Заговор четырех
Заговор четырех
13 апреля 2005 года верхняя палата российского парламента, Совет Федерации, собрался, чтобы утвердить генерального прокурора Владимира Устинова на новый срок — по предложению президента Владимира Путина. К этому моменту Устинов считался почти легендарной фигурой. Он был едва ли не самым мощным силовиком в стране. Генпрокуратура стала образцом политического волюнтаризма — она максимально жестко и грубо выполняла политическую волю Кремля, зачастую не оглядываясь на правовые тонкости.
Устинов всегда выполнял все самые важные поручения администрации президента: например, в преддверии любых региональных выборов прокуратура безотказно выдвигала обвинения против ненужных кандидатов и четко не допускала их до выборов.
Главным достижением генпрокурора Устинова перед Путиным стал, конечно, показательный процесс над хозяевами ЮКОСа Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым — каждый был приговорен к семи годам тюрьмы. Президент Путин однажды рассказал прессе, что именно Устинов в октябре 2003 года в частной беседе настоял на немедленном задержании Михаила Ходорковского.
Устинов лично возглавлял расследование по поводу аварии на подводной лодке «Курск». И пришел к выводу, что всему виной технические неполадки в торпедном вооружении подводной лодки, а военные не виноваты.
Устинов провел расследование теракта в Беслане. Это дело стало апофеозом следственного произвола: присланные из Москвы прокуроры последовательно игнорировали доводы потерпевших, будто намеренно демонстрируя, что никакого желания разобраться в происшедшем у них нет — все и так уже ясно.
Но самое главное — Генпрокуратура при Устинове превратилась в настоящий четко отлаженный репрессивный механизм. Ведомство продемонстрировало, что любой человек может стать объектом его внимания — если, например, он занимался бизнесом, то его наверняка можно обвинить в мошенничестве или каком-либо еще экономическом преступлении. Еще одно правило, появившееся при Устинове: подобные обвинения непременно возникнут, если нежелательный субъект вознамерился заняться политикой.
Устинов любил вмешиваться в сферы, которые никогда прежде не считались зоной ответственности Генпрокуратуры, например в ЖКХ, и пытаться навести порядок там. «Заботит все», — говорил он. Генпрокурор очень пекся о вопросах морали и нравственности. Во всех своих публичных выступлениях он подолгу говорил об упадке духовности и о том, как с ним может бороться Генпрокуратура, и, наконец, о том, как важна роль православия и церкви. Наконец, Устинов регулярно посещал разнообразные православно-патриотические мероприятия, на которых генпрокурора не раз называли «человеком года».
Несмотря на более чем спорную репутацию генпрокурора, соображения политической целесообразности все перевесили: 149 человек проголосовали за, один воздержался.
Год спустя, 2 июня 2006 года, председатель Совета Федерации Сергей Миронов неожиданно зачитал сенаторам, что получил представление президента Путина об отстранении генпрокурора от должности — «на основании личного заявления». Сенаторы были явно в шоке — им казалось, что происходит революция, в немилость попал самый могущественный чиновник в государстве.
За несколько минут до начала заседания об этом узнали члены профильных комитетов (по обороне и безопасности и по судебно-правовым вопросам): они одобрили просьбу президента единогласно, не задав ни одного вопроса. Поэтому, когда на заседании один-единственный сенатор, бывший губернатор Калужской области Сударенков, вдруг поинтересовался причиной отставки Устинова, это вызвало оторопь. «В заявлении мотив не указан», — отрезал председатель Совета Федерации Миронов. «Мы мотив не рассматривали. Мы рассматривали только заявление генерального прокурора», — растерянно вторил ему председатель профильного комитета[26].
За проголосовали 140 сенаторов, двое воздержались, еще 36 вообще ничего не поняли и решили не голосовать. Когда журналисты спросили главу комитета по обороне и безопасности, почему сенаторы не поинтересовались причиной отставки генпрокурора, тот ответил: «Однажды Совет Федерации уже чересчур заинтересованно отнесся к вопросу смены генпрокурора, — ответил сенатор, — после чего подвергся реформированию». (Имелось в виду, что в 1999 году сенат отказался удовлетворить просьбу Александра Волошина, главы администрации президента Ельцина, уволить генпрокурора Скуратова. Год спустя все тот же Волошин, ставший главой администрации президента Путина, отомстил сенаторам — разработал реформу Совета Федерации, которая полностью поменяла схему его формирования, все прежние сенаторы лишились своих должностей, а все новые стали исключительно послушными.)
Всем было очевидно, что произошла спецоперация в духе спецслужб: неприятеля надо застигнуть врасплох, нанести удар неожиданно, чтобы он не успел сориентироваться и даже и не думал сопротивляться. Путин всегда любил подобный стиль — неожиданные назначения и неожиданные отставки. Но обычно (как, например, с отставкой Михаила Касьянова) он тяготел к тому, чтобы объявлять о перестановках лично — ну или по крайней мере их лично комментировать. Но тут Путин даже не появился — ни через день, ни через два. Растерянные чиновники и депутаты несколько дней обсуждали: неужели Путин так сильно опасался генпрокурора Устинова, что избавился от него с такими мерами предосторожности.
В действительности, как рассказывает один из приближенных Путина, главной его целью было произвести впечатление на чиновников. Истинной мишенью удара был не Устинов лично, а ближний круг Путина вообще.
Дело в том, что к 2006 году прямо под боком у Путина сформировалась тесная компания единомышленников. Еще в ноябре 2003 года генеральный прокурор Устинов и помощник президента Игорь Сечин породнились: поженились сын Устинова Дмитрий и дочь Сечина Инга (по иронии судьбы это случилось через месяц после другого важнейшего в жизни Сечина и Устинова события — ареста Михаила Ходорковского). Два влиятельных чиновника стали регулярно встречаться и общаться. Их роднило многое: довольно консервативный взгляд на политическую систему, недоверие к Западу, увлечение философами-почвенниками, православие. Со временем дружеский кружок стал шириться. Сначала к нему стал все чаще присоединяться премьер-министр Михаил Фрадков, а потом с Сечиным и компанией подружился московский мэр Юрий Лужков. Эта странная четверка стала регулярно встречаться в приватной обстановке и обсуждать будущее страны.
Уже это, подобная дружба столь высокопоставленных людей, не могло не показаться подозрительным. По концентрации начальников — просто готовое ГКЧП-2: ближайший помощник Путина, самый могущественный силовик в стране, по-прежнему популярный и опытный мэр столицы и, наконец, пусть слабый и тщедушный, но все же второй человек в государстве, который начнет исполнять обязанности президента, если с Путиным вдруг что-то случится.
Зимой 2004 года Путин счел убедительными предположения Сечина, что нелояльный премьер-министр Касьянов накануне президентских выборов может быть опасен — на этот раз ситуация повторялась, но уже против Сечина. К тому же в 2003 году Глеб Павловский написал докладную записку, в которой говорилось об угрозе именно этой группы.
Приближались очередные президентские выборы, самые сложные для Путина, выборы, когда ему предстояло передать власть преемнику, — поэтому ему хотелось, чтобы все прошло максимально комфортно и безболезненно. Он еще не знал до конца, кого выберет: Сергея Иванова или Дмитрия Медведева. Но четко понимал, что и первому, и второму уже становится очень некомфортно от странной дружбы четверки Сечин — Устинов — Лужков — Фрадков.
Путину было хорошо известно, что Сечин ненавидит и Иванова, и Медведева. Ярким примером стал случай рядового Сычева. Но одно дело держать его при себе, чтобы возможные преемники оставались в тонусе, — другое дело ставить под угрозу всю конструкцию передачи власти.
Недоброжелателей у «четверки» было предостаточно. Во-первых, Семья и ее окружение: Лужков был ее давний, исторический враг, а Сечин — новый, после того как он посадил Ходорковского и уволил Касьянова. Во-вторых, все давнее, питерское окружение Путина: Сечин считал себя правой рукой президента, поэтому пытался старательно оттеснить всех прочих друзей, в том числе и Иванова, и Медведева. Особенно злились из-за этого те приближенные, чьим главным ресурсом была именно близость к телу: например, начальник личной охраны Путина Виктор Золотов и его бывший зам Виктор Черкесов. Охранника Золотова и секретаря Сечина связывала давняя вражда, но Золотов не мог ее продемонстрировать публично без санкции начальника. И тут вдруг санкция поступила — Путин заинтересовался, что, собственно, обсуждает «четверка», когда остается наедине. Золотов и Черкесов охотно принесли ему распечатки подслушанных разговоров.
Подтверждались все самые худшие предположения: заговор еще не созрел, но зреет. «Четверка» обсуждала, среди прочего, что Михаил Фрадков мог бы стать прекрасным президентом — раз он и так уже прекрасный премьер. В планы Путина не входило ни делать Фрадкова своим преемником, ни даже обсуждать эти перспективы с «четверкой».
На самом деле ничего страшного, кроме амбициозных разговоров, Сечин и компания не сделали — да и вряд ли сделали бы. Наказывать их было особенно не за что — стоило просто припугнуть. Да и то не всех. «Путин решил, что Устинова надо урезонить — все-таки Генпрокуратура стала непозволительно влиятельной, на Сечина достаточно просто наорать, а Лужкова можно даже не трогать — он и без того перепугается», — пересказывает ход мыслей президента один из его приближенных. Фрадкова Путин даже и в расчет не брал — было ясно, что он в этой четверке не равноправный партнер, а просто орудие.
Операция по пресечению несозревшего заговора закончилась так же неожиданно, как и началась. Пять дней все гадали, что станет с зарвавшимся Устиновым и кто вместо него будет новым могущественным генпрокурором. Решение Путина поразило всех: он произвел рокировку. На место отставленного генпрокурора был предложен куда более скромный (и, как говорили, близкий к Семье) министр юстиции Юрий Чайка. А на его место в свою очередь назначили Владимира Устинова. В течение нескольких месяцев Чайка уволил почти всех замов Устинова (тот взял их к себе в Минюст) и перетянул за собой свою прежнюю команду.
В Кремле потом шутили, что намного проще и дешевле было просто перевесить таблички: с Генпрокуратуры на Министерство юстиции и наоборот.
Шутки шутками, но точно такая же история спустя несколько лет произойдет с Белым домом и Кремлем, когда меняться местами будут президент Медведев и премьер Путин вместе со всеми своими аппаратами, помощниками и челядью.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.