Племя рабов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Племя рабов

Дети.

Вот наша главная тема. Где бы мы ни были, мы наблюдали за детьми. Потому что понимали: будущая Россия — это ее граждане. Какими будут граждане, такой будет и страна.

Дети у нас прекрасные, что говорить. Это мы всегда умели — детей делать. Сейчас, правда, все реже. Смертность превысила рождаемость.

Неужели мы ослепли? Неужели Бог снова отнял у нас разум? Не видим самого губительного для страны процесса.

Слово митрополиту Иоанну:

— Мы изуродовали души наших детей отравой потребительства и грязного разврата, растлили целое поколение молодежи, низведя до скотского уровня тупого биологического прозябания.

Одно изуродованное поколение уже выросло, подрастает другое. Ему нанесены такие моральные увечья, после которых уже не оправиться.

Детская проституция, детская порнография (есть уже и такое), дети — наемные убийцы, дети на службе в мафии… А-а, кого теперь этим удивишь!

А как они разговаривают между собой, наши дети, вы слышали? Я гуляю с собакой — хожу мимо школы.

Сидят три ученицы на качелях. К ним приближаются два одноклассника. Одна из девочек, растягивая слова, с нарочитым украинским акцентом, громко говорит:

— Ой, девки-и, снимайте плавки-и!

Идут передо мной двое пацанов, разговаривают:

— Ты Люську трахал?

— Не… Она — целка. Ничего, кроме минета, не умеет…

Разговор в моем подъезде:

— Где Ленька?

— Дома… Учится…

— На кого? На дебила?

— А тебя это ебет?..

Покорно прошу извинить меня, но из песни слова не выкинешь.

Дети на лету схватывают все, чему их учат взрослые. Матерные слова, как и иностранные, прочно закрепляются в русском языке. Дети смотрят кино, крутят видик, иногда перелистывают газеты.

Заголовок в молодежной газете: «Сам ты обосрался!».

Безобидное вроде бы дело — дети моют машины, приторговывают бензином… Были у меня два приятеля, служили в «Известиях» (сейчас оба в Америке). Все, бывало, спорили со мной:

— А что в этом плохого? Ребенок с детства приучается к труду…

Ишь ты! А у вас в Америке благополучный родитель выпустит своего ребенка на проезжую часть улицы? На весь день… Это во-первых.

Во-вторых, эти дети не учатся. А если учатся, то плохо. Мы первого сентября проехали по улицам Москвы. Разговорились с первыми же двумя пацанами на набережной, прямо под зданием парламента.

— Почему не в школе?

— Отучились!

Оба пацана школу бросили.

Скажите, нужны России необразованные граждане?

Конечно, если вы твердо решили превратить Россию в Сомали, тогда вопрос снимается…

И еще один вопрос. Дети лавочников, коммерсантов, банкиров, дети бойцов «пятой колонны», дети высоких чиновников и правительства — продают бензин на улицах? Или они учатся в престижных школах?

И третье. Эти подростки быстро криминизируются. Курят, пьют, матерятся, обманывают покупателей; у них свой рэкет, свои разборки, свои авторитеты…

Совершенно ясно, что трудятся на улицах дети родителей с низкими доходами — как правило, самой честной категории общества. Дети интеллигенции, рабочих…

Иного родителя вызывают в школу, отчитывают:

— Ваш ребенок не посещает занятия…

Папаша смущенно разводит руками:

— А что я ему скажу? Он приносит в месяц столько, сколько я за год не заработаю. Как бы мы жили, если не он…

75 лет назад в России произошел интеллектуальный переворот. Дети рабочих и крестьян получили право на достойное образование. Дети интеллигенции, духовенства, аристократии и дворянства не могли поступить в вуз — требовалась справка о рабоче-крестьянском происхождении. Они прожили жизнь в темноте, в нищете, многие пошли по тюрьмам…

За семь десятков лет в стране образовалась новая интеллигенция, рабоче-крестьянская. Теперь уже многие дети этой интеллигенции не смогут получить достойного образования. Кстати, дети рабочих и крестьян — тоже. В Москве, например, есть школа, где обучение стоит 4 миллиона рублей в год. Сейчас, наверное, больше — в связи с инфляцией.

В этой школе учатся дети нуворишей.

В девять утра к школе подъезжают иномарки. Ученик, сопровождаемый мамой, папой, а чаще всего шофером или «бультерьером», входит в школу. Его будут учить нескольким иностранным языкам, лучшие педагоги будут трудиться над его слабым умом. Детки эти, к сожалению, не самые умные и не самые способные — большинство не выдержало самого примитивного теста при поступлении в школу.

— Ну что ж, — возразит мне ушлый «демократ», — со временем и из детей нуворишей вырастет новая интеллигенция.

Да, конечно. Вырастет. Лет через семьдесят. Такое впечатление, что всем нам жить, как библейскому Ною, — по триста лет. Так легко мы оперируем историческими категориями.

Иду по Невскому. Толпа. Небольшой ансамбль исполняет «Мурку».

Бессмертная, неувядающая «Мурка». Сколько лет песне, а она все живет и, кажется, достигла пика популярности.

Кто из нас не пел знаменитую «Мурку»? Но — дома, в шумной компании… С эстрады, даже такой импровизированной, ее все-таки не исполняли. Значит, жив был в обществе инстинкт самосохранения — на улице, в общественном месте нельзя! Нельзя, потому что дети… Потому что — воровская романтика, легко купиться на нее…

Похоже, сейчас этот общественный инстинкт умер. Вот и поперли на эстраду, на экран новые герои — преступники. Постепенно в голове юного зрителя складывается убеждение: а что? вор — такая же профессия, только рискованная и интересная…

Как-то мы попали в детский приемник. Они сейчас переполнены в каждом российском городе. Сюда собирают детей, убежавших из дома. Они там содержатся, пока родители не заберут их. В основном там мальчики, но есть и девочки.

Разговорились с пацанами.

— Ребята, какие вам профессии нравятся? Кто кем хочет быть?

— Кооператором!

— Кооператором!

— А ты?

— Не, я кооператором не буду.

— А кем ты хочешь стать?

— Коммерсантом.

— Почему?

— Ну… денег много..

— А ты думаешь, коммерсанты — это те, которые в ларьках работают?

— Нет, почему, можно магазин открыть… Одежду всякую продавать…

— А я уже работал в ларьке. У брата. Два «лимона» стырил и убежал.

— И что с ними сделал?

— Пропил, проел…

— Как тебя зовут?

— Антон.

— Разве может человек с таким именем быть бандитом?

Ребята хором:

— Может!

— Знаешь, был писатель с таким, как у тебя, именем. Антон… Кто подскажет?

— Пушкин!..

— Нет, не Пушкин. Антон Павлович Чехов… Кто из вас хочет быть писателем?

— Писателем — неинтересно.

— А космонавтом?

— А шофером?

— Я! Я хочу быть шофером.

— Почему?

— Там «шару» всегда можно сделать… Ребята смеются:

— У него все профессии к воровству сводятся…

— Ты воруешь?

— Ага.

— Тебе что, в тюрьму хочется?

— Не, на воле лучше.

— Ты думаешь, можно воровать и не попасть в тюрьму?

Опять хором:

— Можно!

— Можно, но только осторожно…

— В тюрьме тоже жить можно.

— А что ты там будешь делать?

— Перстаки.

— Перстаки? Что это такое?

— Наколки на пальцах.

— А потом, когда выйдешь из тюрьмы?

— Можно в Китай поехать.

— Там что будешь делать?

— Китайцев бомбить, чего еще!

— Китайцы богатые?

— Богатые. Вы на Первую Речку съездите, посмотрите, какие у них вещи…

— Поднимите руки — кто курит?

— Тут все курят, дядя.

— А ты, Леночка?

— Я с семи лет курю.

— Здесь-то вам не дают?

— Не дают.

— Здесь табака нету, уши отваливаются. Но вот когда на волю выйдешь, так пьяный два месяца ходишь.

— Я один раз выпил — меня в вытрезвитель отвезли…

— А я как-то большой стакан водки выпил, кислой капустой закусил… Так меня в больницу увезли, желудок прочищали…

— Так… Значит, пьете, курите… Наркотики употребляете?

— Нет, наркотики — дорого.

— Сколько?

— 5 тысяч — папироса.

— «Химка» дешевле, 700 рублей — одна мастырка…

Ну, и так далее. Разговор был длинный.

Убийственное впечатление произвел на нас город Забайкальск в Читинской области.

Весь город занимается тем, что грабит железнодорожные вагоны, идущие из Китая. В вагонах — обувь, сигареты, водка, пиво, пуховики, пуховые одеяла, аппаратура, велосипеды…

Грабят в основном дети и подростки.

В день, когда мы посетили Забайкальем на станцию прибыли вагоны с автомобильными аккумуляторами. За ночь вагоны разграбили.

Ходим по «улице миллионеров» (так называется улица, примыкающая к железнодорожным путям, — очень удобно грабить) и везде натыкаемся на аккумуляторы. Воры, почуяв опасность, бросают наживу. Вот идет мальчишка с аккумулятором под мышкой, увидел милицейский газик, бросил добычу через забор, в огород с картошкой, и убежал.

Ходим с оперработниками и собираем воровскую добычу. Откроешь дверь в какой-нибудь сарай или дровяник — так целый склад наворованного. Так вот открыл я дверь в какой-то сарайчик — мать честная! Три трупа! Один — уже разложившийся, черви в глазницах.

Смотрю — и милиция, начальник милиции, в недоумении:

— Откуда трупы?

Потом уже выяснилось — улов за ночь. Подобрали в степи, на путях… Сложили в сарае…

Вагоны грабят не только забайкальские дети.

Приезжают и из других городов, даже из Москвы.

Разговариваю с ребятами из города Борзя, расположенного неподалеку от Забайкальем. Приехали на пару дней — пограбить вагоны. Мальчики и девочки от 10 до 14 лет.

Чем-то напуганы. Оказывается, случилось несчастье.

Заночевали, как всегда, в вагоне. Крепко выпили накануне… Спрашиваю самого маленького:

— Сколько ты выпил?

— Три бутылки китайского пива.

Одному стало дурно:

— Выйду подышать.

Вышел, заснул на путях, и его переехал поезд. Отрезал голову.

Спрашиваю ребят:

— Видели своего товарища? Задумались?

— Да. Пора завязывать, — рассудительно говорит один из пацанов.

Нет, они уже не «завяжут». Нельзя будет грабить вагоны (каждый день усиливают охрану), найдут другой промысел… Почти все они — безотцовщина. Каждый помогает матери.

Появился у меня в Забайкальске приятель. Максим, 10 лет. Крупный ас — по вагонам. Утром милиция его задержала (нес сумку с китайским барахлом) — вот мы и познакомились. А вечером неожиданно снова встретились на путях. Сели на рельс, поговорили.

— Не надоело воровать-то?

— Пошто?

— Подстрелить могут.

— Ух, да! Вчера прямо над ухом пуля просвистела.

— Ладно брехать! Кто в тебя будет стрелять? В воздух охранник стрелял…

— Он пьяный был. Точно говорю, метрах в двух от меня, в рельс пуля ударила…

— Ты куришь?

— Ага.

— Какие сигареты предпочитаешь?

— «Мальборо».

— Почем?

— В вагоне-ресторане — тысяча четыреста.

— Сколько у тебя уходит в день?

— Если «Мальборо», то — две пачки. Максим сидит и крутит в руках бумажки — несколько двухсотрублевых купюр.

— Денег у тебя много?

— Не-а…

— Что, вот это — все? — показываю на купюры в его руках.

— Это? Какие это деньги! — взял и выбросил купюры. Их понесло ветром по путям.

— Нехорошо.

— Пошто?

— Нехорошо бросаться деньгами.

— Разве это деньги?

— А ват скажи, Максим, денежная реформа, этот вот обмен денег тебя коснулся?

— Ага. Пропали денежки.

— Много?

Покосился хитрым глазом.

— Да говори, я же не милиция.

— Полтора миллиона.

— Что же не обменял? Или не продал — подешевле?

— А кто купит? Тут у всех такие деньги.

— У тебя родители есть?

— Мать.

— Она работает?

— Болеет.

— Помогаешь ей?

— Ага.

— Сколько даешь?

— Хватает.

— А себе что-нибудь покупаешь? Аппаратуру там, видик…

— Был китайский магнитофон. Фуфло! День поработал и сломался… Мотоцикл вот купил. Японский.

— У тебя же прав нет. Зачем он тебе?

— Пусть стоит.

— А книги у тебя есть?

— Пошто?

— Пошто, пошто! Грамоту знаешь?

— Ну.

— Читаешь какие-нибудь книги?

— Ага.

— Какие? Какой тебе писатель нравится?

Подумал секунду:

— Толстой… Лев.

— Да ну! И какие ты книги его читал?

— Все.

— Все девяносто томов?

— Ага…

Такой у нас состоялся разговор с мальчишкой из Забайкальска.

Дети Забайкальска занимаются не только грабежом вагонов. Грабеж — дело ночное. Днем они трудятся рикшами у китайцев. Перевозят им грузы. Платят китайцы хорошо, ребята не жалуются.

Спрашиваю:

— Довольны жизнью?

— Довольны! — радостно вопят в ответ.

Если кто-то из правительства однажды посетит Забайкальск, его встретит надпись у въезда в город: «Спасибо родному правительству за наше счастливое детство!».

Кстати, Виктор Черномырдин чуть-чуть не добрался этим летом до Читинской области. Мы были во Владивостоке, когда и он туда прилетел. Сто человек свиты, два огромных самолета…

Надо заметить — из Москвы во Владивосток мы не могли вылететь два дня. В Приморском крае не было керосина. Не было его и к моменту, когда нам надо было улетать обратно. Вообще — в аэропорт не пробиться. Все милицейские машины, все руководство края уехали провожать премьера. Прилетал он на один день. Зачем? Что можно было решить за одни сутки? А сколько матерей с детьми томились в это время в аэропортах страны (время отпусков). Они не могли вернуться домой — Владивосток не принимал. Спали вповалку на полу; духота, вонь, в туалет не набегаешься — сто рублей стоило летом посещение туалета в Домодедовском аэропорту.

Так мы и не вылетели из Владивостока. Решили ехать поездом до Хабаровска и попытаться улететь оттуда. Приезжаем, а он там — Виктор Степанович! Два самолета, сто человек свиты… И опять — на одни сутки.

И опять — не улететь из аэропорта.

Ладно, мы ребята бывалые. Идем к командиру авиаотряда:

— Помогите!

— Вот что, ребята, — объясняет он нам, — сейчас прилетит резервный «борт» из Москвы, попробуйте договориться с охраной…

— Простите, какой борт?

— Резервный.

— За кем?

— За кем, за Черномырдиным!

— Он же и так на двух самолетах…

— О, Господи, так положено! Когда летит член правительства, один борт должен быть резервным.

— Когда оно было, это положение? При коммунистах…

Улыбнулся:

— А что изменилось?..

— Так вы говорите, пустым «борт» прилетит?

— Пустым.

— И пустым полетит обратно?

— Да.

— А пассажиры, которые не могут вылететь? Женщины, дети…

Опять грустно улыбнулся:

— Вопрос не по зарплате…

Нет, мы не стали договариваться с охраной. Плюнули на все и поехали в Читу. Спасибо Виктору Степановичу — если бы не он, никогда бы не побывали в Забайкальске.

Чтобы увидеть, как гибнут дети, как калечатся их души, вовсе не обязательно ехать в Забайкальск. Туда нас ветром занесло. Мы могли выбрать объект поближе к столице.

Скажем, петербургский морской порт.

Тучи детей совершают там ежедневно набеги на вагоны с сахаром. Пробивают ломом днище вагона, высыпают сахар прямо на шпалы, собирают в мешки и несут через забор и дальний пустырь к тому месту, где их ждут грузовики со взрослыми дядями.

Вовсе не хочу сказать, что все наши дети такие. Что все наши дети криминизированы.

Но есть тенденция к росту криминальности среди детей и подростков. Причем тенденция устойчивая.

Любой ученый-экспериментатор подтвердит: когда есть устойчивая тенденция, нет необходимости продолжать эксперимент — результат уже ясен.

Результат ясен. Растет новое — глупое, необразованное воровское племя. Растет нация рабов. Удел ее в конечном счете — служить иностранцам. Китайцам, японцам, американцам, немцам… рикшами, клерками, лакеями… рабами, добывающими руду, пилящими лес, качающими нефть для цивилизованных соседей.

Формируется новый — волчий мир. В нем не будет места таким понятиям, как «честь» и «достоинство», не будет места товариществу и взаимовыручке, по законам этого мира нужно ударить первым, ибо нельзя упасть — затопчут ногами, забьют насмерть.

Вам обещали рай? Как в Америке? Вас обманули.

Вы будете жить в волчьем мире, черты которого уже явственно проглядывают. Но Бог с вами! В конце концов никто вам не приставлял пистолета к виску, не выманивал вашего согласия на собственную смерть.

Обидно другое. В этом мире с вашего согласия и благословения будут жить ваши дети.