Катастрофа на шахте «Распадская»: долгое эхо
Катастрофа на шахте «Распадская»: долгое эхо
Указанную борьбу приходится вести по самым разным поводам – в том числе и трагическим. Знаковым моментом в этом отношении стала катастрофа на шахте «Распадская»: не самая большая по человеческим жертвам, она обернулась беспрецедентными протестами и даже столкновениями с так называемыми правоохранительными органами из-за совершенно фантастических по своей неадекватности и агрессивности действий представителей государства. Я могу об этом судить, потому что редакция сайта Forum.msk.ru, редакционный совет которого я возглавляю, находилась в тот момент на прямой связи с людьми в Междуреченске.
Жителей города долгое время держали в полном неведении, не сообщая ничего – не то что не выражая сочувствия, а, по сути дела, подвергая пытке неизвестностью.
После чего губернатор А. Г. Тулеев заявил – правда, затем «Московский комсомолец» написал, что это были слова гендиректора шахты «Распадская» Козового, – что горняки в среднем получают 80 тыс. руб. в месяц и им не на что жаловаться.
согласитесь: даже если бы они и вправду получали по 80 тыс. рублей, это все-таки не основание для смерти и не повод для отказа от своего права на жизнь, не говоря уже об информации и сочувствии.
Так или иначе эти заявления стали одной из основных причин митинга и последовавших беспорядков. самое главное, что формально они соответствуют действительности – средняя зарплата работников шахты действительно составляет около 80 тыс. руб. в месяц. Однако это число «набегает» за счет зарплат руководства и близких к нему клерков – а шахтеры получают не более 35 тыс. рублей, и то при выполнении весьма напряженного плана. Если же он не выполнен, зарплата падает до 25 тыс. рублей, а то и меньше. При этом жены горняков очень часто не работают – просто негде, – а многие семьи выплачивают проценты за потребительские кредиты, ипотеку и прочее, так что на жизнь, с учетом высоких коммунальных тарифов, почти ничего и не остается.
Поэтому, когда прозвучали заявления о том, что шахтеры получают по 80 тыс. рублей, они примерно с 17.00 стали собираться на площади, показывали друг другу квитанции о получении зарплаты и пытались найти тех, кто получает столько. И, понятное дело, не нашли, потому что «хозяев жизни» во главе с руководством шахты среди них, конечно же, не было.
Люди стояли на площади около семи часов, и на них никто не обращал внимания, никто не пытался помочь им и просто поинтересоваться, что с ними происходит. И только через семь часов была перекрыта железная дорога.
При этом нужно учесть, что гендиректор «Распадской» Г. И. Козовой, по имеющимся сообщениям, категорически запретил горнякам говорить, что им платят меньше 40 тыс. рублей, пригрозив в противном случае уволить с работы.
Весьма характерно для современной бюрократии и олигархии, что, как говорят шахтеры, Козовой утверждал, что они работают не за деньги, а за место, так как вместо них он всегда может нанять китайцев, готовых работать за еще меньшие зарплаты.
После того как оболганные люди попытались защитить свои неотъемлемые права, в Междуреченске начались, по сути дела, массовые репрессии. Город был блокирован, в нем, по имевшимся сообщениям, ввели план «Крепость», который никогда раньше не вводился в России на территориях, не относящихся к охваченным террором республикам Северного Кавказа. Там не просто въехать или выехать крайне сложно, там даже в какие-то моменты блокировалась мобильная связь, с чем сотрудники Forum. msk.ru, например, сталкивались при разговорах по телефону с находящимися там людьми.
Но я хочу сказать не только о большой катастрофе, о которой мы все знаем и по которой скорбим.
Я хочу сказать еще и о маленькой катастрофе, о которой без нас никто не узнает и в которой вся российская бюрократия проявилась, как в капле воды, – о чрезвычайной ситуации в Тверской области.
По непонятным причинам на плотинах в верховьях Волги, около поселка городского типа Пено на озере Волго, из которого вытекает Волга, а также вблизи поселка Селижарово этой весной вообще не спускали воду. В результате сложилась катастрофическая ситуация, были превышены все допустимые отметки затопления – и, вероятно, проснувшись, воду стали спускать «залпом». В результате, по слухам, 10 мая затопило поселок Пено, а 14 мая – это уже точно, без всяких слухов, затопило часть поселка Селижарово. Там были затоплены частные дома, вода стояла в подъездах многоэтажных домов; есть фотографии и даже видео.
Туда приезжала комиссия из Твери, посмотрела, чрезвычайной ситуации не объявила, никакой помощи люди не ощутили. Средства массовой информации молчали и ничего не сообщали о том, что два населенных пункта затоплены. Их жители не получили не то что возмещения ущерба, но даже никакого сочувствия.
Возвращаясь к трагедии в Кузбассе, могу сказать, что меня больше всего потрясла и, более того, оскорбила не сама катастрофа, а отсутствие траура. 91 погибший (68 признанных таковыми официально и 23 считающихся без вести пропавшими даже месяцы спустя) – и нет траура.
Более того: мы имеем полную информационную блокаду.
А ведь погибли люди.
смотрите, что у нас происходит с траурами: разбились польские руководители, которые к нам относились, насколько можно судить, весьма скверно, – по ним траур. Это правильно: пусть они русофобы, но они люди, их жалко. Хотя назначать траур на День космонавтики, как было сделано, – бестактно, но лучше так, чем никак.
Далее: в Перми в ночном клубе сгорели достаточно высокопоставленные люди – тоже траур, и тоже правильно: людей жалко. Хотя в их вещах, как говорят компетентные специалисты, нашли потом около двух килограммов героина.
Однако незадолго до этих событий произошла катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС, в которой погибли рабочие и инженеры, а вскоре после них – катастрофа на шахте «Распадская», где тоже погибли рабочие и инженеры.
И никакого общенационального траура: нечего, мол, скорбеть, «Дом-2» лучше смотрите.
Разбился «Невский экспресс» с чиновниками – опять траур.
В результате возникает все более твердое ощущение, что в нашей стране наше руководство как бы уже и не считает рабочих и инженеров людьми.
Если вы русофоб – к вам отнесутся с уважением, вас помянут.
Если вы обеспеченный человек, общающийся с представителями местной элиты, и погибли в ночном… даже если и не наркопритоне, а просто клубе, – да, вы человек, и вас помянут.
Если вы начальник – вас помянут.
А если вы рабочий, если вы инженер, если вы не воруете, а своим трудом непосредственно созидаете богатство нашей Родины, – то, выходит, вы как бы уже и не человек?
Вот отношение к тем, кто должен быть гордостью страны, потрясает меня больше всего.
Мы с вами не можем исправить это отношение, которое трудно назвать иначе, кроме как неприкрытым хамством.
Мы с вами не можем объявить общенациональный траур по погибшим шахтерам.
Но мы можем выразить личное отношение к их памяти.
* * *
Нельзя позволить чинушам и олигархам в очередной раз «замотать» вопросы о причинах трагедии.
А вопросов много – достаточно посмотреть на поведение котировок акций шахты «Распадская» перед трагедией.
Да, они были переоценены, и котировки должны были снижаться даже сами по себе. И между майскими праздниками, с 4 по 7 мая, они медленно дешевели – с 200 с лишним до 185 рублей за акцию. Это снижение было вызвано объективными обстоятельствами – как собственной переоцененностью акций, так и общим снижением рынка. Однако уже вечером 7 мая, буквально в последние час-два торгов перед катастрофой, наблюдался обвальный сброс акций, в результате которого рынок буквально рухнул до 168 рублей за акцию, причем акции предлагали купить даже по 70 рублей – просто уже не имелось покупателей. По сути, акции продавали по любой цене, от них панически избавлялись.
Простой вопрос: почему?
Что означает такая паника?
Утечка информации о неких принятых кем-то решениях? Но каких?
Возникает ощущение, что кто-то на фондовом рынке заранее узнал о катастрофе и начал избавляться от акций. Причем панически – даже сразу после катастрофы они стоили дороже, чем 70 рублей.
И принципиальное нежелание представителей государства расследовать причины этого фантастического сброса акций производит впечатление исчерпывающе внятного сигнала.
Не менее страшного и трагического, чем сама катастрофа.
Описывая взрыв, шахтеры упорно говорили, что метан взрывается совершенно по-другому. Он взрывается на одном уровне шахты, а на «Распадской» взрыв пошел наверх, так что разнесло даже постройки наверху. То есть для метана картина взрыва совершенно не характерна.
Кроме того, если это был взрыв метана, второй взрыв просто не мог бы произойти: нечему взрываться. А некоторые шахтеры говорят, что они слышали четыре взрыва, просто два следующих были слабее.
И наконец, за некоторое время до катастрофы проводилась дегазация шахты. То есть делались специальные шурфы, через которые метан отсасывали.
Появились сообщения, что в больнице Междуреченска был неизвестный раненый мужчина, которому оказывали помощь, а когда начали переписывать фамилии, он вдруг исчез. Это очень странно, потому что Междуреченск – город не такой уж и большой, большинство людей, связанных с шахтой, друг друга знают, а вот этого человека не знал никто.
Все это можно было бы списать на человеческую глупость, слухи, случайные наложения и прочее: мы знаем, что на самом деле бывает всякое. Но здесь мы сталкивались и сталкиваемся до сих пор с сознательным, систематическим, плотным блокированием информации, которая сопоставима с блокированием информации, которое имело место при гибели атомной подводной лодки «Курск». и оно пугает.
Дальше. Безотносительно к тому, чем была вызвана катастрофа, необходимо обратить внимание на чудовищную ситуацию, которая сложилась у нас в угольной отрасли в целом.
Шахты принадлежат частному бизнесу, но когда что-то происходит, они восстанавливаются за государственный счет.
Тулеев говорил: мы восстановим, а «мы» – это область. Областной бюджет – это деньги тех же самых рабочих, которые платят налоги.
Что получается?
Частный бизнес выкачивает из шахт прибыль. Год назад, когда был пик кризиса, шахтерам «Распадской» срезали зарплату на 40 %, а по акциям сами себе выплатили дивиденды в 1,2 млрд руб. И еще посетовали, что сильно их сократили. А по итогам 2009 года, когда финансовая ситуация вроде бы улучшилась, дивиденды должны были составить 3,9 млрд руб. – как в докризисном 2007 году.
Думаю, что если бы часть этих денег пошла на развитие шахт и на повышение оплаты труда шахтеров, у последних не было бы никаких причин для возмущения.
А если бы часть этих денег пошла на обеспечение безопасности, то не исключено, что 91 человек были бы живы, а шахта оставалась бы кормилицей для пяти тысяч семей.
Но как устроена отрасль? Частник выкачивает деньги, а когда что-то случается, ремонт этой шахты осуществляется за счет государства. То есть у владельца шахты в принципе нет стимула обеспечивать безопасность, не говоря уже о развитии.
Семьям погибших платит государство – и юридически это правильно. Ведь Ростехнадзор – государственный орган, и если он что-то прошляпил, отвечать должно государство. Но, во-первых, отвечать должны федеральные власти, а не региональные, так как Ростехнадзор подчиняется центру. А во-вторых, частный владелец шахты, с точки зрения здравого смысла, тоже должен платить.
Но сегодня он почти ничего никому не должен, а если и платит, то это как бы акт милости.
Ситуация очень простая: владельцу шахты проще купить сотрудников технадзора, чем на деле обеспечивать безопасность. Причем огромное количество людей, которые знают отрасль хорошо, долго говорили о коррумпированности технического надзора. Бывший руководитель Ростехнадзора генерал Пуликовский закатывал, насколько можно судить, дичайшие истерики, но возразить по сути ему было нечего, и в суд он подать не мог.
В итоге его сняли как некомпетентного, насколько помню, после двух аварий с огромным количеством жертв на шахтах Кузбасса. И вот сейчас мы видим ситуацию, когда технический надзор, насколько можно судить, практически не работает.
Да, Ростехнадзор, возможно, получит право добиваться увольнения директоров шахт, но директор производства действует под очень жестким контролем собственника. Грубо говоря, если Абрамович ему скажет «делай», то ему придется делать, даже если его потом за это уволят.
Дело ведь не в увольнении, а в судах. Если нарушения не исправляются, если судебные решения, как мы знаем, злостно не исполняются – это значит, что судебной системе плевать на некоторые собственные решения, а государству плевать на суд. Когда нужно, судебные приставы разрушают дома чуть ли не вместе с живущими там людьми. Причем не в Междуреченске, а в Москве. А если судебные решения не выполняются, значит, это не нужно. То есть здесь вопрос к судебной системе.
Второй вопрос – к Ростехнадзору. О его коррумпированности криком кричат еще с аварии 2006 года, когда, между прочим, на «Юбилейной» погибли 110 человек, – и вскоре после этого была вторая авария, и снова с жертвами. Сейчас его полномочия расширят, но если коррумпированной структуре дать полномочия, от этого ничего не изменится.
И сегодня выбор очень простой. Либо государство действительно преодолевает коррумпированность Ростехнадзора (или доказывает его кристальную честность, вопреки широко распространенному мнению), либо нужно национализировать угольную промышленность к чертовой матери. Потому что, повторю еще раз: когда владелец высасывает все деньги из шахты, а последствия аварии ложатся на государство, для него заниматься развитием этой шахты просто нерентабельно.
Совершенно не являюсь фанатиком национализации, но выбор очень простой: если вы, вопреки всем своим официальным заявлениям, не хотите бороться с коррупцией в собственном государстве, если вы не очищаете от нее Ростехнадзор, – тогда извольте национализировать угольную промышленность. Потому что иначе коммерческий интерес частного бизнеса будет убивать людей более надежно, чем стрельба на поражение.
Кстати, премьер-министр Путин, заявляя с трехлетним опозданием о своих сомнениях в добросовестности расследования аварии на шахте «Ульяновская» в марте 2007 года, отметил, что в актах технического расследования аварии прямо указано: администрация шахты разработала специальную компьютерную программу округления данных приборов, предупреждающих об опасности. В акте указаны 42 человека, которые этим занимались, а в результате расследования к ответственности привлечены лишь двое. И в итоге, как мы сейчас знаем, подавляющее большинство из этих людей чувствует себя прекрасно: частный бизнес умеет прикрывать своих сотрудников, выполняющих указания хозяев.
Конечно, говоря о частном бизнесе, надо уточнить, кто имеется в виду под этим наименованием в данном конкретном случае. 20 % акций шахты «Распадская» крутятся на бирже в свободном обращении, что является очень большой долей. 80 % принадлежит кипрской компании, из которых половина – 40 % – принадлежит менеджменту компании, насколько можно понять, Г. И. Козовому и А. С. Вагину, а другие 40 % – «Евраз групп». «Евраз групп» наполовину принадлежит Роману Абрамовичу, остальное – Александру Абрамову, Александру Фролову, Игорю Коло– мойскому. Это данные 2009 года, вполне возможно, что в структуре собственности произошли изменения.
Бизнесмены получили все описанное в ходе приватизации.
Российское общественное мнение не совсем справедливо по отношению к Абрамовичу. Людям просто неизвестно, на что тратят деньги господа Козовой, Вагин, Абрамов, Фролов, Коломойский и пр. Но россиянам известно, на что тратит деньги кипрский бизнесмен и, кстати говоря, российский политический деятель, глава Заксобрания Чукотского автономного округа господин Абрамович. Так что, пока государство не задает им эти вопросы, эти вопросы имеем право задавать мы.
И мы уже сегодня видим океанскую яхту Абрамовича, которую теперь по праву можно, по всей вероятности, называть кровавой яхтой, как, впрочем, и свежеприобретенный им замок в Австрии.
Потому что за них, насколько можно судить, заплачено в том числе и кровью людей, которые работали в конечном счете и на Абрамовича на «Распадской».
И этот список будет продолжаться, потому что сама организация отрасли будет физически уничтожать людей.
* * *
И власть очень спокойно относится к этой ситуации.
Напомню, что на прошлых парламентских выборах 2007 года (если их можно назвать выборами, конечно) губернатор области господин Тулеев от шахтерского Кузбасса провел огромную бригаду политиков из Москвы, включая широко известного адвоката С. В. Макарова и бывшую первую леди Госдумы Л. К. Слиску из Саратова. У них официальный лозунг ««Единая Россия» – это партия, которая отвечает за всё». Так вот, формально избранные от Кемеровской области депутаты «Единой России» так и не сочли нужным появиться в Междуреченске. Эти деятели не только сами туда не полетели – они еще и остальным депутатам Госдумы не позволили создать комиссию по расследованию, так как для создания такой комиссии нужно голосование, а большинство во всех структурах Госдумы отдано «Единой России».
* * *
Подлинное безобразие наблюдается и в сфере финансовых выплат пострадавшим и их семьям.
Так, по закону в случае смерти или стопроцентной потери трудоспособности государство (по сути, Фонд социального страхования) выплачивает смешные деньги – до 65 тыс. руб. Когда же происходят трагедии крупного масштаба (аварии на шахтах или что-то в этом роде), представители руководства платят по миллиону, представители региональных властей платят еще по миллиону, и бизнес-структуры тоже.
Получается, что на самом деле жизнь человека стоит до 65 тыс. руб., но, если имеются телевизионные камеры, провоцирующие большой интерес к трагедии, то государство, так и быть, умножит эту сумму и на 10, и на 20. А если в захолустье на какой-нибудь маленькой фабрике по производству свечей человек погибнет, то его семья получит 65 тыс. руб.
А ведь наша страна должна быть единой. Невозможно говорить, что человеческая жизнь стоит тех или иных денег, – минимальная компенсация за смерть или полную потерю трудоспособности кормильца должна быть достойной.
Если при каких-то чрезвычайных обстоятельствах кто-то захотел оказать дополнительную гуманитарную помощь – прекрасно. Но минимальный уровень в 65 тыс. руб. – это издевательство и оскорбление. И это вопрос к закону, к тем самым депутатам от «Единой России».
Возвращаясь к Междуреченску: люди проявили великолепные способности к самоорганизации.
Протест был абсолютно стихийным, никакого организующего центра не было, – это очень хорошо видно на видеороликах, и тем не менее порядка 50 молодых ребят 20–25 лет бились с более чем вдвое превосходившими их количественно милиционерами в полной амуниции, со всеми спецсредствами. Два или три раза противоборствующие стороны сгоняли друг друга с рельсов, и в целом блокирование продолжалось более четырех часов. Старые горняки поражались, потому что ни в 1989, ни в 1990 в рукопашную против милиционеров не ходили.
И после пика стихийного протеста, после столкновений люди сумели самостоятельно выработать единые требования.
Во-первых, это создание своего рода «кабинета доверия», куда шахтеры «Распадской», семьи погибших и все междуреченцы могли бы обращаться со своими наболевшими вопросами. Потому что им сейчас даже вопрос задавать некому.
Во-вторых, необходимо расследование причин аварии на шахте. Причем желательно – парламентской комиссией и Госдумой. Пусть там будут «единороссы», кто угодно, но чтобы были со стороны, независимые от того же Тулеева и якобы не связанного с этой трагедией Абрамовича.
И все руководство шахты должно быть, естественно, уволено.
Далее, шахтеры требовали введения уголовной ответственности за каждую смерть на производстве.
Они требовали повышения зарплаты и выплаты ее в основном за фактически проведенное под землей время. Потому что сейчас шахтер получает основную часть денег за выполнение плана на сдельной основе, и это заставляет людей работать в условиях смертельной опасности. Сколько человек выработал – это должен быть вопрос к организации труда, к инженерам, – но в любом случае работа должна быть безопасной. Рабочего нельзя подталкивать к тому, чтобы он рисковал собой. Только тогда удастся не оплачивать человеческой жизнью каждый миллион тонн угля, как это сейчас наблюдается по официальной статистике.
Необходимо установить строжайшую ответственность администрации за соблюдение правил техники безопасности. Чтобы администрация дрожала и лично лазила в шахту проверять, не накрыли ли там какой-нибудь датчик ватником. Чтобы им это было страшнее, чем шахтерам.
И наконец, последнее требование шахтеров: отпустить всех 28 человек, задержанных милицией за беспорядки. Это сделали достаточно быстро, и это выдающаяся победа здравого смысла. В частности, она полностью дезавуирует заявления Тулеева и его администрации о том, что там задержаны люди, находящиеся в федеральном розыске: если б они были в розыске, с какой стати их отпускать?
И последнее хочу добавить от себя.
Необходим финансовый контроль, механизм, позволяющий рабочим любого предприятия четко понимать, что происходит с деньгами: выводит ли их с предприятия очередной Абрамович, ворует ли их директор или же их по-настоящему нет.
Ситуация, когда рабочим, получающим копейки, срезают зарплату на 40 % и при этом выплачивают себе дивиденды в 42 млн долл., – недопустима.
Самое простое – предоставить трудовому коллективу акционерного общества право избрания независимого члена совета директоров, который будет иметь всю полноту информации и сообщать ее трудовому коллективу. В случае кризисной ситуации член совета директоров должен иметь право вето. Это вполне цивилизованный механизм, который не требует национализации, передачи пакетов акций, переделки собственности. Пусть эти акции обращаются на бирже, но пусть рабочие имеют возможность смотреть за процессом управления предприятия и имеют право запретить принимать решения, которые их уничтожают.
* * *
В последнее время в московских гламурных кругах все чаще приходится слышать о том, что шахтеры, которые живут в Кузбассе и периодически гибнут на шахтах, сами в этом виноваты – как, впрочем, и россияне, живущие в России и не перебирающиеся куда-нибудь в Монако.
Шахтеры же видят, что происходит, наверняка знают, куда уходят деньги, почему не вкладываются в безопасность, но не пытаются искать счастья в каких-то других сферах. Ведь ушел же человек из деревни, потому что деревни не стало. Сейчас мы признали, что деревни не стало, надо что-то делать, – и появились разные государственные программы. Может, если люди уйдут из шахтерских регионов, у государства появится стимул что-то начать делать.
Однако эти заявления производят впечатление попытки переложить ответственность с больной головы на здоровую. Кроме того, напоминают стандартную милицейскую отмазку – мол, изнасилованная девочка виновата сама, потому что не надо надевать короткую юбку.
Из шахтерских регионов уехало очень много людей, но многие остались.
Да, из деревни люди уходили, но им было куда уходить, а из сегодняшнего Кузбасса – некуда.
Ведь, когда люди массово покидали деревню, в стране шла индустриализация, заводам были позарез нужны любые рабочие руки. И многие спаслись от коллективизации и от раскулачивания, просто уйдя на завод, потому что таких часто не преследовали. Но огромное количество людей на селе осталось и под репрессии попало.
То же самое и сейчас. Это в Америке легко – человек переехал в другой конец страны, у него есть деньги на переезд и он знает, что работу он сможет себе найти, сможет снять жилье и т. д. У нас нет такой инфраструктуры: «дважды переехать – один раз сгореть».
И шахтеры – люди небогатые, у них нет денег на переезд. Это не советские времена, когда шахтерская молодежь попить пива летала на самолете в Москву: сегодня совсем другой масштаб зарплат. 40 тыс. рублей – недосягаемая мечта. Но при этом надо содержать семьи.
Это в советское время там, где шахты, обязательно развивались производства для женщин, чтобы они тоже приносили деньги домой, – сейчас эти производства уничтожены. И официальные заявления представителей государства весьма убедительно показывают, под каким жутким прессом находятся люди.
Господин Тулеев говорил о нескольких сотнях протестующих и перехваченных машинах с выпивкой и бутербродами. Тем самым он, вероятно, хотел показать, как коварный враг вредит отрасли. Но, знаете, для нескольких сотен человек тринадцати машин не нужно – достаточно одного грузовика. Значит, это была не организованная, а стихийная поддержка частных лиц: люди проявляли солидарность, делая своим соседям и знакомым бутерброды. Выходит, в Кемеровской области, если вы хотите кому-то привезти бутерброды, – это уже преступление? У нас в стране уже есть «синеведерочный» экстремизм, когда нельзя синее ведерко ставить на машину, потому что будет похоже на «хозяев жизни» с мигалками, а теперь у нас что, еще и бутербродный экстремизм?
Далее. По словам Тулеева, из 28 задержанных работают только двое. Тогда каков же на самом деле уровень безработицы в благословенной Кемеровской области?
Тулеев официально заявил, что не нужно громить школы и больницы. При этом никаких сообщений о подобного рода погромах нет. То есть он создает впечатление, что люди, пытающиеся защитить свои права от произвола, – бессмысленное быдло, которое может громить больницы и школы?
Он говорил о провокаторах.
Возникает ощущение если и не традиционной диктатуры, то, во всяком случае, ханства.
Настоящими провокаторами, то есть людьми, чья деятельность провоцирует массовый протест, являются, насколько можно судить, собственники шахт. Потому что именно благодаря их ускоренному обогащению за счет обнищания народа и, кстати, развала производства в конечном счете и происходят акции протеста. И к ним нет никаких вопросов ни у кого из представителей государства: во всем, как обычно, виноваты шахтеры.
Они загнаны в очень простую ситуацию: или подыхай с голоду, или рискуй своей жизнью.
Собственно, в эту ситуацию загнана либеральными реформаторами основная часть населения нашей некогда богатой страны.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.