2. КАК ПРОЯВЛЯЕТСЯ РЕСУРСНЫЙ КРИЗИС В РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКЕ
2. КАК ПРОЯВЛЯЕТСЯ РЕСУРСНЫЙ КРИЗИС В РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКЕ
Сейчас в мире происходит то, что уже воспринимается многими как серьезный кризис, чреватый еще большими опасностями. Растут цены на нефть — "черное золото", "кровь цивилизации", растут, не проявляя никакой склонности к падению, причем они не просто высоки, а слишком высоки. Да есть ли этому предел? Кстати, рост цен на некоторые виды топлива, более "прозаичные" (отопительный мазут), начался в США даже на год раньше, чем на бензин, но остался незамеченным.
Дело не только в росте цен на нефть, дело в нелогичности происходящего, в том, что эти цены явно и значительно превышают себестоимость. Сколько мы слышали, что себестоимость нефти в Кувейте и Саудовской Аравии — меньше 4 долл.? А действительно, насколько цена нефти превышает себестоимость, и не слишком ли жирно живут шейхи?
Есть методологическая проблема определения себестоимости природных ресурсов. Если учитывать только эксплуатационные расходы, возмещение расходов на разведку и обустройство используемых месторождений и амортизацию основных фондов (в т. ч. инфраструктуры), то среднемировая себестоимость барреля нефти будет равна примерно 5–6 долл. Но в этом случае среднемировые цены даже в периоды резкого падения (как в 1998-99 годах — около 10 и даже до 8 долл.) обеспечивают нефтяным компаниям несуразно высокую норму прибыли. Ведь закон средней нормы прибыли Маркса, хоть и молчаливо, но принят и среди теоретиков, и среди практиков. Все виды бизнеса должны быть примерно равны по прибыльности, в противном случае в высокоприбыльные отрасли устремляется капитал из низкоприбыльных, и ситуация выравнивается.
Но, если считать "основными фондами" не только буровые и трубопроводы, а и запасы нефти, хотя бы в разведанных и освоенных месторождениях, если учитывать затраты на "восстановление ресурсной базы", то, как показало недавнее исследование "Goldman & Sachs", проведенное на материале последних 15 лет, себестоимость барреля нефти достигает 16 долл. Оказалось, что мировые цены лишь ненамного превышают себестоимость, рассчитанную по такой методике. Те нефтедобытчики, которые в погоне за прибылью не закладывали в цену стоимость обустройства новых месторождений взамен выбывающих, давно ушли с рынка (это грозит и России как нефтепроизводителю).
Конечно, само понятие "восстановление ресурсной базы" несколько лукаво: сожженная нефть не восстанавливается, и как бы ни были обширны "кладовые Солнца", они рано или поздно опустеют.
В среднесрочной перспективе, несомненно, мировые цены на нефть будут расти. Этот рост не обязательно вызовет рост прибылей производителей сырья. Цена определяется себестоимостью добычи нефти, включая затраты на воспроизводство разведанных запасов, а эта составляющая будет непрерывно расти вследствие вовлечения в оборот все более труднодоступных месторождений. Ведь в связи с исчерпанием обустроенных месторождений нефтеразведчики проникают во все более трудные горно-геологические и географические зоны, и затраты на возобновление ресурсной базы неуклонно растут. Значит, рост мировых цен на нефть обусловлен объективно. В современных условиях цена вряд ли вернется к "нормальной" — 16 долл. за баррель, вокруг которой колебались мировые цены за последние 15 лет. Нынешние "пиковые" 36 долл. вызовут снижение потребления, спроса и возврат к "марксовому" уровню, определяемому себестоимостью и нормой прибыли. Поэтому цена в 20–22 долл. к весне 2001 года в принципе вполне реалистична. Но необходимо учитывать, что трубы, электроэнергия и т. д. подорожают также — нет продукта, в цену которого не вошла бы стоимость нефти, и новый уровень себестоимости добычи нефти будет определяться новыми ценами на промышленное оборудование и ту же энергию. А если цена будет выше, то и рост издержек будет быстрее.
Таким образом, хотя мировые цены и колеблются, но средние цены не могут выйти из коридора между себестоимостью (иначе добыча прекратится) и себестоимостью плюс тот уровень сверхприбыли, который вызывает нездоровый интерес "регулирующих органов" мировой экономики и конкурирующих отраслей.
Интересно, что если вышеописанный механизм определения цен на нефть реально сложился (а он, видимо, сложился), то он также стихийно будет стимулировать переход к энергосберегающим технологиям. (Нельзя не отметить, что в любом случае Россия находится в невыгодном положении: затраты и на эксплуатацию, и на разведку и обустройство, и на транспортировку у нас выше, а баррель нашей нефти марки Urals хуже по качеству и, поэтому на 1–2, а то и на 5 долл. дешевле, чем стандартная марка Brent. Нам не следует слишком сильно радоваться повышению нефтяных цен, ведь от них зависят и издержки почти любой производственной деятельности, в том числе и самой нефтедобычи. А эти издержки у нас выше, чем среднемировые).
Да, но почему современная (осень 2000 года) цена нефти явно выше "правильной"? Здесь, видимо, сказываются те самые отклонения от истинно рыночных условий, которые мы привыкли ассоциировать с реальным рынком, который всегда кем-то "контролируется". Считается, что все в мире продается почти по себестоимости, с небольшой прибылью, по норме. Стоит "задрать" цену, и покупатель уходит к другому продавцу или сокращает свое потребление. Так говорил Маркс, а нынешние экономисты, хоть и побаиваются произносить вслух это имя, утверждают примерно то же. Но и Маркс говорил, что не все так просто…
На мировом рынке кое-какие товары, а именно высокотехнологические, продаются, по сути, только у одного продавца или у сплоченной группы продавцов. Это — развитые страны Запада. Кроме рыночной прибыли (отражающей реальный прибавочный продукт) существует еще и сверхприбыль, которая, фигурально выражаясь, является рентой особого рода, взимаемой с участников рынка его, рынка, хозяевами. Ее смысл иногда затушевывается — говорят о "монополистическом" или "олигополистическом" ценообразовании, о "технологической ренте". Действительно, современный Запад хорошо живет во многом благодаря монополии на технологически передовую продукцию, и цена такой продукции явно заключает в себе сверхприбыль. Но если бы Запад был в первую голову только "мировой лабораторией", а не "мировым жандармом", то несомненно микропроцессоры и операционные системы стоили бы несколько дешевле (контроль над массовым сознанием также относится к "технологически передовой продукции").
То есть по крайней мере последние пятнадцать лет цена на продукцию "политически угнетенных" участников мирового рынка (производителей сырья) определялась рыночным методом, а "развитые страны" цены на свою высокотехнологичную продукцию назначали несколько выше "естественной" рыночной. Впрочем, понятие "ножницы цен" известно с прошлого века, когда именно так Англия торговала со своими колониями промышленной продукцией (тогда "высокотехнологичным продуктом" был текстиль).
Таким образом, нынешний топливный кризис можно рассматривать не только как некую сезонную флюктуацию. Нынешний кризис — просто очередная проба сил для стоящих по обе стороны мирового прилавка. Возможно, это очередная попытка сырьевых монополистов повернуть "ножницы цен" остриями от себя, или хотя бы компенсировать потери 1998 года. Пока получается — только страны ОПЕК и только в 2000 году получат на нынешнем повышении не менее 100 млрд. долл..
Но маловероятно, что это получится навсегда. И дело не только в возможности силового давления (в форме закулисного выкручивания рук, например, некоторых действий с банковскими счетами стран-членов ОПЕК). Кстати, такое давление может быть вполне результативно — почти во всех странах ОПЕК нефтяная отрасль национализирована и находится под контролем правительств.
Дело в том, что повышение нефтяных цен обязательно вызовет и уже вызывает "встречную волну" подорожания практически всех товаров и услуг, в том числе и высокотехнологичных. И как Запад не может обойтись без нефтяного наркотика, так и Бахрейн не обойдется без Интернета.
Теории поведения мирового рынка в подобных ситуациях не существует, но складывается впечатление, что даже при солидарном поведении группы продавцов тот, кто контролирует рынок в целом, вполне может парировать вызов, выставив встречные "ценовые иски". Но такая "игра на повышение" цен должна привести к росту цен и, по сути, к обесценению самой сильной мировой валюты — доллара. Ведь долларов в мире становится все больше.
Падение доллара относительно других валют, конечно, повлечет за собой массу последствий и кардинально изменит лицо мира, но кто и что потеряет? Не будет ли это малым Апокалипсисом для Америки и всего мира?