Сказали, что будут лечить от зубной боли, а всех, пардон, уложили в гинекологические кресла

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сказали, что будут лечить от зубной боли, а всех, пардон, уложили в гинекологические кресла

— Мы живем, как в сказке, — сказал московский экономист Сергей Краснов. — Жаль только, что в страшной. В плену пророчеств и заклинаний. А роль магов и колдунов выполняют политики.

На мое замечание, что всякой сказке положено иметь счастливый конец, Краснов сардонически усмехнулся:

— Похоже, что мы действительно близки к кульминации. Эти странные реформы, смысл которых никак не дойдет до рядового обывателя, заставляют его кучковаться, митинговать, требовать, вооружаться. Вот это и есть настоящая жизнь, а не та, которую рисуют в своем воображении политики и экономисты, убеждая нас с экранов телевизоров, что жить стало лучше, жить стало веселее. Иногда мне кажется, что всех нас, и мужчин тоже, усадили в гинекологические кресла, сказав, что будут лечить от зубной боли. О реформе ее отцы пишут так общо и загадочно, будто ее успех зависит больше от нашего согласия на слепоту и неосведомленность.

— Например? — спросил я.

— Надеюсь, вам известно имя Ларисы Пияшевой? Доктор экономических наук, ярая сторонница обвальной приватизации. В начале нынешнего года пришла в московскую мэрию и возглавила департамент, созданный под ее идею. Послушайте, какая, к черту, приватизация? Возьмем торговлю. Это же не что иное, как прежняя, родная социалистическая монопольная торговля. Правда, слегка подгримированная, подкрашенная. Приватизация столичных магазинов на практике обернулась все в то же монопольное право пропускать через замызганные, душные магазины, да еще сдав часть торговой площади в аренду другому торговцу, абсолютно все наличие товаров и продуктов, включая и гуманитарную помощь. Притом пропускать так, что большая часть добра уходит за мзду перекупщику-спекулянту и благополучно избежит налогообложения. Знаете, сколько денег уже перекочевали из наших тощих кошельков в бездонные карманы мафии? Сотни миллиардов рублей! Уверяю вас: диктат мафиозных структур, незаинтересованность в подешевлении продукта, правовой беспредел ведут нас не к подъему, как считают отцы реформ, а к сворачиванию производства. Перспектива реформирования экономики представляется мне весьма сомнительной.

–- Мрачный прогноз, господин Краснов...

— Может быть. Но — реальный. Основанный на жизненных наблюдениях. Кстати, вы обратили внимание на внешний облик коммерческих торговых точек в Москве? Нет? Напрасно. Вам должно броситься в глаза, что символом реформ у нас становятся бронированные киоски из стального листа и ларьки, одетые с ног до головы в металлические решетки — почти как тюремные. Да... «Золотая молодежь» постперестройки быстро смекнула, что защищаться надо, не рассчитывая на правопорядок. Не потому ли в «комках» по два дюжих молодца? Это напоминание всем нам, как беззащитны мы, заложники реформ, приватизацией и либерализацией. Однако смею вас заверить, есть среди заложников трезвые люди, не ждущие ни скорого рая на земле, ни светлых немедленных, в духе коммунистических вождей, перемен.

— Господин Краснов, но ведь с первого июля начался новый, второй этап экономических реформ. Их, как известно, предполагается углублять. Неужели вы не верите в успех?

— Не верю. Более того, убежден: замыслы экономических стратегов со Старой площади сродни тектоническим сдвигам, при которых в разверзшийся провал рухнет промышленность. Первыми жертвами нового обвала станут директора предприятий. Их буквально затопчут на втором этапе реформ.

— Почему?

— Да потому, что его суть — введение единого обменного рубля вместо нескольких нынешних курсов и сплошное акционирование предприятие. Со вторым пунктом еще можно кое-как согласиться, хотя и он напоминает эпоху сплошной коллективизации. А вот первый... Это же самоубийство. Финансовый крах.

— Я не могу не отметить логику в ваших рассуждениях. Но, согласитесь, программу углубления реформ в России составляли, надо полагать, не мастера изящной словесности.

— Однако и это вовсе не исключает того, что спустя некоторое время 240-страничный труд будет читаться как занимательное научно-фантастическое произведение. В нашем отечестве такие прецеденты уже были. Вспомним хотя бы хрущевскую программу КПСС с точно намеченной датой построения коммунизма, брежневско-горбачевскую Продовольственную программу, другие эпохальные прожекты. Где гарантия того, что и труд гайдаровской команды не постигнет такая же печальная участь? Если хотите знать мою точку зрения, то я абсолютно уверен — это очередная маниловская затея. Люди, хотя и молодые, и напористые, но ничем, кроме малолюдных вузовских кафедр и лабораторий, не руководившие, страной эффективно управлять не смогут. Здесь уже звучало имя Пияшевой. Оно заслуживает отдельного разговора. Могу, кстати, заодно вспомнить Геннадия Бурбулиса и других политиков постперестроечной волны.

— Это придало бы беседе персонифицированный характер, что особенно ценно.

— Тогда слушайте. Горбачевская перестройка, как известно, разделила политиков на два непримиримых лагеря. В один вошли противники рыночной экономики, во второй — ее сторонники. Лариса Пияшева выступала за рынок еще задолго до исторического поворота советской экономики на этот путь. Она смело выступала за него на научных собраниях, «круглых столах», в печати. Ее публикации, особенно в средствах массовой информации, были доступны и понятны любому рядовому человеку. Пияшева убеждала: не надо бояться рынка, это благо для всех, основа благоденствия и процветания каждого. Рынком пугает консервативная партийно-государственная номенклатура, которая боится потерять свои должности и связанные с ними привилегии.

Давайте обратимся к тому, каким представляется рынок ученому-экономисту Пияшевой. По ее мнению, если все цены на мясо сделать свободными, то оно будет стоить четыре-пять рублей за килограмм, но появится во всех районах и на всех прилавках. Масло будет стоить также рублей пять. Творог — три-четыре рубля, яйца — не выше полутора. Молоко будет парным, без химии, во всех молочных магазинах в течение дня и по полтиннику. Цены на картофель и морковь будут точно уже не выше рыночных, но и не по 10 копеек. Где-нибудь 30-40, что по мнению Ларисы Ивановны, вполне доступно.

Сколько будут стоить женский плащ или ботинки, хрусталь, спрашивает она, зовя осторожный народ в рынок? Да сколько стоил, столько и стоить будет, так же, как ковры да телевизоры...

— Неужели это ее прогноз?

— Дословный. Цитирую: «Упадут цены на тракторы и другую неработающую технику. А уж коммерсанты-предприниматели позаботятся о том, чтобы завалить рынок мини-тракторами — и, надеюсь, не по «коммерчески-аукционным» монопольным, а по вполне доступным «демократическим» ценам открытого и свободного рынка...». Пойдемте дальше: «Встанут дома, проложатся дороги. Наладится нормальное снабжение между сельскими производителями, торговцами-посредниками, заготовительными да городскими и сельскими магазинами. Сельские жители перестанут в Москву за колбасой и макаронами мотаться. Им из города и тракторы, и шелка в магазины завезут. Теплички начнут расти, как на дрожжах...». Хотите еще сладкой маниловщины?

— С трудом верится, что это Пияшева...

— Она, она, миленькая. Образца 1990 года. Вот ее умилительно-ласковые, с фольклорными интонациями, рассуждения в «Литературной газете». 30 мая напечатаны. И про блюдечко с золотой каемочкой, на котором Запад принесет нам долгожданные кредиты, и про помощь специалистами да советами, ежели что не ясно будет. Ну, и, само собой, присутствует достойная отповедь антирыночникам, которые уже тогда прогнозировали рост цен в 10 — 12 раз в случае немедленно проведения реформ. «Откуда насчитали наши специалисты по рынку скачок цен в 12 раз? — удивленно вопрошает ученая-экономистка. — Лаваш на каждом перекрестке 50 коп. стоит. Отчего же булка в магазине в 12 раз повысится в цене?» Реальный рост цен, по ее скромным подсчетам, составит максимум 100 процентов, то есть цены вырастут в три, но никак не в 12 раз. Это не страшно, успокаивает читателей автор, так как вырастет многократно цена за труд — заработная плата наша.

— Действительно, какая-то странная идиллия. Утопия в духе Кампанеллы, Оуэна...

— Пример Пияшевой — не единственный. И у других крестных отцов реформы — те же мечтания и идиллии. Не избежали их даже самые известные. В одном из интервью было сказано, что магазины после январского отпуска цен станут напоминать музеи — в них будет все. Прогноз подтвердился — действительно в «комке» чувствуешь себя словно в музейной экспозиции. Глазеешь, сколько влезет, а купить не можешь.

Ведь за чертой бедности очутилось более 80 процентов населения. Цены на хлеб выросли в 20 раз, на соль и спички — в 100 раз. Женское демисезонное пальто в среднем стоит 3,5 тысячи рублей, цветной телевизор, холодильник — 15 тысяч, легковой автомобиль — полмиллиона, однокомнатная квартира — 300 — 500 тысяч. И это при средней зарплате в мае в 3,5 тысячи рублей. Есть ли надежды на улучшение? Посмотрите, что делается в промышленности! Темпы прироста суммы взаимных неплатежей достигли 25 миллиардов рублей в день. Молоко из-за дороговизны сливается в канализацию и скармливается скоту. Ежемесячно приостанавливают работу около тысячи промышленных предприятий. И это только в одной России! К концу года здесь ожидается 25 миллионов безработных. Спад производства составит не менее 30 процентов.

— Господин Краснов, как бы назвали нынешнюю экономическую ситуацию в странах Содружества? Ваши прогнозы?

— Эта ситуация не имеет аналога в истории. И не имеет названия. Мне она представляется нежизненной. И знаете, почему? О ней нет анекдотов. Значит, народ ее не принял. Анекдоты были даже в сталинские времена. С уходом Горбачева они почему-то кончились. Во всяком случае, о новых властях и их реформах мне слышать не приходилось. Когда народ перестает смеяться, — это тревожный симптом.

А если серьезно, то мы еще не прошли высшую точку кризиса. Нам еще неизвестен вкус горького хлеба безработицы, на нас еще не обрушился второй мощный ценовой скачок, связанный с освобождением цен на энергетические ресурсы. И, что немаловажно, мы еще не съели все продовольственные запасы, не сносили одежду, приобретенную в застойные годы. Когда все это произойдет, думаю, что число сторонников реформ может стать чисто символическим, а их нынешние программы постигнет участь тех, с которыми мы, смеясь, расставались.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.