Генерал-отец ему отпуск дал…
Генерал-отец ему отпуск дал…
В чукотских сказаниях сладострастно смакуются самые изысканные версии. В одном варианте «седого таньги, попав стрелой в глаз, схватили. Развели огонь, жарят его у огня, хорошо изжаренное мясо срезывали ломтиками и жарят снова. Умер». В другом, еще более утонченном, «раздели начальника нагим, надели на голову ему ремень, достали чикиль, привязали, заставили бегать по снегу кругом, дергают за чикиль, бегает. Дерг, дерг – пенис только болтается справа налево. Бегает, бегает. Положили его на землю. Стали пороть его колотушками из оленьего рога. Пробили всю задницу. Подняли, опять бегает на чикиле, глаза выкатываются, язык вывесился изо рта, достал до сосцов, хлопает взад и вперед по груди; сопит – хи, хи, хи – при каждом шаге плюет кровью. Загоняли до смерти на чикиле». Очень, наверное, им хотелось, чтобы так и было. Фантазировали. Со слов же пленного чукчи, видевшего все случившееся своими глазами, получается, что «прыгал; прыгнул раз через санки, двух парней убил, прыгнул обратно. Прыгнул другой раз, пять парней убил, обратно прыгнул. Стрел, копий не боялся совсем, твердую рубаху имел. На третий прыгнул, двух парней опять убил, а назад прыгнуть не успел; арканами взяли, повалили, стали душить; тут он сам открыл железный нагрудник и от копья кончилось дело». Это, думаю, похоже на правду, а скорее всего, правда и есть. «Тогда закричал Кивающий Головой, обрадовался, вперед велел бежать», и от полного уничтожения остатки отряда – пало уже 40 казаков и 11 коряков, а 13 казаков и 15 коряков от ран не могли держать оружие, – спасло лишь появление лыжников Катковского. Завидев на горизонте черные точки, чукчи, не вступая в бой, «ушли на побег», оставив на поле боя много более сотни своих, в том числе порубленного в куски Тавыля, но – победителями. Угоняя оленей и унося с собой несколько десятков ружей, пушку, знамя и, главное, голову ненавистного «Якуни». Гнаться за ними Катковский, несмотря на просьбы служилых, просто не смог: не хватало гужевых оленей.
Много позже, в далеком 1870-м, некий чукотский старичок, шаман Амрврыйоргын, в знак особой дружбы подарит колымскому исправнику барону Гергарду Майделю самое ценное, чем гордился его род, – кольчугу «Казака-Моржа», доставшуюся ему то ли от деда, то ли от прадеда, бившегося у Ореховой. А истерзанное ударами копий тело Дмитрия Ивановича, доставленное в Анадырь, залитое воском и до ноябрьских морозов пролежавшее в леднике под оружейным амбаром, спустя ровно год, в марте 1748 года, упокоилось в крипте церкви Якутского Спасского монастыря, где пребывает и поныне.
Все как у Стивенсона.
Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря, и охотник вернулся с холмов…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.