Великий немой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Великий немой

Вот уже несколько десятилетий на обширнейшей опытной базе, почти не замеченной человечеством, идет уникальный эксперимент по выведению homo sapiens новой породы. Это отнюдь не селекция традиционного гибридного типа, когда в результате смешения рас, культур и менталитетов получается какой-нибудь англо-индокитайский Лондон или англо-афро-испано-еврейский Нью-Йорк, а диковинной кудесничество мичуринско-лысенковского толка, безо всякой генной инженерии, исключительно при помощи прививки и яровизации.

Япония – очень большая страна, по населению почти такая же, как Россия, а по технологическому, промышленному и финансовому потенциалу, разумеется, и побольше будет. Если происходящие там удивительные антропогенетические процессы до сих пор ускользают от нашего внимания, то лишь в силу некоторой призрачности японского присутствия в современном мире.

Отчасти японцы виноваты в этом сами – слишком уж пестуют они свое пресловутое островное сознание. При огромных возможностях Япония принимает минимальное участие в международной деятельности. Она взирает на мир из-за невидимого, но труднопреодолимого барьера. Барьер этот фортифицирован головоломным языком и пугающей письменностью. Япония среди великих стран – Великий Немой. Ее культурное общение с внешней средой происходит в основном на языке жестов и символов – изобразительного искусства, икебаны, спорта, архитектуры, моды, скуднотекстового кино. Нигде (даже в России) нет такого количества писателей и поэтов, но сколько из них известно миру?

В общем, мы Японию видим, но почти не слышим. Зато она чутко прислушивается ко всему, что происходит в мире, и через уникальную мембрану своей гипервосприимчивости вбирает все, что кажется ей полезным или занятным, не отдавая во внешний мир почти ничего своего. Непонятость – причина перманентной обиды Японца на Большую землю, и кольчуга, расставаться с которой ему не хочется. Вот почему иностранец, слишком хорошо знающий язык и обычаи аборигенов, вызывает у них не привычное в таких случаях умиление, а настороженность.

Именно непонятостью объясняются широко укорененные в зарубежной культурной традиции и массовом сознании заблуждения относительно японского национального характера. Всякий, читавший «Сегуна» и смотревший «Восходящее солнце», знает, что Японец скрытен, коварен, жесток, непредсказуем и фантастически шустер. На самом деле все ровным счетом наоборот: классическому Японцу скорее свойственны бесхитростность, чувствительность (слезы не возбраняются даже суровому самураю), почти экзотическая честность, абсолютная предсказуемость (Японец всегда играет только по правилам, он – истинный маньяк пресловутой fair play) и, скажем прямо, некоторая заторможенность – китайцы или корейцы куда шустрей.