Второе и последнее письмо Фигаро своему неизвестному корреспонденту, бакалавру[258]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Второе и последнее письмо Фигаро

своему неизвестному корреспонденту, бакалавру[258]

Можете ли вы себе представить, сеньор бакалавр, что в первом письме, предназначенном вам, и опубликования которого, не зная вашего имени, я никоим образом не мог избегнуть в нашей столице, была обнаружена неблагонамеренность? Виной всему упорство, с каким вы скрываете ваше имя и место жительства именно в такую эпоху, когда все окончательно превращается в пустые наименования. Заметили ли вы, милостивый государь, что одно у нас именуется возрождением, другое реформами, третье Палатой, это – свободой, а то – национальным представительством? Что еще? Есть даже такие названия, как личная неприкосновенность, и закон, и…

Почему бы вам, милостивый государь, не назвать себя каким-нибудь именем, даже если вы и не составили себе имени. Таким образом мы избежали бы того, чтобы письмо, адресованное вам, читала и обсуждала публика, как будто бы я действительно сказал все, что следует сказать, или все, что мне по этому поводу может прийти в голову.

Но в этом письме, а оно будет последним, я клянусь вам той разумной свободой, которой мы наслаждаемся (а это настоящая клятва!), что я готов принять даже назначение министром, если только разрешил себе хотя бы невинную насмешку в отношении правительства «ли нечто в этом роде. Если бы я позволил себе какую-нибудь насмешку, мне пришлось бы поссориться с цензором, а он запретил бы мне писать друзьям (это равносильно тому, что вырвать у меня сердце) только потому, что он получает жалованье и инструкции от правительства, а я не хочу от него ни того, ни другого. Меня запросто могли бы арестовать, не пытаясь даже выяснить: за что?… Нет уж, если ваша милость хочет развлекаться чтением моих писем, скажите мне, кто вы такой, и я напишу вам лично; самое большое, что может случиться – мое письмо вскроют, и уж тогда, сеньор бакалавр, пусть его запрещают. Это же письмо, не говоря уже о том, что оно последнее, не будет содержать ни размышлений, ни какой-либо шутки, как в силу вышеуказанных причин, так и бог знает почему. Если уж мне самому причины эти неясны, то до шуток ли мне сейчас? В отношении правительства я в особенности воздержусь поступать так, как в известном анекдоте сумасшедший поступил с собакой: «Берегись, это правительство!»[259] Далее я буду излагать только факты. И если сообщение голых фактов покажется кое-кому неблагонамеренным, то тут не моя вина, а самих фактов или тех, кто о них читает. В таком случае можно считать неблагонамеренностью даже искреннее содружество Палаты и Кабинета министров.

Ходят слухи, что один из министров собирается подать в отставку; не верьте этому, милостивый государь, это шутки. То же самое говорят уже в течение двух месяцев о другом министре, но проходит день за днем, а слухи все остаются слухами.

Вам, видимо, уже известно, милостивый государь, что в Палате знати ответ на тронную речь был превосходно составлен. Это был образец хорошего стиля и изысканного кастильского языка, один из лучших образцов прозы на нашем языке.

Что касается Палаты депутатов, то я, милостивый государь, ничего не могу вам сказать, кроме того, что в настоящее время нецелесообразно, чтобы человек использовал дар слова, которым всевышний отличил его от прочих животных. Сейчас каждый должен молчать обо всем, что он знает, если только он не намерен высказать все, что у него на душе, в какой-нибудь объемистой книге, ибо в этом случае человек сможет быть вполне свободным – ведь эту книгу никто не станет читать. Но ежедневно обо всем этом повторять в газете, нет, это не то. Дар слова, как и все на свете, надоедает, если им ежедневно пользоваться.

Суд присяжных у нас нынче не в чести. Нет ничего хуже присяги, в особенности если присяга пропадает впустую. В этом вопросе сторонники правительства согласны со святым отцом Рипальда.[260] До сих пор сторонники правительства считали испанцев слишком неразумными для того, чтобы говорить то, о чем мы думаем, и чтобы судить по всем правилам закона.

Вам, вероятно, уже известно, каким образом выяснилось, что наше законодательство не является абсурдным.[261] Вы хотите знать, милостивый государь, чем прославила себя Каталония? Господа депутаты от Каталонии сообщили, что прибудут в Мадрид двадцать девятого. Выехав из Барселоны двадцать второго, они прибыли в Марторель только двадцать восьмого – нечего сказать, быстрое путешествие! Здесь они проведали о том, что в Мадриде холера, хотя мы об этом помалкиваем, и официально заявили, что это никуда не годится. Действительно, легче всей нации собраться в Мартореле, чем Марторелю отправиться туда, где находится вся нация. Вообразите, милостивый государь, что один из них уже ушел из Мартореля, ибо происходящее в Вальекас вызвало у него подозрение! Представительствовать можно в любом месте, а бродить с места на место для того, чтобы осуществлять национальное представительство, означало бы превратиться в некоего бродячего депутата. Если у родины есть какие-то безотлагательные дела, пусть потерпит: один плохонький депутат от Каталонии стоит куда больше, чем четыре добрых родины, вместе взятые. Ни один каталонский депутат, следуя примеру Гарсиа де Кастаньяра,[262] не променяет все сокровища Мадрида на какой-нибудь сущий пустяк, если только он марторельский.

Вам уже известно, милостивый государь, об аресте двух лиц, обвиненных в организации крупного заговора, который якобы имел место. Но так как против них никаких улик не обнаружили, то одного из них выслали в Бадахос, а другого в Сарагосу. Кажется, они сделали какое-то представление по этому поводу, но на него, как и на каталонское представительство, никто не обратил внимания. Из отчетов о состоянии здравоохранения, которые начала публиковать «Медицинская газета», явствует, что хотя в Мадриде и не было холеры, как я уже сообщал вашей милости, все же от нее умерло четыре тысячи человек с лишним, причем излишек этот установить не удалось. Теперь вы можете судить, милостивый государь, насколько коварна болезнь.

Вы также должны знать, милостивый государь, что в Мадриде санитарные кордоны и меры по изоляции больных наихудшие в мире, поэтому они вообще не применялись. В четырнадцати лигах от Мадрида положение не лучше. Например, в Сеговии больного увозят от семьи, семья отправляется в санитарный барак, их дома забивают, улицы огораживают, одежду сжигают, и уж не знаю, что там еще делают! Есть ли на свете более странная и непостоянная болезнь! Она подобна газете. Тут ее считают эпидемией! Там она заразительна! Помилуй меня бог!

Подумайте, милостивый государь, какие блага приносят нам телеграф, консульство в Байонне и сообщения из Лондона! Теперь нам стало известно, что дон Карлос в Наварре. Вот и доверяйте после этого консулам, телеграммам и сообщениям из Лондона.

Да! Знаете ли вы, милостивый государь, какая газета является трибуной кабинета министров?… «Пчела».[263] Та самая «Пчела»… Одним словом – «Пчела».

А известно ли вам, ваша милость, какое издание представляет оппозицию? «Обозрение». Это нам стоит денежек. В результате правительство отказало нам в подписке на некоторое число экземпляров и в субсидиях, предоставлявшихся нам ранее. Нашелся даже человек, который, к сожалению не читая, возвратил в редакцию полученные им экземпляры. С тех пор кажется, что о нас заботится само провидение, подписка так повышается, что просто одно удовольствие. Да и как может быть иначе! Вы же знаете, милостивый государь, что мы – добрые христиане, поэтому мы и выносим все это с подобающей покорностью.

Извините меня, милостивый государь, кто-то стучится в дверь. Вероятно меня пришли арестовать или сослать в Сарагосу. Так или иначе, я должен быть настороже. Поэтому, сеньор бакалавр, желаю вам всякого благополучия, и будьте любезны подписаться каким-нибудь именем. Если даже у «Обозрения» есть название, совершенно ясно, что сейчас не время для анонимных писем и секретов.

P. S. Читали ли вы, милостивый государь, мой сборник «Простодушный болтун»? Я публиковал его во времена Каломарде и Сеа. Теперь, когда у нас существует разумная свобода, его, по всей вероятности, уже нельзя было бы издавать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.