Забор РПЦ

Забор РПЦ

Архиерейский собор РПЦ, как восторженно пишут православные обозреватели, впервые заговорил со светским обществом столь открыто и определенно. Дело благое. В этом разговоре подчеркивается, что гражданский брак — грех, свобода — не абсолютная ценность, а обязанности человека выше его прав, поскольку гуманизм противоречит христианству и восходит к Просвещению, а стало быть, к вольтерьянству. Все это не ново, церковная точка зрения на эти проблемы — равно как на аборты, современное искусство и безнравственное телевидение — не нуждается в разъяснениях. Но Архиерейский собор решил поведать обо всем этом светскому обществу, а заодно и принять православную концепцию прав человека. Почему-то некоторые правозащитники ею недовольны, хотя и здесь не просматривается ни одного сюрприза.

Меня другое занимает. Церковь много и охотно разговаривает с обществом, особенно в последние два-три года. Но почему темы этих разговоров всегда так абстрактны, а интонации так запретительны? Где активное участие церкви в жизни общества — без которого это общество, между прочим, звереет не по дням, а по часам? Почему помощь больным детям, сбор денег на их лечение, выбивание правительственных субсидий, организация благотворительных мероприятий и пр. остается прерогативой отдельных звезд и самодеятельных организаций? Православно ориентированная молодежь охотно устраивает побоища со сторонниками бывшего епископа Чукотского Диомида, но почему-то я не вижу этой молодежи ни в больницах, ни в домах престарелых, — а ведь это было бы куда более христианское дело. Оно понятно, лозунги кричать — не горшки носить… Горько думать, что мать Тереза — феномен католический: попытайтесь вспомнить аналогичный подвиг в православии за последние сто лет! Церковь широковещательно и громогласно запретительствует, кадит власти, призывает к молитве и самоограничению — все это прекрасно, но где ее повседневный, тихий, черновой труд в среде тех самых нуждающихся в просвещении мирян? Где катехизация молодежи, которая, кажется, целиком отдана на откуп Андрею Кураеву? Нет слов, это блистательный проповедник, но почему он выполняет свою миссию один — там, где нужны тысячи? И вот еще чего я не пойму: церковная дисциплина — вещь хорошая, но богословских дискуссий никто не отменял. Почему бы нашему телевидению, столь греховному, бесовскому, зловонючему и т. д., не провести в эфире открытый диспут того же Диомида с любым оппонентом от официального православия?

Я понимаю, что «Единая Россия», скажем, не может и не должна спасать свой имидж, невзирая на все увещевания своего лидера: у партии власти другого имиджа быть не может. Она обречена быть демагогической, неповоротливой, нетерпимой к оппонентам, массивной, бюрократизированной и пр. Но православная церковь — не «Единая Россия», и ей едва ли стоит на каждом шагу пугать и запрещать, разоблачать и призывать, преследовать и грозить. Иногда бывает неплохо вспоминать о таких христианских добродетелях, как милосердие и бескорыстие, умиление и веселье, способность отделять Богово от кесарева… Пока церковь у нас отделена не столько от государства — здесь как раз полная симфония — сколько от общества, и забор, разделяющий их, высок — друг друга почти не видно. Пора признаться: мы разучились разговаривать. Диалог сводится к чередованию правозащитных и православных окриков. И если Архиерейский собор в самом деле претендует на то, чтобы увеличить роль церкви в российской жизни, — у церкви есть для этого единственный путь: идти туда, где труднее всего, и помогать тем, кто в этом действительно нуждается. Сдается мне, что во власти все удачно складывается и без нее.

7 июля 2008 года 

№ 26(519), 7 июля 2008 года