Надо адаптироваться
Надо адаптироваться
Спору нет, новое «расписание» жизни поколений требует перераспределения совокупной массы потребляемых поколением ресурсов в пользу все более поздних периодов жизни.
Ситуация явно непривычная. Во все века люди знали, что на их иждивении находятся дети. Детей было много, их содержание осознавалось как долг родителей, семьи, а если дети оставались сиротами, – то дальних родственников, сельской общины и т. п., – все это считалось нормой. Стариков же было мало, а неработающих почти совсем не было (в России в 1897 г. на одного человека в возрасте 70 лет и старше приходилось 15 детей до 15 лет), их иждивение не играло большой роли в экономике большинства семей и народном хозяйстве в целом.
Теперь же все поменялось, стало много пожилых и престарелых, которых «кто-то должен кормить». А так как рождаемость продолжает снижаться, а доля стариков – увеличиваться, то «скоро некому будет их кормить». Мы к этим клише уже начинаем привыкать. «Надо понимать, что содержание пенсионеров осуществляется за счет тех, кто работает», – разъясняют нам время от времени руководители Пенсионного фонда.
А правильно ли это разъяснение?
Почему кто-то должен «кормить» стариков? Ведь это не дети, которые могут жить только в кредит. Пожилые люди – в массе своей, конечно, – это те, кто уже проработал 30, 40, а то и 50 лет. Их никогда не может быть «много», их всегда меньше, чем число работавших в «их» время, – ведь каждое поколение постепенно вымирает. Выходя на пенсию, они перестают работать, но продолжает работать и приносить дивиденды созданный ими капитал.
Новые поколения приходят на уже готовое, созданное их родителями и прародителями, сегодняшними пенсионерами. И то, что производится сегодня, – только отчасти продукт живого труда ныне работающих, в нем всегда присутствует частица овеществленного труда родительских поколений. Нынешние работники живут в построенных предшественниками домах, трудятся на возведенных ими заводах, ездят по проложенным ими дорогам и наведенным ими мостам, используют созданные ими и ими же вложенные в головы детей знания… Если бы каждому поколению пришлось начинать все на пустом месте, немного бы они наработали.
Кроме того, как и все граждане, пожилые люди могут претендовать на часть рентных доходов от эксплуатации природных ресурсов, на которые у них ничуть не меньше прав, чем у тех, кто участвует в текущем производстве.
Почему же тогда «кормление» стариков так жестко связывается с численностью трудоспособного населения? Возможно, потому, что от него сейчас сильно зависят пенсионные системы.
Развитие пенсионных систем, несомненно, должно стать одним из главных ответов на быстрый рост доли пожилых людей в XX столетии, хотя изначально они создавались, исходя из других соображений. Развитие товарно-денежных отношений и городских видов деятельности подорвало основы семейной солидарности поколений, характерной для крестьянской жизни, и потребовало выработки новых форм их социальной солидарности. Тогда-то и стали возникать государственные пенсионные системы (исторически это произошло в конце XIX в.), означавшие, что иждивение пожилых людей в той или иной степени брало на себя государство. Источниками ресурсов, за счет которых государство платило пенсии, были либо обычные налоги, либо специальные страховые платежи работников и работодателей. Расходы на пенсии покрывались из текущих платежей (система «pay-as-you-go»), количество пожилых людей было небольшим, намного меньшим, чем число работавших, соответственно и их иждивение было для государства не слишком обременительным.
Заметим, что поступление ресурсов при системе «pay-as-you-go» слабо связано с прошлым трудовым вкладом получателей пенсий. Оно в гораздо большей мере отражает достаток плательщиков, которым они в определенной, довольно произвольной мере делятся с пенсионерами. В условиях экономического роста это выгодно всем: работающим есть чем поделиться, а пенсионеры реально получают даже больше того, на что они могли рассчитывать. Мог ли, скажем, французский, да даже и советский рабочий, начинавший свою трудовую деятельность в 1930 г., ожидать того уровня благосостояния, который оказался ему доступен, когда он вышел на пенсию в 1975?м? Едва ли.
Но ничто не вечно. Пенсионные системы совершенствовались, идея ответственности государства за содержание пожилых укреплялась, круг лиц, имеющих право на пенсию, расширялся, а размеры пенсий по мере роста богатства обществ, особенно после Второй мировой войны, увеличивались. И вот тут-то и вмешалось новое обстоятельство – старение населения: стало быстро расти число пенсионеров – и абсолютное, и относительное, в расчете на одного плательщика страховых взносов или налогоплательщика из следующих, не столь многочисленных поколений. Система «pay-as-you-go», имевшая скорее филантропический, нежели экономический смысл, перестала справляться со своими задачами.
Ответом на новую ситуацию стала более экономически обоснованная идея накопительных пенсий, которая теснее связывает право пожилого человека на пенсию с его вкладом в экономику, сделанным на протяжении трудовой жизни. Впрочем, эта связь существует и тогда, когда текущий заработок человека позволяет ему самому откладывать на старость, а потом жить на сбережения.
Для нас сейчас важно другое: если действительно можно установить связь между экономическим вкладом человека на протяжении его рабочей жизни и его благосостоянием в послерабочем периоде и отказаться от системы «pay-as-you-go», то почему это благосостояние постоянно ставится в зависимость от числа сегодняшних работников и их текущих налоговых платежей или каких-то других? Демографу трудно ответить на этот вопрос, и я с удовольствием переадресовываю его экономисту.
Разумеется, нас интересует теоретический ответ, а не ссылка на конкретные обстоятельства, которые способны похоронить любую теорию. Если человек всю жизнь трудился над созданием чего-то, что никогда не было использовано и со временем превратилось в груду ржавого лома, проданного по дешевке в другую страну, то с чего же он будет получать дивиденды? Но не будем о грустном…
Единственное, что кажется очевидным, так это то, что сохранение прежней «распределительной» пенсионной системы – это как раз пример типичной неадаптированности социального института к новой ситуации, создаваемой старением населения. И понятно, что для каждого, кто не может или не хочет менять действующую систему, старение населения – это надвигающаяся страшная катастрофа.
А дело ведь не только в пенсиях. При новом раскладе времени жизни многое надо делать не так, как делали еще совсем недавно: и лечить, и учить, и селить, и обслуживать, и страховать, и развлекать…
Скажем, одно из неприятных последствий происходящих перемен – старение трудовых ресурсов: соотношение младших и старших рабочих возрастов меняется в пользу старших. При нынешних темпах развития науки и техники знания, полученные во время учебы в молодости, неизбежно устаревают с очень большой скоростью. А доля носителей таких устаревших знаний при новой возрастной структуре увеличивается. Устранить это противоречие невозможно. Нужно, стало быть, искать какие-то адаптивные формы его разрешения. Возможно, это должна быть регулярная, всеохватывающая и общедоступная система обновления знаний, рассчитанная на людей средних рабочих возрастов, или что-нибудь в этом роде.
Немалые проблемы возникают и в социально-политической жизни. Ведь пожилые люди составляют все бо льшую часть электората, да и в политической, идеологической, культурной элите, среди чиновников их становится все больше. Не усилится ли консерватизм, застойность постаревших обществ, не станут ли они «геронтократическими»? Не возникнет ли из-за этого конфликта поколений? Видимо, и здесь нужно думать об адаптации политических институтов к новой ситуации, может быть, вводить какие-то возрастные квоты при заполнении определенного рода вакансий и т. п.
Рыночный сектор во всем мире давно уже отреагировал на происходящие сдвиги, предложил широкий выбор товаров и услуг, ориентированных на платежеспособный спрос пожилых людей. Бодрые старички и старушки в шортах, объезжающие туристические достопримечательности, стали привычным элементом ландшафта многих и многих городов и весей на всех континентах. И что-то не слышно, чтобы из коммерческого сектора раздавались жалобы на старение как на угрозу будущему.
Другое дело чиновник. Ему-то как раз легче ничего не делать и валить все беды на стихию жизни, которая, по его мнению, всегда устроена неправильно. Для него старение населения – это что-то вроде внезапно налетевшего урагана: за него нельзя ни с кого спросить, а потому на него можно спокойно перекладывать вину за все свои недоработки, недомыслия, а то и злоупотребления.
Сегодня уже мало кто помнит, как высокие чиновники, а с их подачи и средства массовой информации, пугали россиян «проблемой 2003 года». В отчете об одной конференции, посвященной этому вопросу, сообщалось, что, «по мнению участников конференции, важнейшими факторами, составляющими ожидаемый кризис 2003 г., являются: растущее выбытие основных фондов предприятий, крупные выплаты по внешним долгам и демографический кризис»[146]. По поводу двух первых «составляющих» сказать ничего не могу, хотя понимаю, что за ними, несомненно, стоят принимавшиеся кем-то финансовые, инвестиционные и прочие решения. Но при чем здесь демографический кризис? Валить на него, конечно, удобно, но как может ползучий кризис, длящийся несколько десятилетий, вдруг обострить ситуацию в каком-то отдельно взятом году?
Из недр тогдашнего Минтруда доносились пояснения, что в 2003 г. из-за постарения населения станет невыносимой нагрузка иждивенцами на работающее население. В конце концов сведущие люди разъяснили чиновникам и журналистам, что, хотя в долговременной перспективе нагрузка пожилыми в России росла, в данный момент она как раз снижалась. И что вообще иждивенцы состоят не только из пожилых, но и из детей, а общая иждивенческая нагрузка в 2003 г. не только не выросла, а была самой низкой за весь послевоенный период. Так что если «проблема 2003 года» и существовала, то демография здесь была ни при чем. Тут подоспел рост мировых цен на нефть, и «проблему» перестали поминать. Но эта история служит хорошей иллюстрацией того, как из подчеркивания негативных сторон старения населения можно пытаться извлечь политическую выгоду.
Тем не менее реальные проблемы, не связанные с экономической конъюнктурой или электоральным циклом, а порожденные глубинными эволюционными демографическими изменениями, конечно, существуют. Но они требуют не паники и нагнетания «демографической истерии», а пересмотра многих сложившихся представлений, изменения многих «правил игры», перестройки многих привычных институтов. Предстоит еще немало и проб, и ошибок, но важно не застывать в неподвижности, считая, что всякое изменение – это ошибка и все всегда должно оставаться, как было.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.