6. ОТ ВЬЕТНАМА ДО РАСПАДА СССР

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6. ОТ ВЬЕТНАМА ДО РАСПАДА СССР

Первый детант

Американское могущество в конце 60-х годов было исключительно велико. ВНП США достиг в 1969 г. 930 млрд. долл. — почти вдвое больше, чем у государств крупнейшей зоны капиталистического мира — Западной Европы. 42 государства были связаны с США договорными отношениями. За пределами территории Соединенных Штатов были размещены 302 крупных и 2 тыс. менее значительных американских военных баз. Численность американских войск в 1969 г. достигала 3, 5 млн., треть которых находилась за пределами США. Военный бюджет страны равнялся 75 млрд. долл. В Европе находились 300 тыс. американских солдат, на Дальнем Востоке — 100 тыс., в основном в Японии и Южной Корее. Таким образом, «пояс развитых стран был под контролем США».

Но все более возрастающим становилось действие трех сдерживающих рост гегемонии США факторов: 1) Советский Союз достиг стратегического паритета с США; 2) поражение во Вьетнаме показало опасность одинакового (по интенсивности приложения американской мощи) подхода ко всем, ближним и дальним, существенным и второстепенным, подпадающим под американское влияние районам; 3) союзники начали отход в сторону восстановления своего урезанного в 40-х годах суверенитета.

Рассмотрим указанные факторы и постараемся оценить их воздействие на американские правящие круги. Первый фактор — утрата глобального стратегического превосходства над СССР. К концу 60-х годов в стратегическом арсенале США находилось более 2 тыс. носителей стратегического оружия. В их число входили 1054 межконтинентальные баллистические ракеты, 656 баллистических ракет на подводных лодках, 540 бомбардировщиков межконтинентального радиуса действия. Ценой значительных усилий СССР, находясь под прицелом указанного американского арсенала, сумел создать такое же количество носителей ядерного оружия. Между двумя великими державами возникло состояние относительно устойчивого паритета в военной сфере. Отныне Соединенные Штаты были вынуждены действовать на международной арене с учетом этой реальности. Вместо открытого провозглашения курса на достижение превосходства над СССР президент Р. Никсон вынужден был говорить о «достаточности» имеющихся у США стратегических вооружений, о допустимости состояния паритета с Советским Союзом. Общественное мнение в стране, пережившей вьетнамскую авантюру, было настроено неприязненно по отношению к планам Пентагона. В период между 1970 и 1977 годами вооруженные силы США были значительно сокращены, что явилось следствием прекращения вьетнамской войны. Число эскадрилий ВВС уменьшилось с 169 в 1968 г. до ПО в 1974-м. Число армейских дивизий за это время сократилось с 23 до 16, число судов и подлодок ВМС — с 976 до 495. Доля военных расходов в валовом национальном продукте США уменьшилась с 8, 2% в 1969/70 фин. году до 5, 2% в 1976/77 фин. году.

Второй фактор — поражение во Вьетнаме. При президентах Кеннеди, Джонсоне и Никсоне Южный Вьетнам был частью сферы влияния США. Стремление народа этой страны выйти из зависимости рассматривалось американскими правящими кругами как посягательство на внешнеполитические прерогативы США. Такой взгляд на эту проблему содержал две существенные ошибки. Во-первых, происходившие внутри Вьетнама процессы были восприняты американским руководством как результат вмешательства внешних сил. Во-вторых, Южный Вьетнам был фактически приравнен по своей «ценности» для американских позиций в мире к наиболее близким союзникам. Комментатор «Нью-Йорк таймс» Р. Стал подверг критике подобный подход: «Элементарным правилом игры в силовую политику является то, что вы можете здесь выиграть, а там проиграть, но вы никогда не должны путать крупные фигуры с пешками». Полумиллионная американская армия на протяжении нескольких лет пыталась решить политическую проблему — «умиротворения» Вьетнама техническими средствами — интенсификацией бомбардировок, созданием «стратегических поселений», применением тактики «выжженной земли». А проблема была не технической, а политической: вьетнамский народ желал самоопределения и не мирился с диктатом.

Поражение во Вьетнаме служит своеобразным поворотным пунктом в послевоенной политике США. Американский исследователь Р. Барнет говорит об этом следующим образом: «Вьетнамская война, конечно, была ошибкой, но не была несчастным случаем… Вьетнамская война имела уникальные итоги не потому, что американская политика фундаментально отличалась от той, которая позволила подавить партизанское движение в Греции в 1949 г. или сокрушить Доминиканскую революцию в 1965 г., но потому, что победа над вьетнамцами составила бы такую цену, уплатить которую Соединенные Штаты не смогли». Поражение во Вьетнаме послужило тяжелым уроком для Вашингтона и показало, что концентрация сил в одном, относительно небольшом районе отвлекла внимание от прочих более или менее охваченных американским влиянием регионов. Произошло заметное ослабление внимания Вашингтона к Латинской Америке — традиционной сфере «американских интересов» еще со времени провозглашения «доктрины Монро». Президент Л. Джонсон уменьшил значимость программы президента Кеннеди «Союз ради прогресса» — не пошел на интенсификацию экономического и культурного вовлечения США в дела Латинской Америки.

Ближневосточному региону Вашингтон уделил пристальное внимание лишь в ходе кризиса июня 1967 г. (когда Израиль в ходе шестидневной войны взял под свой контроль часть территории Сирии, Египта и Иордании). Необходимость положить конец позорной вьетнамской войне довлела над Белым домом. Президент обещал американскому народу выйти из войны «с честью». Американское руководство готово было пойти на многое, ведь недовольство в стране ставило под вопрос внутреннее единство, без которого невозможна была активная внешняя политика. Претендент Никсон стал сокращать контингент американских войск, но увеличил бомбардировки. Г. Киссинджер полагал и убеждал президента, что «сопротивление Северного Вьетнама имеет свой предел». Список еженедельных потерь американцев стал сокращаться, численность потерь гражданского населения Вьетнама — увеличиваться, а проблема тупика, в который зашли США, оставалась прежней.

Американская дипломатия, чтобы избежать новых «вьетнамов», приняла ряд важных, перспективных решений. Во-первых, президент Никсон потребовал от политических деятелей изменить главенствующую со времен Кеннеди концепцию и выделить приоритетные для США зоны в мире. Постепенно стала пробивать себе дорогу идея, что не все части американской зоны влияния в мире равнозначны для метрополии. Начался процесс выделения союзников «первой категории», действительно «жизненно важных» — опоры зоны американского влияния. Уже в июле 1969 г. президент Р. Никсон самым решительным образом отказался от обещания, которое давал Дж. Кеннеди, — помогать «всем и повсюду». Г. Киссинджер как бы имитировал стиль инаугурационного обещания президента Дж. Кеннеди — излагая при этом противоположные по смыслу идеи, — когда писал: «Соединенные Штаты будут участвовать в обороне и развитии своих союзников и друзей, но Америка не может и не будет составлять все планы, определять все программы, осуществлять все решения и брать на себя всю оборону свободных наций мира… Наши интересы должны определять наши обязательства, а не наоборот».

Выражением новой оценки стратегической ситуации в мире, возможностей США поддерживать свое влияние явилась так называемая доктрина Никсона, основные пункты которой содержались в выступлении президента на острове Гуам 25 июля 1969 г. Главная идея этой доктрины заключалась в том, что страны, находящиеся в сфере влияния США, делились на две категории. В отношении первых Р. Никсон обещал «обеспечивать щит ядерной мощи США». Это касалось наций, «союзных с нами или тех, чье выживание мы считаем жизненно важным для нашей безопасности». К этим странам относились государства западноевропейского региона, Япония, Австралия и Новая Зеландия, Израиль. Что же касается прочих стран американской орбиты влияния, то «мы обеспечим им военную и экономическую помощь, которая соответствует нашим договорным обязательствам. Но мы будем ожидать от нации, которая находится под угрозой, что она возьмет на себя преимущественную ответственность за обеспечение людской силы, необходимой для ее обороны». Это была уже новая политическая философия. Не весь мир, а лишь развитые зоны капиталистической системы объявлялись жизненно важнымиради преобладания в них США были готовы воевать. Огромная же масса развивающихся стран по существу объявлялась лишь зоной желательного американского доминирования,

В те самые месяцы и годы, когда Америка втягивалась во вьетнамскую авантюру, а потом остановилась и начала медленную деэскалацию, угроза зоне американского глобального влияния начала исходить не только со стороны национально-освободительных движений, подобных вьетнамскому, но все более со стороны прежде близких союзников. Набирал силу процесс самоутверждения ближайших союзников США, он был подготовлен более быстрым, чем в США, индустриальным развитием Западной Европы и Японии. До конца 60-х годов объединенная экономическая мощь Западной Европы и Японии была меньше американской. На рубеже 60 — 70-х годов наступает качественно новый этап — два конкурирующих с США центра (каждый из которых создает свою собственную систему зависимых государств, т. е. свою зону влияния, западноевропейские государства — в Средиземноморье и Африке, Япония — в Восточной Азии) стали по совокупным экономическим показателям превосходить американскую мощь.

В «период Вьетнама» — между 1964 и 1972 гг. — в Азии колоссальным по силе соперником американского экономического влияния стала Япония, а на Западе вырос экономический и политический соперник в лице Европейского экономического сообщества. Этот процесс превращения союзников в конкурентов происходил в период увеличивавшейся зависимости США от внешнего мира. В 1970 г. они экспортировали товаров на 27, 5 млрд. долл., к 1977 г. эта цифра возросла до 121, 2 млрд. долл. Американские фирмы находили более выгодным вывозить капиталы за пределы США: общая сумма прямых инвестиций за рубежом составляла 75, 5 млрд. долл. в 1970 г. и 149, 8 млрд. долл. В 1977 г.

В декабре 1969 г. ЕЭС приняло решение об увеличении Сообщества, что привело в последующем к принятию в «Общий рынок» Англии, Дании и Ирландии. Были также приняты решения об ускорении процесса интеграции, переходе ее в новые области. 1 января 1973 г. западноевропейская «шестерка» превратилась в «девятку». Страны «Общего рынка» превосходили США по населению и приближались к ним по объему совокупного валового продукта.

Япония в 1969 г. обошла по объему валового национального продукта Западную Германию, выйдя на второе место в капиталистическом маре. Восстановление мощи Западной Германии и Японии привело к лишению США привилегированных позиций, на которых держалась Бреттон-вудсская система, созданная в 1944 г. Экономическая и валютно-финансовая система США уже не могла быть абсолютной опорой и гарантом всей системы международных отношений. «У нас нет золота, — жаловался советник президента Никсона, — мы лишились рычага воздействия на союзников».

В октябре 1972 г. лидеры стран ЕЭС поставили перед собой задачу создания политического союза. Французы сняли свои возражения против вступления в ЕЭС Англии, и Сообщество декларировало свою готовность создать систему политического единства. Впервые за послевоенный период в капиталистическом мире у США появился конкурент, примерно равный им по основным параметрам — демографическим, экономическим, частично политическим и военным. Вокруг значительной части Западной Европы возникла новая «граница» — единый таможенный тариф «Общего рынка», стимулировавший импорт ближайших соседей на рынки девяти стран ЕЭС, а не далеких Соединенных Штатов. Индустриальный центр западного мира — промышленность Соединенных Штатов — стал встречать на пути своего проникновения в Западную Европу ограничения в виде таможенных барьеров ЕЭС. Более того, «Общий рынок» вовлекал в свою орбиту страны Средиземноморья и Африки, усложняя доступ на новые рынки развивающихся стран для американских компаний. Парадоксально, но не со стороны Востока, а из расположенного рядом со штаб-квартирой НАТО координационного центра ЕЭС в Брюсселе стала исходить угроза действий, подрывающих позиции США в мире. Экономическая и финансовая опора американского влияния — Бреттон-вудсские соглашения стали под натиском возрожденной Западной Европы анахронизмом. В одностороннем порядке США в 1971 г. отказались от них, прекратив обратимость доллара в золото и введя налог на импорт. Г. Киссинджер назвал эти действия «декларацией экономической войны другим индустриальным демократиям».

Отмечая, что «новая Европа девяти была привержена теперь целям не только экономического, но и политического объединения», Г. Киссинджер пришел к выводу: «Эта экспансия и укрепление западноевропейского единства указывали на окончание фактического американского преобладания на Западе, которым был характерен период с 1945 г. За исключением двух сверхдержав, западноевропейская экономическая и потенциальная военная мощь была теперь больше, чем у любого другого региона на Земле. Это единство было обречено на выработку своего собственного облика, своей собственной позиции». Г. Киссинджер не был уверен в дружественном отношении находящегося в процессе становления мирового центра — Западной Европы. Он считал утраченными иллюзиями «веру поколения выдающихся американцев в обеих политических партиях, которые считали гарантированным то, что объединенная Западная Европа облегчит наше глобальное экономическое бремя, продолжая в то же время следовать нашему политическому руководству. Они помнили лишь бессильную Европу конца 40-х годов, полностью зависимую от Америки в плане экономической помощи и военной безопасности. Они забыли, что Европа изобрела концепцию суверенности, что в Европе государственное искусство столетиями совершенствовало философию национализма, что нежелание европейских стран подчинить периферийные интересы более широким целям было главной причиной двух катастрофических мировых войн в этом столетии. Многое изменилось с 1945 г., и я всегда сомневался в том, что (Западная) Европа объединится с целью разделить наше (курсив Г. Киссинджера. — А.У.) бремя или что она согласится играть подчиненную роль, как только обретет возможность утвердить свои собственные взгляды».

В результате действия указанных факторов созданная в 40 — 60-х годах система внешнеполитического воздействия США начала давать сбой: под влиянием негативного опыта, прежде всего вьетнамского, было расколото согласие большинства американского населения платить любую людскую и материальную цену за глобальный интервенционизм, за контроль над далекими заокеанскими странами; союзники и сателлиты не только отказались поддержать США в авантюрах, подобных вьетнамской, но усилили свой сепаратизм, активизировали поиски своей собственной линии в мировой политике; экономика США показала пределы своих возможностей, особенно это относилось к «бюджетному здоровью» страны; вьетнамская война резко увеличила государственный долг и создала предпосылки невиданной в послевоенное время инфляции.

Как теоретик внешней политики США, Г. Киссинджер отличался от предшественников тем, что не считал теории «кризисного реагирования» лучшим ответом на чрезвычайные проблемы, стоящие перед США. Кризисные ситуации он рассматривал как отражение и проявление более глубоких процессов; задачей интеллектуальной элиты считал такое обслуживание внешнеполитических интересов США, при котором усилия направлялись бы на создание базовых мировых структур, благоприятных Америке, а не на шлифовку методов процесса принятия решений в обстановке конфликта. Он писал: «Соединенные Штаты должны базировать свою внешнюю политику на предпосылках, аналогичных тем, которые другие нации исторически избирают для проведения своей политики. Доля в мировом валовом совокупном продукте, представляемая нашей экономикой, уменьшалась на 10% с каждым десятилетием: от 52% в 1950 г. до 40% в 1960, до 30% в 1970, до 22% в 1982 г. … Оставаясь еще сильнейшей, но уже не превосходящей других нацией, мы должны были серьезно отнестись к мировому балансу сил, ибо если бы он обратился против нас, это могло бы оказаться непоправимым. Теперь мы уже не могли ждать, когда угроза появится перед нами во всем объеме, теперь мы должны были увеличить наши ресурсы за счет новых концепций».

Г. Киссинджер придерживался той точки зрения, что причинами неудач в стратегическом планировании предшествующих администраций были утеря широкого исторического видения текущих процессов, неумение мыслить в масштабах долговременного процесса. Прагматикам в Белом доме, занятым текущими кризисами, не хватало воображения, видения цели, к которой нужно стремиться, умозрительной модели желательного для США мирового порядка. Импровизации не могли заменить долгосрочных, целенаправленных, целеустремленных усилий. Самые удачные тактические находки не компенсировали отсутствия концептуального осмысления взаимоотношений США с внешним миром. В результате бюрократия, энергичная в решении непосредственных задач, но близорукая в отношении перспективного осмысления своих действий, сделала внешнюю политику США цепью несвязанных решений, а не рядом последовательных, целенаправленных усилий по реализации общего генерального плана.

Дипломатия, убеждал Г. Киссинджер, должна меньше полагаться на «финальное» оружие и больше проявлять творческую активность по созданию условий, максимально благоприятных для влияния США в мире. Эта позиция противостояла сугубому прагматизму всей многочисленной когорты политиков и профессоров периода Кеннеди — Джонсона. Предпосылкой выработки новой внешнеполитической концепции было убеждение Р. Никсона и его ближайшего окружения в том, что установившееся после Второй мировой войны в мире двухполюсное равновесие, основанное на противоборстве двух систем — не оптимальная схема. Интересам США, полагали они, лучше служила бы более сложная система — многополярный мир, в котором США более эффективно могли бы приложить свою мощь. Г. Киссинджер писал по этому поводу: «Двухполюсный мир не дает перспектив для нюансов; приобретение одной стороны означает абсолютную потерю для другой стороны. Каждая проблема оказывается приобщенной к процессу выживания. Малые державы раздираются между просьбами о защите и желанием избежать доминирования со стороны великих держав… В наших долговечных интересах создать более плюралистический мир». Статус-кво в мире, по мнению Киссинджера, должны вольно или невольно охранять не только ближайшие союзники США, но и их крупные политические противники. В более сложном мире ответственность за мировую стабильность, устраивающую США, объективно должна быть распределена между пятью вызревшими к рубежу 70-х годов центрами — США, Западной Европой, Японией, СССР и КНР. По мнению Р. Никсона, «пять великих держав будут определять экономическое будущее мира, а поскольку экономическая мощь является ключом к другим видам могущества, они будут определять будущее мира».

Многополюсная система, с точки зрения идеологов группы Никсона — Киссинджера, давала большие возможности для создания «мирового порядка» (это выражение, часто употреблявшееся республиканцами Р. Никсона, характеризует более жесткую, более регламентированную мировую структуру). Одним из новых элементов в этой структуре должна была стать объединенная Западная Европа. В отличие от традиционных атлантистов Г. Киссинджер в своих работах уже в середине 60-х годов считал, что тесно сплоченная западноевропейская группировка должна быть целью американской внешней политики. Позже (в 1968 г.) Г. Киссинджер определил как автономный и японский центр современного капитализма. В первом же президентском докладе о внешней политике США говорилось: «Никакой стабильный и прочный международный порядок недостижим без вклада нации, население которой составляет более 700 миллионов человек», (имелся в виду Китай). Р. Никсон пришел к идее полезности для США признания КНР еще до своего избрания президентом, в разгар вьетнамской войны. В 1967 г. он писал о том, что «в далекой перспективе мы просто не можем позволить себе навсегда исключить Китай из семьи народов». Таким образом, возникла схема «пятиугольного мира», той желанной структуры, являясь частью которой США надеялись ослабить разрушительный бег времени, замедлить скорость мировых перемен, еще на одно поколение удержаться на главенствующих мировых позициях.

В новом пятиполюсном мире стало бы, по мнению Киссинджера, более вероятным достижение искомой стабильности не как результата столкновения интересов, а как результата увеличивающейся склонности «к взаимной сдержанности, сосуществованию и в конечном счете сотрудничеству». Избрание в качестве желаемой модели пятиполюсного мира было значительным изменением в американской внешнеполитической стратегии. Проводников американской политики в этом контексте интересовало уже не «реформирование» мира по американскому образцу, а стабильность мировой системы — значительная перемена глобальных приоритетов. Более реалистичным стало определение собственно американских интересов. В декабре 1969 г. Г. Киссинджер объявил, что «мы будем судить о других государствах, включая коммунистические страны, исходя из их действий, а не на основе анализа их внутренней идеологии». Во время визита в феврале 1972 г. в Пекин президент Р. Никсон провозгласил: «Нам важна не внутренняя политическая философия нации. Важно то, какова политика этой нации в отношении мира, в отношении нас».

Стратегический паритет

Если предшественники хотели иметь превосходство над Советским Союзом по всем параметрам, то Р. Никсон выдвинул концепцию «достаточности». Лишь такое развитие стратегического планирования США позволило СССР и США зафиксировать примерный паритет центральных стратегических систем. То была дань реализму, и она сразу же оказала оздоровляющее влияние на всю систему советско-американских отношений. Президент Никсон говорил: «Наша цель состоит в том, чтобы иметь уверенность, что Соединенные Штаты обладают достаточной (подчеркнуто нами. — А.У.) военной мощью, чтобы защитить свои интересы и поддержать те обязательства, которые администрация сочтет существенными для интересов Соединенных Штатов во всем мире. Мне кажется, достаточность была бы лучшим термином, чем превосходство». Основание для такого подхода было: отчаянный рывок Кеннеди — Джонсона в 1961 — 1967 годах не дал США долговременного стратегического превосходства, СССР достиг паритета на высоком уровне; эксперты республиканской партии с помощью цифр убедительно показывали, что даже экстренные усилия не дадут США «безоговорочного превосходства», но поставят бюджет, да и всю экономику США в напряженное состояние.

На почве более здравого отношения к потенциальному противнику США заняли позиции, позволившие заключить первый договор об ограничении ядерных вооружений. По прошествии полугода пребывания у власти представители администрации Р. Никсона заявили о готовности начать переговоры с СССР, и они начались 17 ноября 1969 г. в Хельсинки. После двух с половиной лет переговоров удалось найти почву для обоюдовыгодного компромисса. Обе стороны, согласно бессрочному Договору об ограничении систем противоракетной обороны (подписан в Москве 26 мая 1972 г.), отказались от дорогостоящего и дестабилизирующего строительства систем противоракетной обороны.

Вторым важным шагом, сделанным в мае 1972 г., было заключение Договора об ограничении стратегических вооружений — ОСВ-1, согласно которому ограничивалось число стационарных пусковых установок МБР и пусковых установок баллистических ракет на подводных лодках. Договором и временным соглашением (сопутствующим договору) юридически закреплялся принцип равной безопасности в области наступательных стратегических вооружений. Поистине капитальные изменения произошли в стратегии глобальной экспансии: империализм США признал равной себе по силе и статусу другую державу — Советский Союз.

Разумеется, противостояние не окончилось. В декабре 1975 г., согласно единому интегрированному плану № 5, ядерные силы США и их союзников по НАТО были распределены для поражения 25 тыс. целей на территории СССР и его союзников по Варшавскому договору. Военный бюджет США на 1975 г. знаменовал собой конец тенденции первой половины 70-х годов — сокращения американских военных расходов в реальном исчислении и положил начало новому периоду их роста. США (как бы говорили эти явления) постепенно отказывались от схем, порожденных вьетнамским фиаско, схем «более прочной» мировой структуры. Экс-президент Никсон переживал фиаско в Калифорнии, у себя дома, а его ведущий теоретик Киссинджер становился все более уязвимой мишенью критиков надуманных схем.

Отчуждение Западной Европы

В феврале 1973 г. президент Р. Никсон пригласил английского премьера-консерватора Э. Хита в Вашингтон, надеясь увидеть продолжение тех «особых отношений», которые связывали его с предшественником — премьером-лейбористом Г. Вильсоном. Самое худшее, с точки зрения американского президента, заключалось бы в синхронном выходе вперед двух тенденций: ориентированного на ограничение внешней активности американского изоляционизма и западноевропейского протекционизма. Чтобы избежать этих опасностей, Р. Никсон предложил создать общие американо-английские группы по координации американо-западноевропейских целей и внешнеполитической стратегии, а также выдвинул идею созыва встреч на высшем уровне главных индустриальных стран Запада.

К удивлению американцев, Э. Хит не придал значения идее совместных американо-английских исследовательских групп, а обсуждение американо-западноевропейских отношений предложил отнести на будущее, когда будут созданы единые западноевропейские политические институты. «Он хотел, чтобы на наши вопросы (Западная) Европа давала ответы как единое целое», — пишет Г. Киссинджер (курсив Г. Киссинджера. — А.У.). Такое проявление самостоятельности Англии, поставившей связи с ЕЭС выше договоренностей с США, обеспокоило Вашингтон. Но еще более болезненно американская сторона восприняла новую линию самого опекаемого прежде партнера — ФРГ. В данном случае границы американскому влиянию в Европе ставила выпестованная американцами Западная Германия, прежде полностью зависимая от США, а к 1973 г. — вторая после США держава капиталистического мира. С точки зрения Г. Киссинджера, причиной переориентации канцлера ФРГ В. Брандта было его убеждение в том, что «достижение германского единства или по меньшей мере частичное преодоление внутригерманского раскола не могло быть достигнуто посредством беспрекословного подчинения Америке и НАТО».

Изменение западногерманской позиции происходило на фоне уже устоявшегося, подчеркнуто самостоятельного курса Парижа. Напомним, что Франция в 1967 г. вышла из военной организации НАТО, именно она открыла двери ЕЭС перед Англией. Париж официально осудил вьетнамскую авантюру США и первый — после визита президента де Голля в Москву в 1966 г. — встал на путь нормализации отношений с СССР. Почувствовав уменьшение своего влияния в Лондоне и Бонне, американская сторона попыталась компенсировать потери на французском направлении, постаралась улучшить состояние дел в американо-французских отношениях. Но во Франции, после очередной победы голлистов на выборах в Национальное собрание, президент Ж. Помпиду назначил на пост министра иностранных дел своего личного советника М. Жобера, который стал одним из главных действующих лиц во время «выяснения атлантических отношений» 1973 — 1974 годов. М. Жобер оказался вторым по значению противником американской политики в Западной Европе после Ш. де Голля.

Главные державы Западной Европы взяли курс на ограничение американского влияния в сфере их деятельности и интересов. «Окончилась эпоха, — признал Г. Киссинджер, — определенная решениями, принятыми поколение назад… Главные среди новых реальностей: возрождение Западной Европы и ее интеграционное развитие; стратегический баланс Восток — Запад; превращение Японии в мировой центр, с которым атлантический мир не может не считаться. Эти факторы произвели драматическую трансформацию на Западе — перемена, представляющая самый глубокий современный вызов государственному искусству Запада… В Соединенных Штатах десятилетия глобального бремени вызвали, а разочарования войны в Юго-Восточной Азии акцентировали ослабление решимости поддерживать всемирное вовлечение на основе господствующей американской ответственности».

Наступила пора нового перераспределения ролей, определения задач Западной Европы и США как важнейших доминирующих регионов капиталистического мира. Западноевропейским государствам предлагалось подписать «новую атлантическую хартию», в которой значилось бы, что «Соединенные Штаты имеют глобальные интересы и глобальную ответственность. Наши западноевропейские союзники имеют интересы региональные». В этом многие западноевропейцы сразу же увидели «соль» выступления Киссинджера: Западной Европе предлагалось публично признать ограниченность своих мировых притязаний западноевропейским регионом.

Развивающиеся страны

Движение неприсоединения и «Группа 77» сплотили пестрый лагерь развивающихся стран, а Организация стран — экспортеров нефти стала лидером наступления «третьего мира», когда объявила в 1973 г. эмбарго на поставки нефти ряду развитых капиталистических стран, прежде всего США. Целью многих развивающихся стран стала борьба за установление нового международного экономического порядка (НМЭП), на что Соединенные Штаты отреагировали выдвижением тезиса о том, что руководители развивающихся стран требуют экономических улучшений не для своих народов, а для удовлетворения своих политических амбиций. В январе 1976 г. министр финансов США У. Саймон обрушился на «фальшивых богов тех, кто желает установления нового международного экономического порядка», — экспроприации иностранной и вообще частной собственности, объединения экспортеров однородных продуктов. В обсуждении стратегической линии взаимоотношений с развивающимися странами судьба международного экономического обмена была прямо связана с судьбами главенства в мировой системе США. Заместитель министра финансов Дж. Парски объявил об этом публично в речи перед сан-францисским советом по мировым проблемам: «Если по политическим мотивам пойти на уступку с требованиями о создании новой экономической системы, то будет совершенно, невозможно, исходя из экономических оснований, оправдать наше желание сохранять нашу систему в будущем».

Противники уступок развивающимся странам по существу объединились вокруг тезиса, что «неимущие нации хотят равенства с имущими нациями, не собираясь при этом проходить весь процесс развития». Их главные аргументы против соглашений с развивающимися странами были основаны на том положении, что уступчивость этим государствам будет означать крах всякой системы международной законности, растущий неоправданный волюнтаризм со стороны правительств развивающихся стран, готовых якобы порвать все прежние экономические соглашения и действовать сугубо в эгоистической манере. Новый экономический порядок будет, по их мнению, означать по существу беспорядок.

Большинство в правящих кругах Соединенных Штатов не устраивал сам подход, когда целью развивающихся стран объявлялось производство к 2000 г. 25% мировой промышленной продукции. Представители США официально заявляли, что они против подобных наметок, что они «настроены скептически в отношении полезности ставить перед собой формальную цель», потому что «не существует надежного, научно обоснованного базиса, согласно которому может быть определена конкретная цифра, определение глобальной цели лишь затемнит особые нужды большинства серьезно заинтересованных стран… Правительство Соединенных Штатов не имеет возможностей гарантировать, что их частный сектор может достичь определенной цели. Наше правительство не имеет — и не желает иметь — подобного вида контроля над нашим частным сектором».

Соединенные Штаты возглавили усилия Запада по «отражению» натиска развивающихся стран с первых месяцев 1974 г., когда Вашингтон взялся за задачу координации общей позиции стран — членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Пример тому . — вашингтонская энергетическая конференция, созванная в феврале 1974 г.

В Западной Азии крупнейшей ошибкой администрации Р. Никсона была исключительная опора на «самый стабильный режим» — шахский Иран, которому с 1972 г. стали продаваться все виды оружия, за исключением стратегического. Ошибка этой ориентации стала очевидной для всех с падением режима шаха в 1979 г. На Среднем и Ближнем Востоке США не сумели занять более или менее прочных позиций в среде арабских стран (за исключением таких стран, как Саудовская Аравия), что осложнило реализацию американских интересов в этом районе после войны 1973 г. В Восточном Средиземноморье поддержка, оказывавшаяся американцами правительству «черных полковников» в Греции, стимулировала в 1974 г. волнения на Кипре, следствием чего были высадка на острове турецких войск и общее ухудшение греко-турецких отношений.

Республиканская администрация оказалась «не готовой» к распаду португальской колониальной империи, что привело к потере американских позиций в бывших португальских колониях — Анголе и Мозамбике, образованию линии так называемых прифронтовых государств, расположенных на границах с ЮАР, готовых оказать помощь черному населению ЮАР в борьбе против режима апартеида в Южной Африке и враждебных американскому влиянию.

Указанные события стали проявлениями таких революционных преобразований в мире, которые никак не соответствовали схеме «раздела обязанностей» между пятью мировыми политическими полюсами — схеме, лелеемой теоретиками во главе с Г. Киссинджером. Полагаем, что емкую и в целом верную оценку курса республиканцев дал американский историк Дж. Геддис: «Киссинджер стремился к философскому углублению американского подхода к мировым делам: концентрироваться на строительстве стабильного международного порядка между сверхдержавами, а уже потом приступать к различным кризисам повсюду… Только на этом пути, думал он, могли быть достигнуты необходимая пропорция и чувство направленного движения, исчезнувшее из недавней американской внешней политики. Оказалось, что достижение перспективы требует жертвы в отношении деталей: сверхупрощение является платой за более широкое видение».

Итогом правления республиканцев Никсона — Форда была беспрецедентная со времен Ф. Рузвельта концентрация власти в руках президента и его ближайшего окружения за счет принижения роли таких традиционных центров влияния, как аппарат госдепартамента и Пентагон. С точки зрения внешнеполитических позиций США была заплачена большая цена: значительное отчуждение ключевых союзников, потеря контрольных позиций в зоне «потенциальных вьетнамов» — освободившихся государств, которые были ранее объектом, а теперь становились субъектом мировой истории.

Резкая критика модели пятиполюсного мира, в строительстве которого главные усилия приходились на американо-советский участок американской дипломатии, началась еще в то время, когда Г. Киссинджер только обосновывался в государственном департаменте. В первой половине 70-х годов оформились две школы критики: одна выступала за смещение фокуса отношений на западноевропейских союзников и Японию, вторая — за отказ от разрядки и обращение к увеличению собственной мощи Америки. Первая школа, сконцентрировавшись в основном вокруг «трехсторонней комиссии», фактически подготовила приход к власти Дж. Картера. Вторая школа, ориентируясь преимущественно на Комитет по существующей опасности, готовила почву к приходу в Белый дом Р. Рейгана.

Трилатерализм президента Картера

Начиная с 1973 г. в США получает все большее влияние идеология трилатерализма (союза трех центров капиталистического мира — США, Западной Европы и Японии). Стратегия трехсторонности противопоставила «пятиугольную» структуру мира, нереалистичную с точки зрения трилатералистов, «естественному» союзу развитых буржуазных демократий, посредством которого США на десятилетия вперед смогут продлить свое преобладание, сохранить свои позиции в мире. В 1973 г. создается главенствующее звено трилатерализма — так называемая трехсторонняя комиссия, в которую вошли по 70 представителей от США, Западной Европы и Японии. С точки зрения этой влиятельной группы политиков в США, увлечение Р. Никсона и Г. Киссинджера схематизмом, худшим сортом «реальполитик», привело к ослаблению важного элемента, на котором зиждется внешнеполитическое влияние США, — идейной солидарности развитых буржуазных демократий. Дж. Картер построил свою критику киссинджеровской дипломатии именно на основе осуждения «аморальности» тайной дипломатии 1969 — 1976 годов. Выступая в чикагском Совете по международным сношениям 15 марта 1976 г., Дж. Картер призвал отойти от практики вручения прерогатив ведения государственной политики одному изолированному лицу, от сверхцентрализации в проведении американской внешней политики: «Наша внешняя политика стала тайной, все ее детали и нюансы ныне известны, возможно, лишь одному человеку (имелся в виду Г. Киссинджер. — А. У.) … Поскольку мы передоверили осуществление нашей внешней политики, мы утратили нечто критически важное в нашем подходе к другим народам мира».

Дж. Картер открыто обвинил Р. Никсона и Дж. Форда в том, что они способствовали ослаблению мощи Америки: «Наша страна более не могущественна, нас более не уважают». Став президентом, Дж. Картер недолго раздумывал над выбором первого эшелона руководителей для своей администрации. Из своего джорджийского поместья в Плейнсе он разослал приглашения 23 коллегам по «трехсторонней комиссии», и на четыре года в США установилось правление идейных единомышленников, видевших в восьмилетнем правлении предшественников неудачную попытку построить умозрительный мир (да еще такой, где СССР и КНР были бы равны Западной Европе и Японии, да еще при этом и подчинялись бы благожелательной опеке США).

Новый президент выделил двух экспертов-трилатералистов — С. Вэнса и 3. Бжезинского, поручил им руководство двумя ведущими центрами выработки стратегии (госдепартамент возглавил С. Вэнс, Совет национальной безопасности — 3. Бжезинский) и в дальнейшем стремился найти равнодействующую идей этих двух своих помощников. Разумеется, в ряде важных положений два эти деятеля были едины, но по существенным пунктам конкретной политики обозначились разногласия, и тогда президент выступал арбитром. Такая система просуществовала почти до конца правления демократов, лишь за несколько месяцев до этого С. Вэнс вышел в отставку (из-за несогласия с посылкой вооруженного отряда в Иран).

Пришедшие к власти демократы принципиально не верили в возможность успеха за счет неожиданного маневрирования и рискованных комбинаций. «Мир, в котором США диктуют свою волю большинству развитых и развивающихся стран, — писал 3. Бжезинский, главный идеолог администрации Картера, — приходящийся на 50-е годы, неповторим». Глобальное всемогущество уже невозможно, целью Америки становится не абсолютное доминирование в нем, а «сделать мир более близким по взглядам к нам» и «предотвратить создание положения, когда Америка оказалась бы в одиночестве». 3. Бжезинский стремился определить оптимальную стратегию для Америки путем обращения к более широкой исторической панораме. Он напоминал, что если в 1900 г. среди 12 крупнейших по населению стран мира значились шесть европейских держав (Россия, Германия, Австро-Венгрия, Великобритания, Франция и Италия) и две колонии (Индия и Индонезия), то к 2000 г. среди 12 наиболее населенных стран мира развитый капитализм будет представлен лишь Соединенными Штатами и Японией.

3. Бжезинский считал главной задачей американского руководства устранение негативных для мирового капитализма последствий ослабления Западной Европы, что помогло бы сохранить на долгое время уникальные условия, так возвысившие Соединенные Штаты после окончания Второй мировой войны. Было бы исторической слепотой, полагал он, ставить во главу угла отношения США с СССР. Не отсюда исходит угроза Америке. «Угроза, перед которой стоит человечество, — это не советская угроза, а глобальная анархия». Эпицентр явлений, ослабляющих относительное могущество Америки в мире, подрывающих американскую имперскую систему, по мнению Дж. Картера и 3. Бжезинского, сместился в развивающиеся страны, и главной линией мирового противодействия стала ось Север — Юг.

Американская политика, направленная на сохранение влияния Америки, должна быть инициативной и энергичной. «Нет никакой возможности избежать принятия активной, широкомасштабной американской внешней политики, направленной на решение проблем, внутренне присущих возникшему деколонизованному и политически пробудившемуся миру. В то же время именно ввиду того, что американская мощь относительно уменьшилась, становится все более необходимым, чтобы Америка все более тесно сотрудничала со своими главными друзьями вопреки политически привлекательному внутреннему давлению в пользу протекционизма и односторонности», — утверждал 3. Бжезинский. В этом тезисе заключается сущность политической стратегии администрации Дж. Картера. У США, взятых отдельно, недостаточно сил, чтобы справиться с исторической тенденцией, уменьшающей относительную мощь США, да и Запада в целом. Способ для сохранения их влияния был усмотрен администрацией Картера в объединении сил трех центров — США, Западной Европы и Японии. Сущность подхода нового правительства к американской внешнеполитической стратегии заключалась в более конкретном, чем при республиканцах, определении жизненно важных зон для США.

Доктрина «трехсторонности» — трилатерализм представляет собой попытку американского руководства разработать ответ на вызов, брошенный им коренными процессами мирового развития. В наиболее детализированном виде теоретическая основа стратегии администрации Дж. Картера представлена в документе, подготовленном для президента в апреле 1977 г. Все члены мирового сообщества были разделены на три категории по степени интереса, который они представляли для США. В первую группу вошли «ближайшие друзья в индустриальном мире». Во вторую — образовавшиеся после деколонизации государства, в третью — страны, социальная система которых противоположна капиталистическим государствам. Степень приоритетности внешнеполитических задач была определена по следующей шкале:

— наладить координацию развитых капиталистических стран для выработки общего подхода к негативным для Запада явлениям международной жизни (прежде всего в вопросе выработки экономических связей Север — Юг);

— ослабить скорость распространения средств обретения могущества: замедлить процесс передачи атомных электростанций, реакторов и прочих ядерных объектов, сократить экспорт вооружений из зоны развитых государств в сферу развивающихся стран;

— ускорить решение проблемы «потенциальных вьетнамов»: вывести американские войска из Южной Кореи, добиться договоренности с правительством Панамы по вопросу о статусе Панамского канала и американского присутствия в его зоне, наметить пути ослабления конфронтации ЮАР и соседних африканских стран, попытаться добиться контроля над кризисом на Ближнем Востоке.

Дж. Картер призывал переместить американские усилия со «сверхувлеченности» диалогом Восток — Запад на те направления, где США могут эффективнее использовать свои внешнеполитические возможности, прежде всего на сплочение развитых западных демократий, объединение сил Запада.

Политика в отношении СССР

В официальном списке внешнеполитических приоритетов демократической администрации отношения с СССР всегда находились на третьем месте — после укрепления связей с союзниками и формирования общей линии Запада в отношении развивающихся стран. Этим подчеркивался отрыв от курса предшественников — Р. Никсона и Дж. Форда, которые якобы излишне акцентировали связи с СССР, расходовали американскую энергию на том направлении, где у США нет рычагов воздействия, убедительных козырей, эффективных дипломатических каналов. Трилатералисты постарались свести дело отношений с СССР только к военному, более того, военно-стратегическому аспекту, отводя всему спектру отношений с СССР третьестепенное в своем стратегическом видении место.

Стратегическое планирование в отношении СССР осуществлялось при президенте Дж. Картере в двух плоскостях. В одной — американское правительство признало паритет и подписало Договор ОСВ-2, фиксирующий примерное равенство стратегических арсеналов двух великих держав. В другой плоскости американское руководство упорно искало пути оптимизации своей военной машины, осуществляло модернизацию своих стратегических сил, с тем чтобы в случае конфликта обладать преимуществом и дать понять потенциальному противнику, что это преимущество весомо и неоспоримо.