БЫТЬ МУЖЧИНОЙ О статье Вайля и Гениса «Бардак в мире секса»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

БЫТЬ МУЖЧИНОЙ

О статье Вайля и Гениса «Бардак в мире секса»

От этой демократии буквально не стало житья. Литературные конквистадоры Вайль и Генис написали статью. Называется — «Простак в мире секса». Статья мне резко не понравилась. Казалось бы, ты — главный редактор, ты — шишка. Чего тут мудрить?! Статью в корзину, авторам — предупреждение!

Так нет. Изволь напечатать, а потом уж — возражать.

Напечатал — возражаю.

В статье два раздела. Первый, я думаю, написан Александром Генисом. Давно я замечаю в Генисе ханжеские нотки. Остальное, мне кажется, написал Петр Вайль. Вайль — человек размашистый и откровенный.

Если Генис — Арамис, то Вайль — Портос. (И оба пишут как Дюма — талантливо, быстро, небрежно. Есть у нас и Д’Артаньян — Борис Меттер. С его гасконскими штучками. Но это к слову…)

В первом разделе говорится о любви, о душе, о целомудрии и супружестве. Центральный тезис формулируется несколько жеманно — «Без любви это гадко».

Второй раздел трактует это дело в положительном смысле. Мол, почему бы и нет? Для здоровья полезно. И вообще…

Итак — две точки зрения.

Первая точка зрениня — абстрактна. Вторая — безнравственна.

Попытаюсь в ущерб нюасам коротко изложить содержание обоих разделов.

Эмигрант попадает на Запад. Понемногу устраивается — работа, квартира. И тогда он крадучись направляется в секс-шоп. В ожидании могучих порывов разменивает доллар. Опускает четвертак — видит тусклую киноленту. На экране кишечно-желудочная суета. В результате — чувство неловкости и уныния. Рядом — еще одна кабина. Гулять так гулять! Снова квотер — отодвигается печная заслонка. На грязном коврике приплясывает голая девица. Сначала кажется — обнаженная, присмотришься — все-таки голая. И заметьте, украдкой почесывается…

Авторы делают первый вывод — «У эмигрантов наблюдается фантастическая тяга к сексу».

Далее следуют грустные размышления. О том, как под влиянием эротических соблазнов распадаются браки. Мол, тяготы российской жизни сплачивали. А здесь у людей вырастают крылья. (Да еще черт знает где.)

Заканчивается раздел наставительной ламентацией:

«Главное — любить! Секс без любви — гнуснейшее изобретение века!» (Хуже водородной бомбы?)

И наконец:

«Зачем мы тащим на искусственный алтарь единственное сокровище — душу?!»

Здесь что ни слово — то абстракция: любовь, душа, изобретение века…

И любое соображение — натяжка.

Начнем с «фантастической тяги». (Или с фантастической натяжки.)

Эмигрант попадает на Запад. В абсолютно новые условия. В абсолютно незнакомую среду. В психологическое, экономическое, нравственное зазеркалье.

Его мучительно интересует все. Супермаркеты, автомобили, негры, дискотеки, уличные музыканты…

В том числе и секс-шопы.

Америка — страна неслыханного, чрезмерного изобилия. Есть все, что хочешь. Есть съедобные шахматы. Есть съедобные дамские штанишки. На 14-й улице продается съедобная Библия.

В супермаркете, как в музее. Больше смотришь, чем покупаешь.

И что же в результате? Стали мы обжорами, гурманами? Да ничего подобного. Наоборот, питаемся разумнее и сдержаннее. Не случайно русские здесь поголовно худеют.

Коснусь еще одной параллели — алкогольной. Как бывший пьяница, я нахожу ее очень выразительной. (Поклон товарищу Фришману.) Казалось бы, вина — залейся! Есть такие огромные бутылки, что к ним прилагается насос! И стоит вино относительно дешево. А пьют здесь люди куда меньше. Я, например, совсем бросил. (Не в пример авторам статьи.)

Вернемся к сексу. И к фантастической тяге. Авторы пишут: «Есть здесь кружок светских львов. Единственное занятие которых — умножение побед».

Так и пишут — светских львов. Без кавычек.

Я этих львов знаю. Неопрятные молодые люди с комплексами. В Ленинграде такими был набит знаменитый «Сайгон». Лично мне эта шпана рублей восемь задолжала…

Любое, даже поверхностное, исследование обозначает статистическую единицу. Некий воображаемый эквивалент. То, от чего ведутся расчеты.

Что за гипотетический эмигрант, о котором написана статья? Который листает журналы «Хастлер» и «Плейбой»? Засыпает в порнографическом кино? Умножает свои жалкие победы? И наконец, в погоне за счастьем бросает жену?

Совершенно ясно, что объект раздумий Вайля и Гениса — убог и ничтожен. Иначе бы этот гипотетический человек знал простые веши. Например, что «Плейбой» — очень хороший литературный журнал. С изысканным юмором и великолепной прозой. Что «живые акты» предназначены для одиноких стариков. Что это для стариков как — посидеть на лавочке. Поглазеть на бедовую молодежь.

И что распадаются здесь не семьи, а коммуналки…

У Шекспира есть хорошая пьеса — «Ромео и Джульетта». Смотрят люди пьесу и вздыхают:

— Эх, было время! Была настоящая любовь!

Увы, настоящая любовь и при Шекспире была огромной редкостью. Иначе он не писал бы «Ромео и Джульетту». А написал бы «Далеко от Москвы». Или еще лучше — «Это я, Вилечка!»…

Переходим ко второму разделу.

Вначале авторы жалуются на изъяны сексуального просвещения в России. (Сравнение дается явно в пользу Америки.)

Затем констатируется опять же фантастический процент разводов в эмиграции. (Выше, чем показатели имперского города — Риги.)

Далее речь заходит о преимуществах американской жизни. (Достаток, жилплощадь, свобода.) Что дает возможность строить реальные отношения.

За этим следует панегирик техническому опыту. Позывные круглосуточной эротической готовности. «Вставай, проклятьем заклейменный!» И так далее…

О духовной близости авторы говорят мимоходом: «Это дело тонкое, меняющееся, сугубо уникальное…»

И наконец — вывод. Семья распалась — не беда. Может, секс — как волк. Оздоравливает джунгли нашей жизни…

Кстати, авторы приводят замечательные цифры. Дома, мол, сексу отводилось 10 процентов. (Чего — времени, сил, расходов?) Здесь — 50 процентов.

Меня эти цифры поразили. По-моему, все наоборот. Дома мы были скованы, зажаты. Политика для нормального человека была закрыта. Деловая карьера — тем более. Досуга практически не существовало. (Пьянство да чтение.) Творчество — лучше не вспоминать…

Доступной оставалась лишь сфера интимного. Секс был на родине единственной законной формой частного предпринимательства. Именно здесь мы выражали себя наиболее полно и безбоязненно.

Вообще сфера человеческих отношений требовала куда больших усилий. Большей ответственности. Составляла более значительную часть нашей жизни.

Есть у меня предмет особой гордости. За 37 лет жизни я не испортил отношений ни с кем. Ни с одним человеком. Ни с мужчиной, ни с женщиной. Даже члены партии со мной любезно здоровались.

А здесь у меня десяток явных врагов.

Как это получается? Очень просто. Есть у меня тут знакомый. Поэт. Из Ленинграда. Хороший парень. Дал мне стихи. Естественно — дрянные. Дома я бы ему сказал:

— Ты гений, Витя, явление, Монблан!

И мы бы продолжали дружить.

Здесь — все по-другому. Здесь у меня — газета. А печатать стихи — нельзя. Они плохие. Значит, надо говорить правду. Короче, вернул ему стихи. А он мне написал:

«Ты — жлоб. Я еще в Ленинграде слышал, что ты продался богатым евреям…»

Теперь мы не дружим. Жаль…

В Союзе мы жили, как в тюрьме, в камере. Упаси Господь, поссориться с человеком в тюремной камере. Будет твой сокамерник умышленно напевать «Кукарачу». Или зубами клацать по ночам. Изводить тебя.

Здесь отношения с людьми — главное. Увы, это так. Есть — твое дело. Есть творчество. Есть цели. Есть возможности…

Конечно, человек слаб. Бывает, натворишь чего-то лишнего. В квартире у приятеля. И стараешься поскорее забыть об этом…

Не верю я и в благо сексуального просвещения. Человеку отведена долгая жизнь. Он рождается наивным младенцем. Становится застенчивым пылким юношей. И наконец — опытным, сильным мужчиной.

Счастье тому, кто пережил безумную юношескую влюбленность. И глубокую, мучительную страсть зрелых лет. И тихую, вечернюю благословенную привязанность.

Технический опыт пятидесятилетнего мужчины губит юношу. Обкрадывает молодого человека. И гордиться таким опытом — нелепо. Это так же смешно, как гордиться лысиной или металлическими зубами.

Ведь любовь — довольно нежное растение. И не торопитесь вытаскивать его с корнем, чтобы убедиться, правильно ли оно растет…

* * *

Закончив эти страницы, я повстречал на радио хорошего журналиста Гендлера. Остановились, закурили. Поговорили о том о сем. Тут он начал ругать статью Вайля и Гениса. Двадцать четыре минуты ее ругал. Я специально время заметил.

Затем я повстречал хорошего журналиста Шулькевича. Он тоже начал ругать статью Вайля и Гениса. И ругал ее без перерыва двадцать шесть минут.

Я пришел домой и говорю жене:

— Смотри, как интересно. Гендлер полчаса ругал статью. И Шулькевич полчаса ругал статью. Оба — занятые люди. Типичные американцы. Ни минуты свободного времени, а тут — буквально не унять!

— Действительно, интересно, — говорит моя жена, — ты эту статью ругаешь уже вторую неделю…

Что бы это значило, думаю. Может, Вайля и Гениса нужно поздравить?

«Новый американец», № 24, 25 июля — 1 августа 1980 г.