Третья сила

Третья сила

Заранее оговорюсь, что речь будет идти здесь о двадцатилетии 70-х и 80-х годов, со сроком давности более десяти лет от времени написания этой книги. Наблюдавшаяся мною тогда некоторая несуразица и огрехи в понимании военной силы Китая стратегической разведкой СССР в "новой России" за десять лет "стратегического партнерства" с Китаем, надеюсь, уже выправлены наилучшим образом.

В начале же 90-х годов, после крушения Советской сверхдержавы я отчетливо понимал, что главной концепцией китайской военной доктрины периода гонки ракетно-ядерных вооружений СССР и США была концепция стратегической маскировки и стратегической дезинформации. Эта концепция была хорошо прикрыта "рассуждениями о своем" в официальных заявлениях и средствах массовой информации и поразительно успешна по критерию "стоимость — эффективность". С позиции Канона Перемен маскировка и дезинформация — это, конечно, нечто темное, то есть Инь.

Если следовать тринитарной китайской логике, то между военной доктриной страны и мышлением, волей, памятью (опытом) ее политических лидеров возникают отношения, аналогичные диалектическим категориям явления и сущности. Сознание лидеров (сущность) и сформулированная доктрина (явление) вместе составляют содержание, которое реализуется в формах конкретной политики и собственно войны, как различных вариантах организации добровольного или насильственного повиновения замыслу, интуиции и духу лидеров. Свободная воля или, иначе, случайность того или иного выбора в сознании военно-политического руководства (сущность) при реализации военной доктрины (явлении) всегда, так или иначе, подчинена политической или военной необходимости (форме).

Политику государства определяют личности. Под личные качества политиков аппарат подбирает догмы в наборе на все случаи жизни. Экономические, социальные, военные и прочие вопросы государственного строительства подчинены амбициям руководителей. Стабильность расклада сил и амбиций в руководстве — это стабильность в стране. Однако мир без войны есть состояние баланса угроз и рисков применения силы в расчетах политиков. Угроза объективна в вещественном наличии силы, ее присутствии в том или ином районе и в демонстрации готовности к ее применению по приказу. Риск же субъективен и устраняется способностью руководителей хладнокровно наблюдать, не принимать поспешных решений и лишь с осознанной необходимостью реагировать на угрозы, а главное — в оценке будущей реакции противников на свои угрозы и приемлемости для себя такой реакции. Чтобы как-то ориентироваться в объективных (диктует необходимость) и субъективных (основа случайности) факторах угроз и рисков, формулируется доктрина.

Напомню, военная доктрина — это принятая в государстве на определенное время взаимосвязанная совокупность социально-политических и военно-технических концепций. Причем совокупность, устанавливающая:

— Политическую (власть), экономическую (богатство) и социальную (слава) стратегию национальных целей и путей их достижения. Причем как без применения военных средств (силы), так и с их использованием или угрозой использования (воля). Включая как меры предотвращения войны, так и условия вступления в войну.

— Военную стратегию видов, целей и способов ведения войны на суше, в море, воздухе и космосе, а также умах людей. А также концепции военного строительства и подготовки страны и вооруженных сил к возможной войне.

Так вот, в ряду мер для предотвращения войны, достижения национальных целей с опорой на потенциал силы и создания преимуществ на момент вступления в войну китайцы еще при жизни Мао Цзэдуна выбрали путь стратегической дезинформации и маскировки.

Для сравнения замечу, что в СССР и США аналогичные цели достигались в вещественном виде наращиванием арсеналов вооружений (прежде всего ракетно-ядерных) и лихорадочным добыванием информации о противнике как способе контроля за ситуацией. При этом внимание и тех и других уделялось не дезинформации, а сохранению тайны над истинной информацией, ибо угроза подавалась и воспринималась как дозированная истина!

Особенностью русского подхода к сохранению военной и государственной тайны выступает секретность. При этом секретность понимается как набор способов ограничения доступа к информации. Опечатанный сейф, скрупулезный реестр всех бумаг и обмен запечатанными пакетами по инстанции через живых курьеров — вот наглядные образы российской секретности, "тайны за семью печатями".

Американцы используют другой принцип сохранения тайны, а именно: создание избыточного потока информации, в котором настоящий секрет тонет и становится неотличимым на фоне обилия второстепенных данных. "Белые книги по обороне", масса справочников и специализированных открытых изданий, доведение до своей и чужой общественности навязываемых смыслов национальных интересов, океан Интернета и других электронных потоков сообщений, — вот чем представлены американские информационные технологии манипулирования угрозами.

Китайцы же вместо всей истины подсовывают не часть истины-, но вовсе не истину, ибо исходят из того, что угрозой выступает сама тайна, то есть незнание. Но чтобы противник излишне не волновался и не предпринимал судорожные шаги к ясности, его следует вводить в успокаивающее заблуждение. Заблуждение конструируется во многом официальными данными, ориентированными на систему ценностей некитайцев и изящными подставками под контроль технических средств спецслужб стран, вводимых в заблуждение. А частная информация, циркулирующая в электронных средствах связи и глобальной сети Интернет и могущая пролить для иностранцев лишний свет на затемненные места реальной картины, в автоматизированном виде подвергается цензуре.

Во времена "холодной войны" открытая борьба шла между СССР и США, а выгоды от этой войны получил Китай. В то время, как СССР и США до отдельного танка считали обычные вооружения в Европе и до последней боеголовки торговались на переговорах в Женеве, Вене, на Мальте и в Рейкьявике, китайцы лишь намекали на свою угрозу. Продемонстрировав, начиная с 1981 года, сперва пуск МБР в район островов Фиджи, затем БРПЛ из подводного положения в район Южно-Китайского моря, и, наконец, мобильной БРСД в направлении о. Тайвань, китайцам удалось создать в головах у противников ощущение их уязвимости и поддерживать впечатление, что такие средства у Китая не только существуют, но и о том, что эти средства боеготовы для применения с неприемлемым для противника ущербом.

Стратегические ядерные силы КНР были несравнимы количественно и явно уступали по качеству тому арсеналу, которым обладали СССР и США, особенно на театре военных действий: десятки ракет и боеголовок против более десяти тысяч. Громоздкие жидкостные малоподвижные ракетные комплексы с моноблочными зарядами против русских компактных твердотопливных высокомобильных комплексов с разделяющимися головными частями и американских трудноуязвимых крылатых ракет с сгибанием рельефа местности, базирующихся на бомбардировщиках кругосветной дальности.

Однако находящиеся в глубокой тени китайские стратегические ядерные силы имели тот же эффект ощутимой умах людей. А также концепции военного строительства и подготовки страны и вооруженных сил к возможной войне.

Так вот, в ряду мер для предотвращения войны, достижения национальных целей с опорой на потенциал силы и создания преимуществ на момент вступления в войну китайцы еще при жизни Мао Цзэдуна выбрали путь стратегической дезинформации и маскировки.

Для сравнения замечу, что в СССР и США аналогичные цели достигались в вещественном виде наращиванием арсеналов вооружений (прежде всего ракетно-ядерных) и лихорадочным добыванием информации о противнике как способе контроля за ситуацией. При этом внимание и тех и других уделялось не дезинформации, а сохранению тайны над истинной информацией, ибо угроза подавалась и воспринималась как дозированная истина!

Особенностью русского подхода к сохранению военной и государственной тайны выступает секретность. При этом секретность понимается как набор способов ограничения доступа к информации. Опечатанный сейф, скрупулезный реестр всех бумаг и обмен запечатанными пакетами по инстанции через живых курьеров — вот наглядные образы российской секретности, "тайны за семью печатями".

Американцы используют другой принцип сохранения тайны, а именно: создание избыточного потока информации, в котором настоящий секрет тонет и становится неотличимым на фоне обилия второстепенных данных. "Белые книги по обороне", масса справочников и специализированных открытых изданий, доведение до своей и чужой общественности навязываемых смыслов национальных интересов, океан Интернета и других электронных потоков сообщений, — вот чем представлены американские информационные технологии манипулирования угрозами.

Китайцы же вместо всей истины подсовывают не часть ИСТИНУ, но вовсе не истину, ибо исходят из того, что угрозой выступает сама тайна, то есть незнание. Но чтобы противник излишне не волновался и не предпринимал судорожные шаги к ясности, его следует вводить в успокаивающее заблуждение. Заблуждение конструируется во многом официальными данными, ориентированными на систему ценностей некитайцев и изящными подставками под контроль технических средств спецслужб стран, вводимых в заблуждение. А частная информация, циркулирующая в электронных средствах связи и глобальной сети Интернет и могущая пролить для иностранцев лишний свет на затемненные места реальной картины, в автоматизированном виде подвергается цензуре.

Во времена "холодной войны" открытая борьба шла между СССР и США, а выгоды от этой войны получил Китай. В то время, как СССР и США до отдельного танка считали обычные вооружения в Европе и до последней боеголовки торговались на переговорах в Женеве, Вене, на Мальте и в Рейкьявике, китайцы лишь намекали на свою угрозу. Продемонстрировав, начиная с 1981 года, сперва пуск МБР в район островов Фиджи, затем БРПЛ из подводного положения в район Южно-Китайского моря, и, наконец, мобильной БРСД в направлении о. Тайване китайцам удалось создать в головах у противников ощущение их уязвимости и поддерживать впечатление, что такие средства у Китая не только существуют, но и о том, что эти средства боеготовы для применения с неприемлемым для противника ущербом.

Стратегические ядерные силы КНР были несравнимы количественно и явно уступали по качеству тому арсеналу, которым обладали СССР и США, особенно на театре военных действий: десятки ракет и боеголовок против более десяти тысяч. Громоздкие жидкостные малоподвижные ракетные комплексы с моноблочными зарядами против русских компактных твердотопливных высокомобильных комплексов с разделяющимися головными частями и американских трудноуязвимых крылатых ракет с сгибанием рельефа местности, базирующихся на бомбардировщиках кругосветной дальности.

Однако находящиеся в глубокой тени китайские стратегические ядерные силы имели тот же эффект ощутимой угрозы, что и демонстрируемая напоказ реальная гонка вооружений между СССР и США.

Яркий пример успешного применения концепции дезинформации и стратегической маскировки дает история с так называемыми "буграми", которые до начала 90-х годов более двадцати лет числились советским Генеральным штабом (да, наверное, и Комитетом Начальников Штабов ВС США) за китайские ракетные базы. Эти "бугры" были выявлены из космоса. Правда, и тогда специалисты затруднялись объяснить, как с этих "бугров" можно производить ракетные пуски. Но что-то ведь перед политическим руководством нужно было числить за китайские ракетные базы!

Уже в конце 90-х годов, когда китайцы многое приоткрыли, я прокатился на машине мимо одного такого "бугра", числившегося у нас ранее так называемой "ракетной базой Тяньцзинь". Это действительно была искусственная насыпная гора с ведущими под нее железнодорожными подъездными путями. Но располагался под "бугром" всего лишь защищенный склад мобилизационного запаса зерна на военное время, сооруженный как раз в период фазвертывания первых ракет и лозунга Мао: "Глубже рыть окопы, запасать зерно".

Боюсь, что и сейчас, когда Россия и США, продолжая сокращать стратегические вооружения, дотошно подсчитывают каждую шахтную пусковую установку сторон, специалисты их стратегической разведки вряд ли отважатся со стопроцентной уверенностью утверждать, что они точно знают координаты всех шахтных пусковых установок китайских тяжелых ракет, замаскированных еще во время их строительства в тени бесконечных складок китайских гор, неразличимых в деталях из космоса. А это сомнение как раз и формирует ощущение уязвимости от пусть даже ничтожно малого китайского ядерного потенциала, создает эффект реального устрашения, пусть даже и с негарантированным поражением.

Так или иначе, заняв позицию пассивной реактивной силы и избежав тем самым участия в гонке вооружений, китайцы смогли мобилизовать ресурсы страны на программу модернизации и наращивания своей совокупной мощи.

Политическое мышление, опыт и воля лидеров китайского государства периода "холодной войны" явно исходили из того, что ни СССР, ни США в условиях их противоборства не нанесут по Китаю удара, так как это автоматически превратит его в союзника одной из противоборствующих сторон и существенно изменит в ее пользу соотношение сил. Именно это обстоятельство закладывало основу под длительную перспективу мирного окружения для экономического строительства и наращивания совокупной мощи Китая как контрастной (поглощающей и реактивной) третьей силы в связке.

Стратегическая цель Китая для внутреннего пользования в середине 80-х годов была ясно сформулирована так: "К 100-летию образования КНР (2049) вступить в ряды мощных мировых держав". По мере наращивания совокупной мощи государства "раздвинуть стратегическую границу Китая на континентальный шельф, заатмосферный космос, полярные области". "Перенести возможные военные действия из районов географической границы Китая на стратегические границы, обменяв стратегическое пространство на дорогостоящее время стратегической реакции".

Недвусмысленно китайцами было сказано и о путях достижения цели: "Слепое антиядерное движение, выступающее за безъядерный мир — утопия. Ядерное оружие — объективная реальность, а требовать от ядерных держав полностью уничтожить его это все равно, что просить тигра добром отдать свою шкуру". "Нам нужны стабильное мирное окружение, стабильность и сплоченность внутри страны". "Нам необходимо создать трехсферные (в космосе, в мировом океане и на материковой суше) силы устрашения, способные защитить законные интересы Китая и Действовать на "поле боя" за пределами страны". Только государство, обладающее совокупной мощью в экономической, научно-технической, политической, социальной, военной и дипломатической областях может расширять стратегические границы за рамки географических границ, и только стратегические границы, строящиеся на комплексной основе, являются эффективными и прочными". "Трехсферная стратегическая граница — сложное явление стратегического соперничества в современном мире. В их существовании — суть международной конфронтации. В их формировании — залог обеспечения законных прав и интересов Китая" (газета "Цзефанцзыньбао, 03.04.1987).

Согласитесь, ни о какой интеграции в глобальные процессы, как о национальной цели КНР, ни до 2049 года, ни после китайцами ничего не сказано. Речь же идет о медленном изменении, за счет комплексного самоусиления, существующего положения в пользу Китая, а значит, и о подобающем месте в мире и о праве решающего голоса Китая при обсуждении вопросов, затрагивающих судьбы человечества.

Наращивание влияния на окружающий мир через совокупную мощь страны было названо в Китае "новым выбором". В составе совокупной мощи военный аспект был поставлен в подчиненное и производное положение по отношению к ее общеэкономическому и научно-техническому аспектам. Пройти путь "нового выбора" Китай намерен главным образом за счет опоры на собственные силы. Играя на противоречиях и трудностях России и Запада, взаимно сковывающих друг друга и позволяющих КНР извлекать долговременные выгоды от конъюнктурной опоры на их политическую, экономическую и научно-техническую поддержку, не беря на себя встречных обязательств, Китай оставляет за собой свободу политического, финансового и военного маневра. А главное, свободу определения сроков, необходимых для непосредственной подготовки своих сил и средств к вступлению в открытую борьбу.

Важно заметить, что в КНР никогда не отрицалось и не замалчивалось то, что гарантом мирных условий экономического строительства и защитой от внешних и внутренних угроз выступают боеготовые вооруженные силы. Огражденные от деполитизации, находящиеся под жестким руководством Военного Совета ЦК КПК (он же Центральный Военный Совет КНР), парткомов и политорганов в войсках, Вооруженные Силы Народного Китая обеспечивают следование китайской нации курсом "социализма с китайской спецификой". Причем как в центре, так и на местах, и особенно в подстрекаемых либералами к сепаратизму приграничных автономных районах проживания национальных меньшинств (тибетцев, уйгуров, монголов, дунган, чжуанов).

Концепция "трехсферной стратегической границы" обосновывает необходимость для КНР расширять жизненное пространство за пределами национальной территории. Однако, прежде всего, предусматривается наращивание китайского национального присутствия в пространстве космоса и мирового океана (ближайшая задача — полный суверенитет над островами Наньша). Ибо такое присутствие есть мощный способ по сути военного знания обстановки, контроля и решающего влияния на геополитическую и все более важную "геоэкономическую" ситуацию на планете. Влияния посредством способности собирать, интегрировать и распространять (демонстрировать) информацию о рисках и угрозах в реальном масштабе времени.

Действительно, в прошлом противоречие между аграрным характером китайского общества и ограниченностью ресурсов пахотной земли было причиной многих бедствий для Китая. Ныне же новые технологии, информатизация и коммерциализация общества (информационные и финансовые рычаги воздействия) ведут к расширению жизненного пространства китайской нации без военной оккупации новых территорий.

Китайцы копируют пример Японии, в которой плотность населения еще выше, чем в Китае, но которая практически без наращивания собственно военного потенциала (под американским "зонтиком") лишь в процессе научно-технического и финансово-экономического рывка решила многие проблемы, остающиеся для Китая пока крайне болезненными Тем не менее, подкрепляя слова и хозяйственные замыслы политиков силой, начиная с войны в Корее, КНР применяла свои вооруженные силы именно и только за пределами своих географических границ (1962 год — конфликт с Индией; 1969 год — конфликт с СССР; 1974 год — захват Парасельских островов; 1979 год — удар по Вьетнаму; 1988 год — обострение вокруг островов Спратли; 1995 год — обострение в Тайваньском проливе).

Практика убеждает, что объявленная Западу и России в качестве официальной китайская стратегия "народной войны в современных условиях" — иллюзия, сохраняемая по большей части для иностранного потребления и лишь на невероятный случай гипотетической внешней агрессии против КНР со стороны бряцающих ядерным оружием "бумажных тигров". Однако эта иллюзия опирается на действительно неисчерпаемые и подготовленные к быстрой мобилизации и развертыванию на своей территории людские ресурсы нации.

За срок до 30 суток для решения задач противодесантной обороны побережья и прикрытия сухопутных границ, китайскими мобилизационными планами, в части, не особенно скрываемой от общественности, предусмотрено развертывание примерно ста резервных дивизий. Эти резервные дивизии в угрожаемый период должны начать усиление оперативных группировок войск постоянной готовности, а в ходе первых операций начавшейся войны по мере развертывания обеспечивать эшелонированную глубину китайской обороны на направлениях прорыва вторгшегося противника и восполнять все потери фронта. То есть примерно так, как отмобилизованные за Уралом сибирские дивизии грудью закрыли Москву зимой 1941 года.

Так иллюзия предполагаемых способов ведения войны и реальность численности резервов помогают решать задачи все более осложняющейся дипломатической деятельности КНР во все более непростых отношениях с оппонирующими Китаю "полюсами силы".

Полагаю, что в будущем на фоне дальнейшего укрепления мирного образа китайской державы всегда можно ожидать другую войну: локальное применение Китаем военной силы за периметром своих границ с целью унизить правительство или расстроить экономику страны, где китайским интересам или интересам китайской экономической общины будут пытаться "наступать на ноги".

Такое применение военной силы считается у китайцев законным, приемлемым, справедливым и полезным. Полезным потому, что "препятствует количественному накапливанию острых противоречий, не доводя их до перерастания в крупномасштабную войну". Более того, таким образом, возможность крупномасштабной войны в XXI веке вообще сводится к минимуму.

В звене оперативного искусства, как заметный успех китайской дезинформации и маскировки, вспоминается внедренный в сознание советских военачальников миф о непреодолимости обычными средствами поражения тысячекилометровой полосы укрепленных районов пекинского оборонительного рубежа и устойчивый стереотип необходимости его обхода с флангов.

Летом 1992 года мне довелось проехать на машине насквозь через Чжанцзякоуский укрепрайон (к памятнику советским воинам, павшим на этом направлении в 1945 году в боях с японцами). С точки зрения масштабов проделанных здесь в 60-70-х годах инженерных работ по оперативному оборудованию театра военных действий (противотанковых эскарпов, рвов, стенок) зрелище было на уровне декораций из фильма "Звездные войны". Многокилометровые полосы исполинских бетонных надолбов и противотанковых ежей можно было бы сравнить, пожалуй, лишь с рядами волноломов и причальных стенок громадного морского порта. Вся эта оборонительная красота, контрастная для воздушной и космической разведки, как и Великая китайская стена в прошлые века, вселяла ощущение неприступной твердыни. По уровню воздействия на разум полководца, просчитывающего ожидаемые потери в живой силе и технике, неизбежные при прорыве этой твердыни с ходу, один вид укрепрайона можно сравнить, наверное, с эффектом ожидания применения тактического ядерного оружия.

Неприемлемость величины трудностей, цены их преодоления и риска значительных потерь от лобового прорыва пекинского оборонительного рубежа наталкивала полководцев на идею его обхода с фланга. Эта идея повторялась в решениях командующих войсками "красных", наносящих контрудар по "желтым", на всех советских учениях и тренировках периода "возрастания опасности с Востока". В этом плане показательно крупнейшее командно-штабное учение того времени "Восток-88", проводившееся в Монголии как продолжение войскового учения "Запад-88" в Европе, в ходе которых советский Генштаб отрабатывал первые операции мировой войны на два фронта.

На мой взгляд, созданием глубоко эшелонированного пекинского оборонительного рубежа китайцы, собственно, и преследовали цель обменять в ходе начавшихся боевых действий заблаговременно оборудованное пространство на дорогое время, необходимое сухопутным войскам противника на совершение длинного обходного маневра. Более того, маневра уже не по пустынной, а по густонаселенной территории, охрана тыла на которой от партизанских действий, организуемых массовым народным ополчением, сводила бы на нет наступательный порыв войск.

Одна демонстрация не занятых войсками в мирное время грандиозных инженерных сооружений уже давала эффект планирования их обхода, а не прорыва. Этим достигалась маскируемая цель: затянуть ударную группировку войск противника в густонаселенные районы и "утопить их в пучине народной войны" (две классические стратагемы: "нельзя выйти из Китая, войдя туда" и "мягкое обязательно побеждает твердое").

Иными словами, из опыта советских учений было видно, что СССР как "вероятный противник" неминуемо воспринимал китайскую подставку и сам выбирал неприемлемый для себя способ ведения боевых действий, предусмотренный концепцией "народной войны" Мао Цзэдуна. А она как раз предполагала на первом этапе большой войны "втягивание или заманивание вторгшихся войск на максимально большое количество направлений в глубь Китая с целью распыления (растаскивания) его сил, уничтожения вторгшихся войск путем ведения активной обороны регулярными войсками, занявшими заранее подготовленные позиции, и навязывания противнику партизанской войны на изматывание его сил".

Можно привести и обратный пример воздействия на умы пассивной дезинформации: бесполезности военных средств как фактора сдерживания из-за невозможности их эффективной демонстрации (навязывания информации).

Первыми в этом отношении следует упомянуть химическое и бактериологическое оружие, ибо сложно демонстрировать исходящую от них угрозу в форме находящегося под охраной склада артиллерийских снарядов или авиационных бомб.

Ни фашистская Германия в Европе, ни самурайская Япония в Азии эти виды оружия массового поражения, даже как жест отчаяния перед крахом во Второй мировой войне, не применили. Даже после атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки американцами японские офицеры, осознавшие поражение, но не сломленные, свои химические и бактериологические бомбы не сбросили на войска и население противника, хотя морально их вроде бы ничего уже не сдерживало. Самураи предпочли массовую демонстрацию силы духа через смерть от харакири на площадях после более-менее выгодной для страны капитуляции верхушки, чем демонстрацию конечной жизненной бесполезности результатов применения химического и бактериологического оружия в виде стойкой отравы среды обитания, распространения сплошных эпидемий и мора среди людей без различия по принципу "свой — чужой".

Будучи примененными стороной, терпящей поражение, химическое и особенно бактериологическое оружие становились бы уже не средством достижения политических целей, а усугублением мучений своей нации от ответного применения такого же оружия. То есть концом политики, личной катастрофой авторов политики. Именно из-за невозможности демонстрации угрозы как средства предотвращения войны и конечной бесполезности как средства эскалации уровней угрозы в ходе войны отказ от применения химического и бактериологического оружия, его запрет и программа ликвидации запасов успешно осуществляются мировым сообществом.

Есть и третий вариант: военные средства демонстрируются, а эффект устрашения не достигается. Происходит это тогда, когда дезинформация, маскировка или рассредоточение лишают возможности назначить хоть какие-то достойные для демонстрируемой силы цели поражения.

Так, безуспешную демонстрацию угрозы под конец афганской кампании в 1988 году представлял специально показанный по советскому телевидению зрелищно эффектный пуск оперативно-тактических ракет залпом дивизиона. И вот тут, после паузы, придется констатировать, что целей для поражения баллистическими ракетами не было, и, рванув в афганских горах, боеголовки вряд ли поразили даже отдельных моджахедов, а тем более — уж точно не напугали, не деморализовали и не заставили сесть за стол переговоров с "неверными" их командование.

Хорошим средством устрашения, демонстрации угрозы через само присутствие силы, на уровне мнения элиты государств, выступают американские авианосцы. Они могут подойти к берегам объекта угрозы. С их палубы можно поднять самолеты, которые очень внушительно и эффектно выглядят по телевидению. Однако для борьбы с "народной войной": террористами, повстанцами, боевиками, партизанами, вооруженными стрелковым оружием и время от времени подрывающими американские посольства, эта военная мощь бесполезна. Бесполезна, прежде всего, потому, что для крупных систем оружия в "народной войне" просто нет целей для поражения, они асимметричны.

Приведенные примеры показательны в том же смысле, что и дезинформация и маскировка. Когда нет целей для поражения системами оружия, эффекта устрашения от бряцания оружием не будет, и результат боевого применения оружия окажется нулевым.

Занимаясь пассивной дезинформацией и провоцируя активную борьбу между сверхдержавами: классическим империализмом США и "социал-империализмом" СССР, — Китай обеспечил себе, как реактивной силе в связке трех сил, условия для роста своего могущества. Ибо с 1979 года заполучил все преимущества потенциала, притягивающего на себя активность инвестиций гражданского назначения от Запада, а военно-технического характера с 1989 года — от Новой России. (1+1) +0=0.

Примечательно, что и здесь преимущества были получены Китаем за счет поражения "стратегического партнера" — России. Причем получены именно тогда, когда Горбачев, а затем Ельцин исключили Китай из числа потенциальных противников и перевели в разряд потенциального союзника. Повторюсь: проигрыш российских интересов определялся тем, что в китайской формуле трех сил, выраженной словами: "мы сами, наши враги и наши союзники", китайцы ("мы сами") всегда выигрывают за счет ущерба интересам союзников. Ибо союзники, в сопоставлении с врагом, всегда выступают силой второго разряда, а враги — первого, на то они и враги.