Детсад «Кавказ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Детсад «Кавказ»

Колонизаторство — не только угнетение, равно как воспитание — не только насилие над личностью ребенка.

Перестроечные штампы живучи: тоталитарное насаждение лени и расслабленности — двойное растление. Попробуем отмыть хотя бы слово «колонизация», которым клеймили советскую национальную политику.

Слову этому не повезло еще в советские времена, когда пропесочивали британских или французских колонизаторов Индии и Алжира. Но кто бывал в бывших колониях, знает: выгоды захватов и присоединений не окупаются непрерывно усиливающейся головной болью, приобретаемой вместе с новыми землями. Киплинговское «Бремя белых» — не выдумка корыстного британца, прикрывающего хищничество маской миссионерства. Империя присоединяет территории не потому, что жаждет алмазов или чая. Иначе она не включала бы земли в свой состав, а разоряла бы и бросала. Присоединение колоний — форма экспансии, нормального состояния сильного государства. Оно хочет всех обратить в свою веру, научить жизни, добром или силой насадить свои ценности. «Запрещая себе приказывать детям, мы отнимаем у них детство», — вторил Киплингу Честертон. Колонизаторство — не только угнетение, равно как воспитание — не только насилие над личностью ребенка. То и другое — цивилизационный процесс, не обходящийся без конфликтов, но в конечном счете взаимовыгодный.

Средняя Азия и Кавказ были нашей Индией и Алжиром. Мы принесли туда не только и не столько штыки, сколько просвещение, письменность, промышленность, плюс советские ценности, не сплошь ужасные. Например, интернационализм. Или нехитрую мысль о том, что кровная месть — вредный пережиток. Правду сказать, в каменных пещерах Кавказа алмазов поменьше, чем в Индии, и выгод от этой колонизации Россия получала по минимуму, а головной боли — по полной. Конечно, массовое выселение чеченцев в Сибирь будет покруче, чем подавление восстания сикхов. Однако и сводить всю кавказскую политику России к этому выселению — глупая и подлая спекуляция.

«На службу к полудетям, а может быть, чертям», — в этой формуле Киплинга ничего оскорбительного нет: даже марксизм — советский аналог политкорректности — признавал, что разные нации пребывают на разных стадиях развития. В национальной психологии горцев много инфантильного: воинственность, жестокость, повышенное значение, придаваемое ритуалу, родству и другим имманентностям. После Нальчика ясно: не в силовиках дело, не спецслужбы виноваты. Проблема даже не в безработице, из-за которой кабардино-балкарская молодежь якобы начинает интересоваться радикальным исламом. Кавказской молодежи вообще не особенно свойственна любовь к труду, зато любовь ко всему радикальному и боевому у нее в крови. И если бы на Северном Кавказе рабочих мест было больше, чем на стройках Москвы, это не отбило бы интереса к учению Астемирова; рок-музыка — другое дело. В кабардино-балкарских событиях виновата не коррумпированность местных властей (чиновники в колониях всегда бессовестны, особенно если они из числа туземцев). Виноват духовный и культурный вакуум. Россия оставила горцам штыки и наместников — худшее, что у нее есть; но лучшее, ради чего и осуществляется колонизация, ушло давно. Без цивилизационной программы делать на Кавказе нечего. Только терять, что и предрек Козак. Если увести из школы всех учителей, оставив охранника, завхоза и военрука, — ждите погрома.

А тем, кто утверждает, что колонизировать Кавказ незачем и лучше бы России скукожиться в границах московского княжества, напоминаю, что британские колонии находились от Британии далеко. А Кавказ — вот он. Если мы не придем туда, он придет к нам, и отнюдь не с цивилизационными намерениями. А потому лучше вспомнить, как это делалось в СССР. И вовремя понять, что посылать туда учителей и культработников — лучше, чем отправлять солдат, которые могут ведь и не вернуться.

24 октября 2005 года

№ 387, 24 октября 2005 года