О природе и рычагах власти в России

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

О природе и рычагах власти в России

Власть, которую Борис Ельцин передавал Владимиру Путину 31 декабря 1999 года, была очень велика по прописанным в Конституции РФ полномочиям, но крайне слаба по ее реальной эффективности. Поэтому, заявляя о необходимости двигаться вперед по пути демократического развития, Владимир Путин говорил также и о необходимости укрепления централизации и реальной силы власти. «Россия, — говорил В. Путин еще в феврале 2000 года, — с самого начала создавалась как суперцентрализованное государство. Это заложено в ее генетическом коде, в традициях, в менталитете людей»[69]. Примерно то же самое, хотя и другими словами, говорил через восемь лет и преемник В. Путина на посту Президента России Дмитрий Медведев. «Парламентская республика, — отметил Медведев, — разрушит Россию, которая может управляться лишь при помощи сильной президентской власти. Нет никаких двух, трех или пяти центров, во главе России — президент, а он по Конституции может быть лишь один. Если Россия превратится в парламентскую республику, она исчезнет. Это моё личное глубокое убеждение… Россия всегда строилась вокруг жесткой исполнительной вертикали. Эти земли собирались веками, и по-другому ими управлять нельзя. Иного не дано»[70].

Демократия — это очень большая ценность и важная цель для России, но мы должны ясно сознавать, что как система власти и управления подлинная демократия является много более сложной конструкцией, чем любые формы авторитарного управления. Абсолютная монархия, олигархическая деспотия, теократический режим, диктатура пролетариата или военная диктатура, — все это гораздо более примитивные и простые формы власти по сравнению с демократией. Поэтому для переходных режимов или, по терминологии политологов, для транзитных режимов демократия должна являться итогом, а не исходным пунктом движения. Зрелая демократия предполагает иной уровень гражданской культуры и иной уровень рыночной экономики, чем то, чем располагал к началу «перестройки» Советский Союз. Итогом этой перестройки стала не демократия, а псевдодемократия или даже анархия. Еще в конце 1990 года при социологических опросах, которые проводил Левада-центр в главных городах СССР, на вопрос: «Кто держит в своих руках власть в стране?» почти 90 % респондентов ответили: «Власти нет ни у кого». Эти же люди называли 1990 год самым трудным годом за последние 10 лет[71].

Однако 1999 год оказался для граждан Российской Федерации еще более трудным, чем 1990-й, и самой главной задачей, которую поставил перед собой Владимир Путин, была задача восстановления государственной власти и единства России.

Что такое власть вообще? Энциклопедии определяют власть как авторитет и как способность и право принимать решения и оказывать определяющее воздействие на поведение и деятельность других людей. Это возможность подчинять других людей своей воле, управлять и распоряжаться их работой. В политических науках власть рассматривается как центральное начало самой политики. Очевидно также, что тот авторитет, который лежит в основе власти, а также рычаги, позволяющие влиять на деятельность и поведение людей, такие, например, как принуждение, убеждение, вознаграждение и другие, очень различны в разных странах и в разных общественно-политических и идеологических системах.

28 ноября 1943 года за час до начала официального заседания Тегеранской конференции глав государств «Большой тройки» президент США Франклин Рузвельт выразил желание отдельно поговорить со Сталиным о проблемах «послевоенного периода». Рузвельт не хотел, чтобы в этой беседе участвовал У. Черчилль, так как речь должна была идти и о судьбе Британской империи. Особенно тревожила Рузвельта судьба Индии, самой большой после Китая страны мира. Рузвельт высказал Сталину мысль о том, что «Индии не подходит парламентская система правления и что было бы лучше создать в Индии нечто вроде советской системы, но начиная снизу, а не сверху»[72]. Эта беседа Сталина и Рузвельта показывала, что президент США плохо понимал природу и особенности советской власти. Но его беспокойство о будущем Индии было понятно. Стабильность в этой громадной азиатской стране была нарушена, волнения и кризис порождали репрессии британских колониальных властей, которые в свою очередь усиливали масштабы антибританских выступлений. Положение дел в Китае меньше волновало Ф. Рузвельта, так как он полагался здесь на Гоминдан и Чан Кайши. Однако в конечном счете именно Китай начал создавать после войны «нечто вроде советской системы». В Индии с ее чрезвычайно сложным переплетением национальностей и конфессий удалось, благодаря усилиям Махатмы Ганди и Джавахарлала Неру, создать жизнеспособное федеративное государство, основанное на вполне демократической парламентской системе правления. Однако успешным в конечном счете оказался и опыт Индии, и опыт Китая, хотя природа и рычаги власти в этих странах различны.

В Исламской республике Иран высшим авторитетом и властью обладает руководитель страны аятолла Сейед Али Хаменеи, избранный на этот пост Советом Старейшин в 1989 году после смерти аятоллы Р. М. Хомейни. Под его контролем и независимо друг от друга работают президент, парламент и судебные органы республики. Государство и религия не отделены друг от друга, и шиитская версия ислама является главной духовной основой Исламской республики Иран. Конституция и законы Ирана запрещают в стране деятельность политических партий и неисламских организаций. Напротив, в соседней Турецкой республике конституция запрещает духовным лидерам мусульманства вмешиваться в политику и в дела государства. Власть имамов не распространяется здесь за пределы мечетей, а гарантом сохранения светского характера власти является военное руководство, то есть Генеральный штаб, или Совет национальной безопасности. За сохранением светского характера власти и образования следят также судебные органы Турции и ее Конституционный суд, решения которого обязательны для всех партий и для парламента Турции.

В Китайской народной республике Коммунистическая партия является правящей партией страны. Высшим авторитетом, а следовательно и высшей властью, обладает здесь Политбюро ЦК КПК. Эта система власти близка к знакомой нам по прошлому системе Советской власти. В Соединенных Штатах, по мнению ведущих американских социологов, наиболее авторитетными и влиятельными в стране и в обществе являются неформальные объединения «властвующей элиты», членами которых могут быть только представители или владельцы самых крупных корпораций. Америкой правят самые богатые в стране люди, однако если за спиной республиканской партии стоят по преимуществу неформальные объединения «традиционного» бизнеса, то за спиной демократической партии стоят по преимуществу объединения «нового» бизнеса. Каждая из таких групп влияния имеет своих лоббистов в Вашингтоне. Ни президент США и его министры, ни Конгресс США не могут не считаться с интересами и рекомендациями этих групп влияния. Американская система власти прочна не столько благодаря сложной системе выборов, сколько благодаря мощному второму защитному поясу власти, который образован правящим классом США в виде многочисленных организаций и структур, лишь видимой частью которых являются политические партии.

Системы власти в Соединенных Штатах сложились исторически и в особых условиях, которых не было ни в Европе, ни в Азии. Как известно, население США формировалось еще с начала XVII века и главным образом за счет иммигрантов из стран Западной Европы и ввоза негров-рабов. Среди иммигрантов преобладали люди из низших слоев общества; это были также люди разных наций и разных конфессий. Их объединяла в основном жажда новой жизни, свободы, богатства и неприязнь к сословно-аристократическим порядкам Европы. Попытка ввести в этих новых британских владениях авторитарную систему правления была отвергнута. Образовавшееся в результате революции и разрыва с Великобританией новое государство могло существовать тогда лишь как федерация относительно независимых друг от друга штатов. Конституция США совершенно намеренно предусматривала очень незначительные полномочия для центральных органов власти. Государство было необходимо американским колонистам для более успешной войны с индейскими племенами, для удержания в повиновении рабов в южных штатах, для охраны дорог, для поддержания финансовой и почтовой системы и для других полицейских функций. Население в США выбирает не только все местные органы власти, но также полицейских начальников и судей. Эта Конституция США никогда не менялась, но лишь обрастала поправками. Ни в одной стране мира нет более значительного объема демократических процедур и свобод и больших традиций самоуправления, чем в США. Но каким образом можно было бы навязать такого рода режим в Иране, в Ираке или в Саудовской Аравии?

Американское общество имеет много оснований для того, чтобы гордиться своей демократией и своей Конституцией, которая была принята и продолжает действовать здесь с 17 сентября 1787 года, когда в Европе имелись одни лишь монархические режимы. Но нельзя не видеть и того, что демократия в США — это в первую очередь фасадная часть американского государства. За этим фасадом демократических процедур не так уж трудно обнаружить прочнейшие конструкции реальной власти. Это уже не фасад, а скрытая за ним прочная кирпичная кладка, на которой и держится все то, что мы называем сегодня Соединенными Штатами. Это не только разного рода неформальные объединения «властвующей элиты». Это также несменяемые чиновники, работающие в разных структурах власти, а также избираемые населением округов шерифы. Это судьи, которые избираются или назначаются на свои посты на всю жизнь и имеют огромные полномочия. В Соединенных Штатах очень сильны и влиятельны профессиональные союзы. Здесь есть группы богатых и независимых владельцев СМИ.

Помимо политических партий, президента и правительства, а также властей штатов в США есть много влиятельных общественных организаций: объединений потребителей, врачей, групп ветеранов и др.

В России нет и никогда не было такого многообразия демократических институтов и систем гражданского общества, а также разного рода независимых центров влияния и власти, ибо все это должно вырасти естественным образом, подобно тому, как растет крепкий и густой лес, а не весенняя трава. Гражданское общество с его системами и демократические традиции невозможно создать искусственно, это долгий и сложный процесс, который в современной России только начинается.

В Европе мы видим иные формы демократии и иные структуры власти, чем в США, ибо у Европы другая история и иные традиции. Европейская демократия возникала в результате борьбы и компромиссов с авторитарными монархическими и аристократическими режимами, а также с властью католической церкви. Острые противоречия между европейскими странами стали причиной двух мировых войн. В Европе возникли все главные идеологии XIX и XX веков, включая коммунизм и фашизм. Сегодня Европа гордится своими успехами в строительстве разного рода демократических институтов и «общего европейского дома». Нельзя не видеть, однако, что слабость многих публичных демократических структур в странах Европы отчасти компенсируется прочностью и долговечностью теневых структур власти, которые обеспечивают преемственность, а также компетентность и профессионализм власти. Эти теневые структуры строятся примерно так же, как и управленческие структуры самых крупных корпораций большого бизнеса.

У самых крупных и успешных западных корпораций, включая и те, что владеют наиболее мощными и доходными СМИ, не так уж заметна тяга к демократическим процедурам. Если бы в самых крупных автомобильных компаниях Японии или в американских авиастроительных компаниях группы людей, обладающих здесь контрольными пакетами акций и соответственно правом принимать решения, а также главные управленцы менялись каждые четыре-пять лет, то как могли бы эти компании выстоять в той острой конкурентной борьбе, которая идет на мировых рынках? Преемственность и прочность власти и управления в крупных компаниях и корпорациях — это объективная необходимость. Любая серьезная программа модернизации в авто- и авиастроении требует от десяти до двадцати лет. Кто мог бы подготовить выход на рынок авиалайнеров или подводных лодок нового поколения, если бы главные лица в корпорации менялись каждые пять лет? Однако управление современными государственными структурами не менее сложно, чем управление промышленными корпорациями. Если преемственность власти в этих структурах невозможно обеспечить на фасадах государства, то она обеспечивается во вторых и третьих эшелонах власти. В Великобритании заместители министров — это, как правило, несменяемые чиновники, которые могут работать при разных министрах и премьерах, руководя аппаратом министерств и обеспечивая преемственность и стабильность в работе органов внутренних дел, транспорта или социального обеспечения. Группы таких несменяемых заместителей могут собираться независимо от заседаний кабинета министров — для решения комплексных проблем или проблем программного характера. Без сходной системы высокооплачиваемых и практически несменяемых высших чиновников не могли бы работать государственные машины Италии или Японии, где частая смена министров и премьеров — это почти национальная традиция.

Дополнительное страхование для публичных политических структур и для менее заметных структур несменяемых чиновников и пожизненно работающих судей обеспечивают в западном мире теневые консультативные группы самых авторитетных западных политиков, уже ушедших с высших постов в государстве, но сохранивших опыт, авторитет и влияние. Одна из таких групп — это Бильдербергский клуб, конференции которого, по сведениям западной печати, происходят вот уже пятьдесят лет — один раз в год. Эти встречи проходят в течение трех дней в специально арендуемых и строго охраняемых отелях. Они никогда не проходят дважды в одном и том же месте. В составе клуба не только отставные президенты и премьеры, но действующие политики, видные экономисты и банкиры, главные редакторы и владельцы ведущих СМИ, отдельные представители академических кругов и европейской аристократии. Все заседания клуба строго конфиденциальны, и поэтому вокруг Бильдербергского клуба публикуется больше выдумок, чем реальных фактов. Это, конечно, не тайные властители мира и не правители западного мира. Это один из влиятельных консультативных органов западной демократии. Если верить немецким газетам, одно из последних заседаний клуба состоялось в 2008 году в гостинице небольшого немецкого городка Роттах-Эгерн. Журналист одной из местных газет узнал лишь Генри Киссинджера, Герхарда Шредера и Ангелу Меркель. Считается, что общее число членов клуба не превышает 130 человек. В любом случае страны западных демократий очень заботятся не только о соблюдении демократических процедур, но и о выращивании своих элит.

У России иная история и иное положение в мире, чем у США или у стран Западной Европы. У нас в стране сложились поэтому иные традиции и иные политические структуры. Сильная централизованная власть стала для нашей страны исторически необходимой еще в раннем Средневековье. Россия была большой по территории, но бедной по своим ресурсам страной, не имевшей естественных границ ни на западе, ни на юге, ни на востоке. У Соединенных Штатов не было внешних врагов, и на территорию США никогда не вторгались с целью захвата другие страны. Российская история — это история беспрерывных войн. Можно вспомнить учебник: русско-турецкие войны, русско-шведские, русско-японские, монгольское нашествие, нашествие поляков и нашествие Наполеона, войны с германцами и с Германией, Кавказская война, Крымская. Защищаясь от угроз, Россия и сама прибегала к экспансии и к завоеваниям. Она завоевала Сибирь и Дальний Восток, Кавказ и Среднюю Азию, присоединила к своим землям Северное Причерноморье, а на западе большую часть Польши, Финляндию и Молдавию. Управлять этой многонациональной империей без императора было невозможно. Дворянская молодежь начала XIX века выступала против самодержавия, против крестьянского рабства, за большую свободу и за прогресс, за «вольность». Но разве декабристы выступали против самого существования Российской империи? Мы все знаем о судьбе и творческой эволюции Пушкина. Это он написал оду «Вольность». Это ему принадлежат слова о «тиране», чей «трон он ненавидит». Но Александр Пушкин не случайно после встречи с Николаем I, состоявшейся в Москве, написал «Стансы» (1826), а позднее «Друзьям» (1828) и «Клеветникам России» (1831). Пушкин отнюдь не испугался царя, и уже после встречи с ним он написал свое знаменитое послание декабристам — «Во глубине сибирских руд» (1827). Однако во взглядах и поведении А. Пушкина многое изменилось, так как царь предложил ему взглянуть на империю с точки зрения человека, который ею правит. Только при крайней централизации власти и при разделении страны на генерал-губернаторства, а не на свободно управляемые штаты Российская империя могла сохраниться. Так считали все российские цари, и российское общество XIX века с этим соглашалось. Никакие империи не могли управляться при посредстве демократических процедур.

В ХХ веке царей сменили вожди и генсеки, однако никто из них не собирался отказываться от предельно возможной централизации власти. Жалкие попытки демократических реформ, которые были предприняты весной и летом 1917 года, привели к распаду армии, полиции и всех других институтов власти. Эта анархия только облегчила и ускорила установление в стране новой диктатуры, которую взявшие власть большевики открыто провозгласили как диктатуру пролетариата. Полномочия и власть Сталина намного превосходили полномочия и власть российских царей, и для крутых реформ 1920–1930-х годов подобная централизация власти была необходима. Это, конечно, не оправдывает тех чудовищных злоупотреблений власти, которые были допущены в эти десятилетия Сталиным и его режимом. Оправдывая свою единоличную власть, Сталин прямо ссылался на историю и традиции России. «Вы, мама, помните нашего царя?» — спросил Сталин свою мать-грузинку, которая никак не могла понять, что это такое «Секретарь ЦК». «Как же, помню», — ответила Екатерина Джугашвили. «Ну вот, я вроде царь», — пояснил ей сын. Н. С. Хрущев отказался от тоталитарного режима в стране в пользу более мягкого авторитарного. Однако при этом были сохранены все главные элементы жесткой централизации власти. Л. И. Брежнев также сделал много уступок и во внешней, и во внутренней политике, но он не собирался менять основы режима. «Конечно, я царь, — говорил он в узком кругу. — А кто же еще».

Крайне неумелые, поспешные попытки демократизации и внедрения в России «западных ценностей» и капитализма были отчасти инициированы извне, и они привели нашу страну в 1990–1993 годах к такому экономическому краху и политической анархии, что Б. Ельцин принял решение разогнать российский парламент с помощью танковых орудий. В Российской Федерации была подготовлена и введена новая Конституция, которая давала президенту особые и почти монархические полномочия. Даже такие либеральные лидеры, как Борис Немцов, называли Б. Ельцина «добрым царем», а оппоненты — «одиноким царем в Кремле». Однако при всех своих полномочиях Б. Ельцин, как ранее Михаил Горбачев, хотя и по другим причинам, обнаружил полную неспособность управлять такой страной, как Россия. Как монарх Борис Ельцин сам подбирал себе преемника, и нет смысла обсуждать в данном контексте все обстоятельства и мотивы этого выбора. В любом случае В. В. Путину досталось столь тяжелое наследство, что без укрепления и усиления всей вертикали власти и всех государственных структур обойтись было нельзя. Кое-где пришлось применить и военную силу. В полном объеме даже эти первые задачи стабилизации и создания разумных систем управления страной еще не выполнены. Для этого восьми лет не хватило, хотя положение дел на многих направлениях государственного управления существенно улучшилось.

В современной России власть и управление страной должны быть не только централизованными и твердыми, но и очень осторожными, так как несущие конструкции и фундамент нового российского государства еще не достроены до конца и пока еще очень хрупки. В Советском Союзе системы власти были более прочными. Как известно, советское общество в социальном отношении являлось весьма однородным. Государство открыто заявляло о своих планах по построению бесклассового общества. В СССР все государственные структуры Советской власти, включая Совет Министров и местные советы, опирались на всепроникающую систему партийных организаций и комитетов КПСС. Именно Коммунистическая партия, которая считала своей идеологией марксизм-ленинизм, была определена в Конституции СССР как «руководящая и направляющая сила советского общества». В новой России все прежние партийные и советские структуры были разрушены, но не заменены новыми и достаточно эффективными системами власти и управления.

Самый острый период всеобщего кризиса и даже «смуты» остался позади. Однако и с социально-экономической, и с политической точек зрения российское общество нельзя еще назвать вполне здоровым. Слишком слабым является у нас средний класс, который заслуженно считается опорой устойчивого демократического общества. Недостаточно развито в России и малое предпринимательство. Рабочий класс и крестьянство были деморализованы, и эта деморализация проходит медленно. Профессиональные союзы в России малозаметны и не имеют должного авторитета. Однако и крупный российский бизнес трудно считать состоявшимся. Та группа примерно в 100 человек, чье состояние оценивается в миллиард долларов, а также еще одна группа в 500–600 человек, чье состояние превышает 500 миллионов долларов, — это еще не национальная российская буржуазия, и ее нельзя даже сравнивать с национальной немецкой, шведской, японской, а тем более американской буржуазией. Российский крупный капитал не прошел через исторический опыт трудного предпринимательства и первоначального накопления. Он образовался по преимуществу через присвоение государственных активов и в результате полулегитимных форм приватизации или путем финансовых спекуляций посредничества, в том числе и носящего компрадорский характер. Верхушка богатого класса в России обременена многими комплексами, включая и странный для богатых людей комплекс неполноценности, это мешает появлению понятий социальной и национальной ответственности и даже чувства классовой солидарности. Эти люди часто ведут себя неадекватно. Как замечала сравнительно недавно газета «Нью-Йорк таймс»: «Подобно саудовским любителям красивой жизни в 1970-е годы и японцам в 1990-е годы, россияне выходят ныне на мировую арену как самые заметные любители сорить деньгами. Американцы прошли через то же самое еще в 1890-е годы, когда некоторые из них сказочно разбогатели и толпами хлынули за покупками в Европу»[73]. Богатых людей в США с тех пор стало много больше, но возросла и социальная устойчивость американского общества. Российское общество такой устойчивостью похвалиться не может. По данным Всемирного банка, в России на конец 2007 года имелось около 16 % граждан, которые продолжали жить за чертой бедности. Еще около 20 % граждан относили себя к категории бедных людей, которые едва сводили концы с концами. И только около 1 % граждан страны причисляли себя к «богатым». Это «второй ярус» богатых и состоятельных людей, в который входило около 100 тысяч человек, совокупное состояние которых приближалось к 800 млрд долларов. Это не так уж много по западным меркам, но ведь в России еще 20 лет назад не было вообще легальных миллионеров. Сегодня же несколько сот фирм, которые продают предметы роскоши для сверхбогатых, проводят уже вторую ярмарку-продажу в России и не жалуются на недостаток клиентов.

Россией правят сегодня не олигархи, и в этом немалая заслуга В. В. Путина. Ведущим слоем российского общества остается чиновничество. Но этот слой пока еще слабо мотивирован как в идеологическом, так и в материальном отношениях, и он может оставаться несущей конструкцией российского общества только как временная замена более прочных конструкций. При обилии чиновников-бюрократов России не хватает эффективных и грамотных управленцев, способных работать в условиях рыночной экономики и острой международной конкуренции. К тому же именно в среде чиновничества наиболее велик и уровень коррупции, войну которой обещает сделать одной из своих главных задач Дмитрий Медведев. Чиновничество — это не тот слой общества, которые сильно заинтересован в развитии демократии в России. Демократические свободы входят в нашу жизнь не так уж легко и быстро, но искусственно подгонять этот процесс было бы неразумно.

Еще в 1951 году в разгар холодной войны американский политик и дипломат Джордж Кеннан, который считался авторитетным специалистом по России и дважды занимал пост посла США в Москве, писал в одной из аналитических записок: «Когда советская власть придет к своему концу… не будем с нервным нетерпением следить за работой людей, пришедших ей на смену, и ежедневно прикладывать лакмусовую бумажку к их политической физиономии, определяя, насколько они отвечают нашему представлению о „демократах“. Дайте им время; дайте им возможность быть русскими; дайте им возможность разрешить их внутренние проблемы по-своему. Пути, которыми народы достигают достойного и просвещенного государственного строя, представляют собою глубочайшие и интимнейшие процессы национальной жизни. Иностранцам эти пути часто непонятны, и иностранное вмешательство в эти процессы не может принести ничего, кроме вреда».

Это удивительные слова для американского политика и для того времени, когда они были написаны. Эти слова напомнил читателям британской газеты «Файненшл таймс» другой авторитетный специалист по России Родерик Брейтуэйт, который занимал пост посла Великобритании в Москве в годы горбачевской перестройки и в первые годы правления Б. Ельцина. По мнению Р. Брейтуэйта, граждане России и их лидеры способны создать свою версию демократии, хотя на этот процесс могут уйти десятилетия. Они уже прошли значительный отрезок пути к этой цели в том, что касается доступа к информации, свободы путешествий, права выражать свои взгляды и владеть немалым, хотя и шатким, как считает британский политик, личным богатством. Он признает, что большинство рядовых русских «отвернулись от западной модели из-за хаоса, унижения, бедности и коррупции ельцинских лет, а также из-за запугивания и глупых советов со стороны Запада. Поэтому на прошедших парламентских и президентских выборах россияне дважды массово отдали голоса за сохранение „системы Путина“. В нынешних обстоятельствах это был рациональный выбор»[74]. Я могу только согласиться с этим выводом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.