18 Меня приглашают в Ла-Пас максимизировать прибыли

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

18

Меня приглашают в Ла-Пас максимизировать прибыли

Международный аэропорт Эль-Альто, где приземлился наш самолет, — самый высокогорный из всех коммерческих аэропортов мира. Он расположен на горном плато, возвышающемся на 3,9 тыс. м над уровнем моря. У выхода из зоны таможенного контроля нас встречали нынешний президент СОВЕЕ, которого я должен был сменить на этом посту, и его жена.

В течение всего времени, что мы с семьей провели в Боливии, и он, и другие топ-менеджеры компании оказывали нам поистине королевский прием. Они ознакомили нас практически со всеми достопримечательностями Ла-Паса и его окрестностей, сопровождали в походах на колоритные местные рынки, в музеи и сохранившиеся с колониальных времен церкви.

Нам показали эксклюзивную школу, которую будет посещать Джессика, и элитный загородный клуб, готовый с радостью принять нас в свои объятия. Во время загородных экскурсий мы в полной мере налюбовались живописными горными видами и, конечно, красотами долины Луны с ее причудливыми нагромождениями песчаных столбов, сильно изъеденных эрозией. Побывали мы и на электростанциях и подстанциях, осмотрели полосу земли, отведенную под предполагаемое строительство линии электропередачи.

Однажды холодным дождливым днем за нами в отель заехал один из управляющих СОВЕЕ, чтобы, по его словам, «показать нам истинную душу компании». Мы было приготовились обозреть какое-нибудь высокотехнологичное инженерное чудо, но машина, в которой мы ехали, подрулила ко входу в отделение коммерческого банка в центре Ла-Паса.

Прямо от дверей начиналась состоящая из индейцев длинная изломанная очередь; ее хвост терялся за углом здания. Пытаясь уберечься от пронизывающего ветра, люди сбились кучками, некоторые прикрывались от дождя развернутыми газетами. Все, кто стоял в этой унылой очереди, были одеты в национальную боливийскую одежду: мужчины — в шерстяные штаны, женщины — в домотканые, тоже шерстяные, юбки. Многие утеплились пончо. Я чуть приспустил стекло со своей стороны, и ветер немедленно швырнул мне в лицо пригоршню ледяных капель. От очереди исходил явственный запах мокрой шерсти и давно не мытого человеческого тела.

Я молча обозревал эту тягостную картину, которая могла служить живым напоминанием о давних временах конкистадоров, когда покорные судьбе бедняки выстраивались в такие же длинные очереди в надежде получить работу на оловянных рудниках. Как и их предки, эти стояли в покорном молчании, поглядывая по сторонам и время от времени делая небольшой шажок, продвигаясь к массивным дверям банка, которые охраняла группа хорошо вооруженных охранников.

Многие были с детьми; самые маленькие висели за спинами матерей, привязанные пестрыми платками. Видно было, как с плеч мамаш на них все скатывались и скатывались холодные дождевые капли. «Они пришли, чтобы оплатить свои счета за электричество», — прервал молчание сопровождавший нас управленец.

«Какой ужас», — пробормотала Уинифред.

«Ах, боже мой, вовсе нет, — попытался поправить ее управляющий, — как раз наоборот — это счастливчики. В отличие от своих сельских сородичей эти, можно сказать, привилегированный класс — у них в домах есть электричество».

На обратном пути гид повернулся к нам с переднего сиденья и принялся с энтузиазмом объяснять, что СОВЕЕ через американское посольство регулярно переправляет в Штаты мешки денег — тех самых наличных, что, отстаивая в длинных очередях, вносят в банк бедняки кечуа и аймара. «Наша СОВЕЕ — дойная корова для Leucadia», — радостно заключил он.

Позже я узнал, что бедные горожане вынуждены каждый месяц совершать такие походы в банки, чтобы оплатить услуги за электричество, хотя многие из них пользуются одной-единственной тусклой лампочкой, освещающей их жилища. Они безропотно, иногда целыми часами, простаивают в очередях перед банком, невзирая на непогоду, чтобы внести наличные за электричество, потому что у них нет ни кредитных карточек, ни банковских счетов.

Тем вечером в нашем гостиничном номере Уинифред все спрашивала, с какой стати американское посольство предоставляет здешней частной компании курьерские услуги. На это у меня был только один ответ — тот, что наиболее очевиден: дипломатические миссии США по всему миру существуют в основном для того, чтобы обслуживать интересы корпоратократии.

Нас, правда, несколько удивил наш сегодняшний «гид» — с какой стати он, пожертвовав своим временем, потащил нас смотреть на этих бедняг в очереди? «По-моему, он этим искренне гордится. Что за извращенное отношение к финансам», — подвела итог Уинифред.

На следующее утро наша программа предусматривала знакомство с гидроэнергетическим комплексом на реке Зонго. Для начала нам вкратце рассказали об этом объекте местной электроэнергетики. Вот что, подумал я, должно считаться настоящей душой СОВЕЕ. Об этом проекте слышали и знают все менеджеры Латинской Америки, работающие в области электроэнергетики, это классический пример эффективности в сочетании с бережным отношением к живой природе и ее богатствам. Комплекс объединяет несколько небольших гидроэлектростанций, каскадом спускающихся почти с самых высот Анд до уровня равнин тропического района страны.

Как уверяли некоторые из присутствовавших инженеров, дорога в горы, где начинается каскад, очень утомительна, но ради того, чтобы увидеть эту красоту своими глазами, стоит помучиться. А один из них грустно покачал головой и со вздохом заметил: «Жаль, что больше мне уже не удастся сделать ничего подобного. Мы все очень любим проект Зонго, потому что это прекрасный образец того, как можно получать пользу, не уничтожая природу. Ни один из нынешних крупных инвесторов, а Всемирный банк в особенности, не согласится вкладывать деньги в такой небольшой и сложный в инженерном отношении проект. А если бы они вдруг решились поучаствовать в таком деле, непременно заставили бы перегородить ущелье огромной плотиной и затопить всю долину».

Доставить нас в горы к каскаду Зонго любезно предложил нынешний президент СОВЕЕ. Он и его жена еще до рассвета заехали за нами в отель, и, погрузившись в их вместительный полноприводной универсал, мы стали подниматься вверх на Альтиплано. Неприветливое, почти лишенное растительности плато, словно тонким одеялом, было покрыто слоем снега, что делало его похожим на арктическую тундру, только совсем иссушенную и бесплодную.

Внезапно подступивший рассвет оживил пейзаж — перед нами развернулась картина восхода солнца над величественной горной цепью Кордильера Реаль. Здесь, в Боливии, ее называют «Гималаями Америки», и по праву: она представляет собой могучую гряду из 22 увенчанных снежными шапками пиков, вздымающихся на высоту около 6000 метров.

Через несколько часов мы преодолели перевал на высоте более 5000 метров, и Джессике представилась возможность впервые в жизни посмотреть на настоящий ледник. Гигантский по площади, мощный пласт льда от нас отделяла узкая полоска тощего пастбища, где бродили альпаки.

Джессика было побежала через дорогу, поближе к леднику, но, внезапно остановившись, буквально рухнула на колени — ее сотрясали сильные позывы к рвоте. От острой нехватки кислорода губы дочери почти почернели. Мы с женой рванулись к ней, я схватил ее на руки и поспешил обратно к машине. Мы стали быстро спускаться вниз, где воздух не такой разреженный.

Ближе к концу дня мы наконец добрались до первой электростанции каскада. В том месте, где потоки Зонго вытекают из-под ледника, была возведена небольшая дамба, образовавшая маленькое водохранилище. Из него по системе каналов, глубоко прорезающих склоны ущелья, вода спускалась вниз, и металлические водоводы направляли ее прямо на лопасти турбины электростанции. По такому же принципу были построены и другие ГЭС, ниже по течению Зонго.

Таким образом, комплекс служил образцом того, как проект, изначально направленный на максимально полное использование потенциала горной реки, гармонично вписался в окружающий природный ландшафт, ничем не нарушая его целостности. Пока мы бродили вдоль ущелья, зажатого среди почти отвесных скалистых утесов, уже полностью оправившаяся от приступа горной болезни Джессика озвучила обуревавшие меня чувства. «Здорово, что они не стали строить огромную плотину, — сказала она, — а то вся эта чудесная долина оказалась бы под водой».

Позже мы поднялись наверх, к изящному коттеджу, который, как мне сказал президент COBEE, перейдет в мое полное распоряжение, если я займу его пост. Разместив в домике вещи, Уинифред, Джессика и я продолжили прогулку по окрестностям, на этот раз решив вскарабкаться к ближайшему водопаду. Здесь, на высоте всего 2400 метров, дышалось совсем легко, и мы полной грудью вдыхали свежий горный воздух, наполненный кислородом, которого так не хватало в Ла-Пасе и на том страшном перевале.

Мы взобрались на утес возле водопада и сквозь буйную листву деревьев наблюдали за закатом солнца, которое садилось за горы, со всех сторон окружающие долину. А когда стало темнеть, мы спустились вниз и присоединились к нашим спутникам. Нас ожидала восхитительная лазанья, заботливо разогретая к нашему приходу смотрителем коттеджа, — такая вкусная, что, казалось, она прибыла прямо из Рима.

Вскоре Джессика отправилась спать, а мы, четверо взрослых, остались в гостиной поболтать за коктейлями. Нынешний президент компании и его жена явно были довольны своим пребыванием в Боливии. Не менее очевидно было и то, что теперь они бы с радостью приняли мое согласие занять пост президента, чтобы вернуться домой, в Штаты.

Они на разные лады перечисляли всевозможные блага, которые ожидали меня на посту главы компании: в нашем полном распоряжении будет целый особняк; нам предоставят машину с шофером, чтобы я и члены моей семьи могли разъезжать по Ла-Пасу; нас будет защищать вооруженная охрана; о нас будет заботиться целый штат прислуги — повара, служанки, садовники. А кроме того — мне выделят более чем щедрые средства, чтобы всячески ублажать и развлекать местную аристократию.

Прозвучало также, что я стану вторым по влиятельности лицом страны после президента. Даже если случится очередной переворот, я останусь важной персоной, так как под моим контролем будет снабжение электроэнергией и президентского дворца, и военных баз. Люди из ЦРУ тоже будут искать моего расположения, чтобы заручиться моей поддержкой тех сил, на которые они собираются делать ставку.

Позже, уже готовясь ко сну в отведенной нам спальне, Уинифред расхваливала гидроэнергетический проект Зонго: «Никогда не видела ничего подобного. Неужели ты не сможешь использовать его как отправную точку и произвести революцию в энергоснабжении в масштабах Латинской Америки? Это же так просто! Пусть не будет этих ужасных очередей, в которых бедные индейцы часами ждут возможности оплатить свои жалкие счета за электричество. Сделай его более дешевым, пусть электричество придет и в сельские районы. Надо разработать больше таких проектов, как этот, вместо того чтобы вкладывать деньги Всемирного банка в строительство огромных ГЭС! Сделай эту компанию приверженцем бережного, рачительного отношения к окружающей среде».

Я внимательно прислушивался к ее словам. И на следующий день, после того как мы вернулись в Ла-Пас, и в оставшиеся до отъезда домой дни я так и эдак проворачивал в голове высказанные женой идеи. Несколько раз мне представился случай обсудить эту тему с управляющими и инженерами компании. Многие из них приехали из Аргентины, Чили, Парагвая — стран, где долгие годы у власти стояли военные диктатуры, обслуживавшие интересы корпоратократии. Поэтому меня не очень удивлял скептицизм, с которым они отнеслись к моим рассуждениям. Их комментарии в той или иной степени повторяли слова инженера-перуанца, более десяти лет проработавшего в СОВЕЕ. «Leucadia только и мечтает, что о мешках с деньгами», — категорически заявил он.

Но чем больше я раздумывал, тем сильнее меня охватывал гнев. Латинская Америка давно уже превратилась в классическую модель господства Соединенных Штатов. Если в какой-нибудь латиноамериканской стране, богатой ценными природными ресурсами, на которые уже положили глаз наши ненасытные корпорации, к власти приходил национальный лидер, полный решимости использовать эти ресурсы на благо своего народа, разворачивался один и тот же сценарий — государственный переворот или убийство главы государства, и всякий раз у власти оказывались ставленники Вашингтона.

Такая судьба постигла Бразилию при Гуларте, Гватемалу — при Арбенсе, Боливию — при Эстенссоро, Чили — при Альенде, Эквадор — при Рольдосе, Панаму — при Торрихосе. В течение десяти лет я, будучи экономическим убийцей, принимал в этой игре самое непосредственное участие. И хотя я уже давно покончил с этой профессией, меня до сих пор мучают угрызения совести. И гнев.

Я дал слабину — в своем стремлении услужить корпоратократии и удовлетворить собственные аппетиты я отступил от принципов, уважать которые меня приучили с детства. Теперь меня приводило в ярость то, что я, как проститутка, продал свою честь. Бесило и то, что, как я подозревал, любые попытки изменить компанию, подобную СОВЕЕ, обречены на провал — мне не дадут сделать то, что я задумал. И все же я дал себе слово попробовать.

Вернувшись в Соединенные Штаты, я связался с сотрудником Leucadia, ответственным за подбор руководящих кадров. Понимая, что затеваю совершенно безнадежное дело, я все же сообщил, что готов рассмотреть возможность принять назначение, но только при условии, что мне позволят превратить СОВЕЕ в модель бизнеса на принципах социальной ответственности и бережного отношения к окружающей среде.

Я пояснил, что на меня произвел большое впечатление гидроэнергетический комплекс на реке Зонго, и мне пришла в голову идея, что сама компания, располагая возможностями обеспечить электричеством беднейшие слои населения, как никакая другая подходит на роль проводника перемен.

После моей тирады повисла долгая пауза. «Хорошо, — наконец ответил мой собеседник, — я обговорю это с Йаном Каммингом. Хотя на многое не рассчитывайте. Управляющие отвечают перед акционерами, и от президента СОВЕЕ мы ожидаем максимизации прибыли. — Последовала еще одна пауза. — Может, все же передумаете?»

Его слова будто подстегнули мою решимость: «Ни в коем случае».

Больше они никогда мне не звонили.