Ненасытные паразиты

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ненасытные паразиты

Перевод Н. С. Мавлевич

Август 1943 г.

Прозорливые люди уже давно с тревогой наблюдают, как нарастает повсюду в мире гнусная жажда наживы, плодящая все новые и новые полчища ненасытной, всепожирающей саранчи, и задаются вопросом, не станет ли только что отвоеванная у тиранов свобода добычей новых захватчиков. Совсем недавно почти то же самое говорил человек, чья компетентность не подлежит сомнению, вице-президент Соединенных Штатов Уоллес[229].

Уж его-то слова, точно, должны были дойти если не до сердца, то до нутра железных, угольных, нефтяных магнатов и газетчиков, находящихся у них на содержании (классическим образчиком этой породы остается Хёрст). Что же касается моих слов, то они — и это также точно — оставят их совершенно равнодушными, а вернее — и вовсе не достигнут их ушей. Однако кто служит золотому тельцу, а кто и позолоченному. Есть капиталисты глобального масштаба, о которых вел речь Уоллес, а есть мелкая сошка, подбирающая за ними крохи. Я не настолько высокого мнения об этой мелюзге, чтобы думать, будто она опасна сама по себе, но она нестерпимо омерзительна и подает дурной пример. На этих шутов я и ополчаюсь. Охотно уступая Уоллесу настоящих разбойников, довольствуюсь тем, что не упускаю случая освистать мнящих себя капиталистами жуликов.

Пусть другие, более образованные, чем я, критикуют крупный капитал. Я не тщусь быть философом, экономистом или уж тем более геологом. Я простой наблюдатель, что вижу — о том и говорю. Зато говорю свободно, как и когда считаю нужным. Если у писателя есть друзья в разных концах света и если он не страшится бедности — иначе говоря, готов обходиться без автомобиля и холодильника, — он всегда сумеет опубликовать свои книги. Заткнуть ему рот не удастся, разве что убить. Итак, я говорю только о том, что вижу, ни больше и ни меньше, но мои наблюдения могут оказаться полезными для всех. Финансисты, коммерсанты и промышленники вольны, разумеется, не разделять моих убеждений. И все же они должны согласиться со мной в том, что кишмя кишащие на теле капитализма паразиты угрожают самому его существованию: он может в короткий срок зачервиветь и сгнить, как облепленный мухами кусок мяса.

Главы великих демократических держав, прикладывающие все силы, чтобы, как сказал недавно Рузвельт, не допустить у себя внутренней коррупции, я полагаю, нисколько не заинтересованы в том, чтобы поощрять такую коррупцию у соседей. Но, к сожалению, находятся люди, делающие это, прикрываясь их именем. Мелкие финансовые, промышленные и газетные мошенники умеют только одно — продаваться, но уж этим искусством владеют в совершенстве. И я сетую не на то, что их покупают, а на то, что покупают слишком дорого. Года три-четыре назад вся эта сволочь была фашистской. Сегодня она клянется в верности демократии. На какую же пользу от такого потрепанного товара можно еще надеяться?..

И все-таки им пользуются. В частности, используют против Франции. Раньше Франции с жалостливым презрением ставили в пример немецкую силу, немецкую дисциплину и немецкую организованность. Сейчас ей указывают на американский прогресс. А цель все та же: доказать ущербность моей родины.

Все дело в том, что она путает карты тех самых разбойников, о которых говорил Уоллес. Они делали ставку на Германию. Интернационал Денежного Мешка делал ставку на тоталитарную Германию — в чем, впрочем, нет ничего удивительного, ведь гитлеровская Германия сохранила в неприкосновенности свои капиталистический костяк, достаточно сказать, что Геринг и по сей день остается одним из крупнейших в мире трестовых воротил. Франции была отведена в этой игре роль жертвы, и теперь бандиты боятся остаться с трупом на руках. Если слово «изоляционизм» имело когда-нибудь конкретный смысл, то оно означало политику изоляции Франции. Францию оставили отбиваться в одиночку от Гитлера, Муссолини, Франко, ей не дали вступить в союз с русскими, ее заманили в Мюнхен и принудили отречься от единственного союзника. И вот те, кто поставил на Германию против Франции, кто обрек Францию на гибель, хотят представить дело так, будто это сама Франция сделала ставку на фашизм и пала жертвой собственной реакционности, не пожелав внять призывам таких героев-реформаторов, апостолов социального прогресса, как Гувер или Чемберлен… По окончании войны Францию собираются швырнуть в одну могилу с фашистскими диктаторами, покончив с ней раз и навсегда.

Пока Франция жива, пока французский дух будет хоть чего-то стоить в глазах людей, многие задуманные махинации могут не удаться или по крайней мере из них не удастся извлечь всей выгоды. Этим и объясняется стремление уничтожить или, на худой конец, очернить этот дух. И его будут чернить любыми средствами, при каждом удобном случае. Чтобы очернить его, обливают грязью такого скромного французского писателя, как я. Прежде, в те благодатные времена, когда Бразилия еще была нейтральной страной, меня, как и Жака Маритена, обзывали коммунистом, а теперь обзывают фашистом и собираются выбросить на свалку вместе с Марсельезой и гражданским кодексом… Я вовсе не преувеличиваю. Те, кого интересует моя особа, могли собственными глазами прочитать эти лестные отзывы обо мне здесь же, на страницах газеты, где я выступаю в течение трех лет. Как ни грубо сработана эта клевета, в ней все-таки слишком много яда, чтобы я опростоволосился, поверив, будто инициатива статьи принадлежит тому, чьим именем она подписана. Видимо, этот автор относится к разряду истеричных писак, которые утрачивают силу, еще не начав творить, не могут зачать сами ни одной мысли, зато подхватывают чужие и поспешно, точно школьник, листающий альбом с эротическими картинками, предаются постыдному, бесплодному занятию одиночек. Его напускное негодование, его ужимки, вопли, гримасы и вилянья внушают мне едва ли не сочувствие. Гораздо большее отвращение я испытываю к вдохновителям этого несчастного паяца, даже не сообщившим ему, что один из моих сыновей вернулся тяжело больным из Англии, где остались другой сын и племянник, воюющий в составе британского десанта. Но я постараюсь преодолеть отвращение, чтобы в заключение обратиться к этим людям. Они притворяются, будто всерьез считают меня противником казни Муссолини. Я ничуть не против того, чтобы Муссолини удавили и, если понадобится, сам принесу веревку. Но я бы хотел, чтобы рядом с ним повесили, и не за шею, а за ноги, как собак, упомянутых Уоллесом дельцов мирового масштаба, тех, кто едва не погубил весь род человеческий, ради того чтобы продать фашистским диктаторам лишнюю тонну своего угля, своей нефти и стали.