначала коротко расскажем, как росла и развивалась наша энергетика, какие резервы были положены в основу комплекса: источники — сети — потребление.

Создание городов и концентрация в них людей — прямое следствие сурового климата и обусловленной этим низкой производительности сельского хозяйства (80% нашей территории относится к климатически неблагоприятным зонам). Централизация проживания дает возможность экономить на отоплении, и чем севернее, тем больше экономия на отоплении. При переходе от коттеджей к четырех-пятиэтажным зданиям удельный расход тепла снижается в 4–5 раз. Это первый теплоэнергетический резерв, реализованный в ходе послевоенного восстановления экономики и роста городов в 1960–1970-е годы.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Следующий эффект — теплофикация (или когенерация), то есть совместная выработка тепла и электроэнергии на одном источнике. Она дает экономию еще 25–30% топлива. А ведь из одной тонны топлива на человека в год в России лишь 20% приходится на потребление в виде электроэнергии, 80% — это тепло и горячая вода. В большинстве стран, с которыми мы привыкли себя сравнивать, все ровно наоборот, каждый житель там в быту потребляет электроэнергии в 5–7 раз больше, чем россиянин. Поэтому у нас такие мощные теплофикационные турбины на ТЭЦ, такие «толстые» и разветвленные сети.

Поскольку тепла нам нужно было гораздо больше, чем электроэнергии, советская инженерная школа создала мощные и эффективные паровые турбины для ТЭЦ с суммарным КПД под 80%, которые и послужили основой энергетики быстро растущих городов, особенно в Сибири. А потому, что тепла было больше именно от паротурбинных ТЭЦ, производство газовых турбин развивалось не столь интенсивно.

И наконец, третьим эффектом, заложенным при строительстве наших городов с их инфраструктурой, было дотирование промышленностью сектора ЖКХ сбросным технологическим теплом, паром с промышленных ТЭЦ, вторичными энергоресурсами. Ровный годовой график потребления означал постоянную загрузку турбин, стабильные расходы воды, ровные гидравлические режимы, то есть эффективность.

Такой технологический уклад энергетики прекрасно справился с задачей десятикратного (!) роста нагрузки при массовом строительстве и восстановлении городов в послевоенные годы, суммарный эффект экономии топлива ежегодно достигал 25–30 млн тонн условного топлива. А это потребление всех московских ТЭЦ.

Генерим перерасход

Теперь все изменилось: мы хотим жить в малоэтажных домах, часть промышленности рухнула, другая в нынешних экономических условиях воспринимает отопление жилых кварталов как обузу. Совокупный энергетический эффект теплофикации в крупных городах «приватизирован» по многим карманам. Та же промышленность, не желая мириться с ростом тарифа при снижающемся качестве, строит собственную генерацию, что еще больше ухудшает показатели ТЭЦ, и это бременем ложится на оставшихся потребителей. Все это и привело к резкому снижению энергетической эффективности в городах, а с усложнением взаимосвязей субъектов и недостатком инвестиций — к износу оборудования, росту аварийности.

Дальше еще хуже: многие ТЭЦ не получают «входной билет» на рынок: они «неконкурентоспособны», не проходят эту странную процедуру — «конкурентный отбор мощности», потому что имеют вот эту тепловую привязку. Закроем? Нет проблем! Только чтобы были отопление и горячая вода, нужно оперативно построить новую котельную: четыре котла КВГМ-100 (один — резервный) вместо одной турбины Т-175. И надо будет как минимум на треть больше топлива, чем потребляла снесенная ТЭЦ, а о тарифах мы даже не заикаемся, меньше чем о 1500 рублей за гигакалорию в московском регионе говорить уже неприлично.

Нам зачастую возражают, что хваленую эффективность теплофикации съедают потери в тепловых сетях, которые в ряде городов как раз и составляют 30%. Но намного проще (и дешевле) переложить сети, чем строить новый источник. А там, где сети все же худо-бедно перекладывают (и таких городов уже немало), потери резко падают — до 7–8 и даже до 1,5%. Где-то в тепловых сетях хуже, чем в электрических, где-то наоборот. Главное, нет общей картины, все сильно различается, и это тоже следствие последних перемен и износа оборудования.

Ну и последний сектор — потребление, он в фокусе энергосберегательной госполитики. Можно услышать заявления, что наши дома хуже немецких в три раза, а тепла мы потребляем в два-три раза больше, чем финны и шведы.

Безнаказанно делать такие смелые заявления можно было десять — пятнадцать лет назад, когда счетчики тепла были наперечет. Сейчас их десятки и сотни тысяч, уже есть соответствующие базы данных, энергопаспорта, по которым можно наглядно сравнить самые разные показатели: для Москвы, Белгорода, Екатеринбурга*. Вот лишь некоторые выводы.

Тепла с поправкой на климат в России потребляется не в несколько раз, а всего на 25–35% больше, чем в конкурирующих странах, а вот электроэнергии — меньше в пять–семь раз. Кто не верит, пусть возьмет в руки карандаш, запишет показания по электроэнергии своей квартиры, узнает расход тепла на общедомовом счетчике, разделит его на долю своей квартиры. И попросит детей найти в интернете цифры потребления тепла и электроэнергии жителями в Эстонии, Германии, Норвегии, США. Попутно еще можно обнаружить забавный факт, что одни только насосы для домашних бассейнов в США потребляют электроэнергии чуть больше, чем все электроплиты для приготовления пищи на территории бывшего СССР.

Приборы учета тепла однозначно свидетельствуют: наши дома «хуже» западных не в два-три раза, а в среднем на 30–45% (и это с «перетопами»). Тем более тогда удивляет размер платы наших потребителей за тепло — она составляет совсем не 60–70% «экономически обоснованной», а уже давно 250–300%. Даже при «экономически обоснованной» цене за одну гигакалорию в 1200–1300 рублей плата за отопление 50-метровой квартиры для средней зимы в Центральной России должна бы составлять от 6 до 10 тыс. рублей в год, посчитайте сами… или 500–900 рублей в месяц.

Аналогично с электроэнергией: о каком «перекрестном субсидировании» можно говорить при себестоимости электроэнергии около рубля и розничной цене населению в три–четыре раза выше? Окупаемость утепления домов (ограждающих конструкций) совсем не так очевидна, как принято считать: она превышает 25–35 лет. Стены практически неэффективно утеплять выше «дореволюционного» коэффициента термического сопротивления R = 1,1–1,5 К . м2/Вт.

Подведем итоги. Прежних резервов нет, резервы растворились в новых условиях, а частично приватизированы, и все это вместе с нерасчетными режимами работы генерирует перерасход энергии в объеме 37–40 млн тонн у. т. (по самым скромным оценкам).

Далеко до эффективности

Совершенно обоснованно усилия государства были направлены на повышение энергоэффективности экономики — оно нужно как воздух. Вот только эффект от принимаемых мер пока не так велик, как хотелось бы.

В фокусе внимания были оснащение приборами учета, энергообследования. Больше бюджетная сфера и регионы, меньше — промышленность. Делаются шаги по формированию правового поля для повышения энергоэффективности в многоквартирных домах, однако до создания прозрачных и реально работающих процедур еще далеко. Более чем за четыре года были достижения и неудачи, но важны координация и последовательность. Возможности и стимулы законов не получают развития в подзаконных актах. Правила игры меняются слишком часто, инвесторы дезориентированы.

Все это не раз и не два обсуждалось в экспертном сообществе, сформулированы и проблемы, и рекомендации. Целый ряд особенностей и сложностей имеет место в реформе теплоснабжения, в том числе в разработке схем теплоснабжения городов и поселений. А это необходимый этап для планомерного развития и принятия решений об эффективных вложениях, важнейший компонент модернизации городской инфраструктуры. Но увы, подавляющее большинство схем теплоснабжения, которые как раз и должны послужить задаче выявления резервов, выполнены неудовлетворительно.

В схемах нет адекватного анализа основных элементов и систем теплоснабжения в целом, не выявлены ключевые проблемы их функционирования и развития, нет балансов поставок тепловой энергии, балансов мощности (в том числе с учетом собственных нужд источников, потерь тепловой энергии).

Нет оценки перспективных энергетических нагрузок по основным территориальным кустам, в том числе с привязкой к магистральным (или распределительным) тепловым сетям. Не выполнены оценки надежности теплоснабжения в соответствии с требуемыми нормативными документами, нет оценок тарифных последствий модернизации теплоисточников, тепловых сетей, насосных станций. А это значит, что неэффективность консервируется. И предлагаемый бизнесом тарифный механизм «альтернативной котельной» ничего не даст без увязки с конкретной ситуацией в городах и схемными решениями.

Тупик? Не совсем, просто надо попытаться посмотреть на ситуацию комплексно, по всей цепочке: генерация — сети — потребление с учетом местных особенностей.

Без универсальной модели

Рассмотрим три региональных кейса, в каком-то смысле модельных: Воркуту, Краснодарский край и Москву.

Воркута , северная столица угольщиков. Знаменитое Воркутинское кольцо из поселков и шахт сокращается: часть производств закрыта, совокупная энергетическая нагрузка промузла упала. Для оптимизации загрузки мощностей поселок Комсомольский выселяется в Воргашор, самый крупный поселок, в котором много пустых квартир; поселок Северный тоже выселяется.

Ситуация в городе специфическая, и выдвигаются особые требования к надежности и энергоэффективности систем энергоснабжения. Особенность источников была такова, что город развивался на маленькой ТЭЦ-1 с 1940–1950-х годов. Потом была построена, уже вдали от города, более мощная и современная ТЭЦ-2, которая сейчас обслуживает Воргашор и промзону. Впоследствии для того, чтобы отводить тепловую нагрузку от ТЭЦ-1, была построена водогрейная котельная, работавшая в то время на недорогом мазутном топливе с Ухтинского завода. Сейчас неожиданно (!) мазут оказался дорогим. Первая ТЭЦ полностью загружена, резерв невелик, а вот на ТЭЦ-2, относительно новой, резерв тепловой мощности достаточно большой, она практически перешла на неэффективный конденсационный режим, давая отопление поселкам Северный, Воргашор и частям промзоны.

Таким образом, колоссальная, в три раза превосходящая требуемую, мощность энергоисточников рисует совершенно другую проблему для сокращающегося города — проблему избыточной структуры и, соответственно, неэффективности. Если жители городов Центральной России получают свою тонну условного топлива в год на тепло и освещение своих домов с издержками преобразования примерно 0,3 тонны, то жители Воркуты за свои две тонны, которые обусловлены климатом, вынуждены дополнительно тратить на преобразование 2,5 тонны. И конечно, платить за это.

Очень любопытная ситуация в домах. Системы отопления оказались сильно забиты и зашлакованы: вода плохо отдает тепло, насосы работают с перегрузкой, качая ее в два — два с половиной раза больше. Если в крупных городах — Воронеже, Перми, Москве — мы тратим 1 кВт·ч на то, чтобы поднять 1 куб. м воды и донести его до потребителя, то в Воркуте — в 3–3,2 раза больше.

Вот так причудливо сплелись в единый клубок проблемы на источнике, в сетях и у потребителей. Что же можно сделать?

Комплекс достаточно простых мер — промывка и модернизация отопительных систем зданий вкупе с поэтапной наладкой гидравлических режимов, современным частотным регулированием насосов — возвращает систему теплоснабжения в номинальный режим, позволяет в обозримое время перевести в пиковый режим самый дорогой теплоисточник — мазутную котельную. Ну а для полной загрузки ТЭЦ-2 КЭС-холдинг проектирует трубопровод к городу. Примечательно, что бизнес-структура начала кропотливо уточнять тепловые нагрузки потребителей с сопутствующей оптимизацией режимов, прекрасно понимая, что любая неэффективность по дороге от источника к батареям — это потерянный доход.

А вот Краснодарский край , южный регион. Здесь ситуация совершенно противоположная. Более 50% населения проживает в поселках, в небольших городах численностью до 25 тыс. человек, на них приходится значительная доля суммарного газопотребления региона (30–35%). Централизованное снабжение только в трети городов: Сочи, Краснодаре, Ейске, Кропоткине, Новороссийске. Важно, что почти две трети электроэнергии край еще недавно импортировал. Основной рост нагрузки происходит за счет Краснодара, а также Сочи, Туапсе и Новороссийска.

В курортной зоне наблюдается существенный дефицит надежного бесперебойного электроснабжения. В отдельных населенных пунктах электричества нет по пять — десять часов в сутки, местные жители переходят на дизельные генераторы, что существенно ухудшает экологическую ситуацию в рекреационной зоне. Большая зависимость от электроэнергии и топлива и очень сильная распределенность приводят к различного рода ограничениям, доминантам, которые, собственно, и определили приоритеты энергетической политики региона.

Без увеличения поставок электроэнергии будет серьезно ограничено развитие стратегических отраслей края (туризм, торговля и др.). Важная особенность многих южных регионов — наличие очень разных муниципальных образований. Например, маленькие города, в которых централизованного теплоснабжения почти нет, а отопление происходит за счет небольших котельных или индивидуальных газовых котлов. В таких городках проживает 51% населения края. Понятно, что главное здесь — эффективное газоснабжение для жизнеобеспечения: приготовления пищи, отопления, горячего водоснабжения.

Вместе с тем регион имеет серьезные возможности использования возобновляемых источников энергии: гелиоколлекторы для нагрева воды, достаточный ветровой поток, существенный потенциал геотермальной энергетики, мини-ГЭС. В силу распределенности проживания именно такие установки могут помочь рядовым потребителям существенно разгрузить централизованные сети от пиковых нагрузок во время летнего сезона. Пилотные проекты в поселке Розовом, Анапе, Апшеронске, самом Краснодаре помогут понять бизнес-модель для их широкого тиражирования в дальнейшем.

И наконец, Москва . Какую энергетическую стратегию необходимо избрать самому большому холодному мегаполису планеты? Считалось, что для поступательного развития города необходимо увеличить мощности ТЭЦ и котельных практически в полтора раза. Но это совершенно немыслимо по экологическим, техническим и многим другим соображениям. Как быть?

Специалистам Всероссийского научно-исследовательского проектного института энергетической промышленности (ВНИПИэнергопром) удалось разработать три увязанных документа: Генеральную схему теплоснабжения, программу новой генерации города и целевую программу энергосбережения до 2020 года.

Резервы повышения эффективности оказались и на источниках, и в сетях, и у потребителей. Их поэтапная реализация позволит городу, не останавливая развития, ограничиться ростом мощностей не более чем на 10%. Но самое главное, такой результат возможен лишь при одновременной и согласованной реализации программ повышения эффективности во всех секторах экономики и в полном цикле производства, распределения потребления энергоресурсов.

На графике 2 показан суммарный расход топлива, который необходим городу при сохранении всех программ строительства (жилого и нежилого фондов) и при полном выполнении программ строительства новых мощностей (всех крупных блоков, ПГУ и всех мелких источников, предусмотренных программами развития энергокомпаний). Таким образом, вместо 30 млрд куб. м газа на цели энергетики необходимо 45 миллиардов. Такое количество топлива не пропустит существующая газовая сеть.

Первая стратегия — изменение структуры покрытия тепловой нагрузки, то есть схемные решения; вторая — замещение паротурбинных блоков парогазовыми с повышением эффективности; третья — повышение эффективности сетевого хозяйства; четвертая — энергосбережение на конечном потреблении.

Совокупное внедрение четырех стратегий позволит сохранить текущий уровень потребления газа — 33–34 млрд куб. м, а при сохранении текущего темпа роста ВРП это позволит снизить энергоемкость ВРП на 40%. Поэтому именно о комплексной политике необходимо вести речь при разработке программ энергосбережения, которая предусматривала бы набор технических мер, изменения в нормативах, лимитах потребления, законодательной базе.

Все не так страшно

Даже беглый обзор разных регионов страны показывает: нет простых ответов. Зато есть набор необходимых шагов и схем выбора оптимальных решений. В первую очередь это аудит, балансы по всем энергоносителям, оценка резервов повышения эффективности и потенциала энергосбережения.

Роль государственного регулирования заключается во взаимной увязке принимаемых мер. Держа в голове адресатов и основных выгодоприобретателей — промышленность, бюджетную сферу, города, регионы, многоквартирные дома и так далее, — мы получим одну классификацию мероприятий. По различным тематическим блокам (теплоснабжение, энергоаудит, энергосервис, тарифное регулирование и проч.) — другую. А классифицировать их надо, потому что сегодня эти меры зачастую разрозненны и общую картину увидеть трудно.

И в любой классификации есть образующие, базовые элементы. Их цепочка сегодня для государственной политики энергоэффективности выглядит так: информация, энергопланирование, создание мотивации. Без понимания ситуации и основных проблем (информация) нельзя выбрать решение (энергопланирование), а это, в свою очередь, непростой процесс, но и этого будет недостаточно, пока все, кто вовлечен, не будут заинтересованы в экономии энергии, не сделают энергоэффективность нормальной ежедневной практикой.

Понять, что происходит в реальности (из статистики, энергопаспортов, данных приборов учета, что тоже требует определенных усилий), корректно сравнить — значит создать основу для проведения любых дальнейших мероприятий. Далее путем геоинформационных систем (ГИС), справочников лучших доступных технологий можно дать предприятиям, энергосервисным компаниям, ресурсникам, целым отраслям ряд востребованных инструментов: бенчмаркинг, нормирование, типовые методики (в том числе по измерению и верификации потребления топливно-энергетических ресурсов и достигнутой экономии; по планированию на основе жизненного цикла и проч.).

Что нужно дальше? Собрать потребности регионов: несколько месяцев работы. Прикинуть полтора десятка инжиниринговых схем и решений по разным типологическим задачам климата, ресурсов, графика энергопотребностей. Это еще месяца три. Потом раскидать заказы на 140–150 тыс. агрегатов по отечественным заводам и ближнему зарубежью. В качестве пилотного можно попробовать обкатать зарубежное оборудование — если выдержит наш климат и нагрузки.