Сложные решения
Сложные решения
Одной из главных проблем регулирования, для которых нет простых решений, является поиск подходов к системообразующим институтам. Принятый в 1991 г. закон «Об улучшении деятельности Федеральной корпорации по страхованию депозитов» работал только в отношении небольших банков во времена общего процветания. Но идея заблаговременного выявления рисков и ликвидации крупного обанкротившегося банка с минимальным ущербом оказалась несостоятельной во время кризиса, когда многие крупные банки стояли на грани банкротства. Как говорилось в главе 2, я подозреваю, что надежда на решение проблемы крупных банков-банкротов с помощью «быстрых корректирующих действий» также не оправдает себя в будущих кризисах32.
На мой взгляд, решение, имеющее шанс нейтрализовать тот гигантский моральный риск, который возник вследствие кризиса, заключается в выпуске банками, а может быть, и всеми финансовыми посредниками, условно конвертируемых облигаций. Такой долг, конечно же, обойдется дороже, чем обычные облигации.
Если какому-то крупному институту выпуск условно конвертируемых облигаций не поможет, ему следует позволить обанкротиться. Если регуляторы сочтут, что такой институт слишком взаимосвязан с другими, чтобы его ликвидировать быстро, то он должен пройти специальную процедуру банкротства с предоставлением финансирования должнику во владении. Когда подобное финансирование недоступно, регулятор должен предоставить доступ к очень ограниченным средствам налогоплательщиков и обеспечить постепенную ликвидацию банкротящегося института. Его кредиторы (когда от собственного капитала ничего не остается) должны подчиняться обязательным правилам скидки с номинала («стрижки»), а сам институт подлежит расчленению на самостоятельные единицы, каждая из которых не будет слишком крупной. Процессом может руководить коллегия судей — специалистов по финансам.
Предполагаю, что некоторые из вновь созданных компаний выживут, а остальные обанкротятся. Если по истечении определенного короткого периода выясняется, что приемлемого выхода из процедуры банкротства нет, то финансовый посредник должен ликвидироваться как можно скорее.
Интересно, что было бы, если бы в кризис, начавшийся в августе 2007 г. из-за чрезвычайной перегруженности инвестиционных банков США долгом (в 25–30 раз превышавшим реальные активы)33, они оставались бы товариществами, которыми были четырьмя десятилетиями ранее. Правила Нью-Йоркской фондовой биржи 1970 г., которые позволяли брокерам-дилерам превращаться в акционерные общества и привлекать постоянный капитал, в ту пору казались разумными34. Тем не менее как товарищества Lehman Brothers и Bear Stearns — почти наверняка не отошли бы от своей исторически низкой доли заемных средств. До преобразования в акционерную компанию, опасаясь солидарной ответственности, которую несли общие товарищества, эти предприятия старались по возможности не рисковать. При подписке на новые выпуски они редко оставались под риском более нескольких дней.
Вы только представьте, руководители Bear Stearns и Lehman Brothers потеряли миллионы долларов из-за того, что их акции рухнули. Но ни один из них, насколько я знаю, не заявил о собственном банкротстве.
Дыхание прошлого
Прототипом для восстановления товариществ в финансах в сегодняшних условиях вполне может служить мой первый работодатель (у которого я начал работать в должности экономиста в 1947 г.) — Brown Brothers Harriman, старейший и крупнейший частный банк в США. Имея форму товарищества, он избегал большинства рискованных инвестиционных стратегий последних лет и вышел из кризиса целым и невредимым. Его кредитные рейтинги высоки, баланс высоколиквиден, и за последние годы он не объявлял о неработающих кредитах. Именно так, если память мне не изменяет, выглядели балансы инвестиционных банков, когда они были товариществами.
Конечно, поскольку товарищества ограничены в размерах, для ведения бизнеса в национальном масштабе экономике необходимо гораздо больше финансовых институтов, чем ныне. Хотя воссоздание стимулов, присущих товариществам, должно быть целью будущей реформы; эта цель, без сомнения, будет трудно достижимой, учитывая масштабы привлечения капитала, необходимые для сегодняшнего глобального рынка. Нет необходимости ради устранения морального риска следовать примеру Хью Маккалоха, нашего первого контролера денежного обращения в 1863 г., который перешел все мыслимые границы, предложив такую поправку в закон о национальных банках, которая объявляла «банкротство национального банка заведомым мошенничеством, а администрацию и директоров банка, под чьим руководством банк пришел к банкротству, персонально ответственными за долги банка и уголовно ответственными, если расследование не покажет, что дела велись нечестно». При таком порядке моральный риск, конечно же, исключен.
Регуляторы ошибаются в прогнозах с завидной регулярностью
Кризис наглядно продемонстрировал, что ни банковские регуляторы, ни кто-либо еще не может стабильно и точно предсказывать, например, станут ли токсичными (и насколько) низкокачественные ипотечные кредиты, наступит ли дефолт по тому или иному траншу облигации, обеспеченной долговыми обязательствами, и тем более нарушится ли работа финансовой системы в целом. Значительная доля таких прогнозов неизменно оказываются ошибочными. Иногда регуляторам удается идентифицировать рост вероятности недооценки риска и раздувания пузырей. Но они практически никогда не могут, разве что случайно, предвидеть фактическое время наступления кризиса35. Это следует ясно понимать.
Финансовый кризис практически всегда сопровождается внезапным и резким падением цены доходных активов. Обычно это падение связано с сильным ростом ставки дисконтирования ожидаемых потоков прибыли при переходе настроений участников рынка от эйфории к страху. Резкое изменение цен всегда неожиданно для большинства участников рынка, иначе несбалансированность цен устранялась бы постепенно в результате арбитража.
В годы, предшествовавшие росту числа обращений взыскания на заложенную недвижимость, который начался летом 2006 г., считалось, что «следующий» кризис будет связан с резким падением доллара в ответ на резкий рост дефицита текущего баланса США, начавшийся в 2002 г. В результате доллар находился под сильным давлением продавцов. Рост курса пары «евро-доллар» с 1,10 весной 2003 г. до 1,30 в конце 2004 г. постепенно устранил предполагаемый долларовый триггер «следующего» кризиса. Дефицит текущего баланса США не сыграл непосредственной роли в начале кризиса 2008 г., хотя, может, именно поэтому сыграет в следующий раз.
Многие аналитики считают, что для регулирования не требуются прогнозы. Они придерживаются мнения, что системный регулятор может эффективно изменять требования к капиталу и ликвидности в соответствии с текущей фазой экономического цикла. Точно подобранные, такие требования должны быть действенным способом устранения дисбалансов. Но циклы не единообразны, и сложно бывает определить, на каком именно отрезке цикла и в какой момент мы находимся. Так, минимумы уровней безработицы на пиках циклов (по данным Национального бюро по экономическим исследованиям) после 1948 г. варьировали от 2,6 % до 7,2 %. Должны ли были лица, определяющие политику, считать, что кривая экономического цикла разворачивается, например, когда уровень безработицы поднялся до 5,8 % в апреле 1995 г. по сравнению с 5,4 % в марте того же года? В этом случае уровень безработицы вскоре сам развернулся и падал в течение пяти лет.
ФРС очень давно беспокоит способность регуляторов и экспертов предвидеть проблемы, которые ускользнули от внимания внутрибанковских систем аудита и независимых аудиторов. В 2000 г. в выступлении перед Ассоциацией американских банкиров я отмечал, что «в последние годы стремительно развивающиеся технологии привели к устареванию значительной части механизмов банковского контроля, выработанных в предыдущие десятилетия. Банковские регуляторы все больше вынуждены полагаться на дисциплину частного рынка, которая до сих пор остается самой эффективной формой регулирования. Такое развитие событий лишь подчеркивает правильность главного урока нашей банковской истории — надзор со стороны контрагентов остается первой линией регуляторной защиты»36. К сожалению, эта первая линия обороны также провалилась в 2008 г.
Столетие назад инспекторы могли оценивать индивидуальные кредиты и судить об их надежности37. Но, учитывая сегодняшние реалии глобального кредитования, скажите, как, например, ревизору американского банка оценить качество кредита российскому банку и, соответственно, кредитный портфель этого банка? Это потребует проверки контрагентов российского банка, а также контрагентов контрагентов — и все это, чтобы оценить надежность одного-единственного кредита. Короче говоря, этого не может сделать ни банковский ревизор, ни рейтинговое агентство. Для подтверждения качества потребовалось бы бесчисленное множество уровней проверки!
Сложность нашей финансовой системы такова, что каждую неделю возникает масса возможностей для кризисов и бесчисленное множество подозрений в финансовых нарушениях. Чтобы детально изучить каждую такую возможность и сделать осмысленные выводы, нужно во много, много раз больше инспекторов, чем есть у любого банковского регулятора. Скорее всего, при таком уровне контроля нормальное банковское кредитование и принятие риска станет невозможным.
Поэтому ФРС и другим регуляторам и в прежние времена, и сейчас приходится лишь гадать, какие из объявленных проблем или подозрений заслуживают тщательной проверки при ограниченном надзоре. В такой ситуации после каждого реального кризиса оказывается, что высококомпетентные инспекторы проглядели какого-нибудь Берни Мэдоффа. Надзор и оценка со стороны ФРС — это в результате лучший вариант, на который можно рассчитывать, даже несмотря на промахи прошлых лет. Банкам ничего не остается, кроме как положиться на надзор со стороны контрагентов в качестве первой линии антикризисной обороны38.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.