4.10. Гласность и КГБ
4.10. Гласность и КГБ
4.10.1. Хорошее дело гласность, помогает она избавляться от недостатков, учит людей жить и работать и прочее. Но вот проблема, все хорошее имеет хоть немного, но плохое. Лекарством, если не правильно пользоваться, можно не вылечиться, а совсем наоборот.
Так уж повелось, что нового начальника подчинённые обычно проверяют путём разного рода экспериментов: как он к ним отнесётся: запретит или разрешит. Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС стал ослаблять политику контроля в идеологической сфере. Руководители СМИ это быстро определили, так началась интересная пора в отечественном развитии средств массовой информации.
Почти обвально, хотя и первоначально с оглядкой началась критика всех и вся. Это было интересно для читателей, слушателей и смотрителей, это было относительно не сложно для авторов. Развлекать всегда легче, чем учить, да и платят за развлечение более охотно, чем за учёбу.
Кто же будет против познания истины, особенно, если ранее порой почти насильно кормили примитивными и не всегда верными штампами? Все бы хорошо, но не все было так прекрасно.
Оказалось, что гласность для нашей страны (десятилетиями жившей в условиях диктатуры единой и примитивной идеологии), что европейские болезни для аборигенов Америки, которые в массовом количестве вымирали, не имея иммунитета от этих новых болезней.
Некоторые быстро встревожились негативными последствиями нарастающей тенденции работы СМИ.[455] Но вначале мало кто верил печальным предсказаниям. Миф о свободной прессе, как двигателе прогресса, был заманчиво красив и соблазнителен.
Между тем, «свободной прессы вообще не бывает, и нигде нет. Просто на Западе она достаточно прибыльна, и поэтому там есть между разными изданиями обычная конкуренция из-за того, что они принадлежат разным хозяевам».[456]
Нет пророков в своём отечестве. Ещё в Древней Греции заметили, что не всем неблагоприятным пророчества верят (эффект Кассандры).
4.10.2. До перестройки КГБ был тем органом, который наряду с партийными инстанциями, прежде всего, и защищал ту самую старую единую и часто примитивную идеологию. Как же им теперь терпеть отступление от принципов?
А очень просто. На самом деле, главным принципом слишком многих чиновников всегда был один: что начальству угодно, то и правильно. А, следовательно, если новое партийное руководство разрешает критиковать что-то (а хотя бы и то, что ранее называлось несомненной истиной), значит, так тому и быть. Конечно, на кухне с верными друзьями можно поворчать, попророчествовать о будущих проблемах, но кто же восстанет против мнения высшего руководства?
Лучше (т.е. выгоднее) самим перестроиться, и духе времени начать «перестраивать» других, тем более, что хотя бы частично критика старых глупостей была просто необходима. Нас ведь учили порой настолько банальным и очевидным глупостям, что диву даёшься, как мы этому всему верили. Тут, пожалуй, даже не всеобщий обман, а всеобщее безразличие (оно же презрение) к ко всем глупостям, которыми нас кормили.
4.10.3. В 1987 году вышло второе (дополненное) издание сборника документов « и ВЧК». Как раз в духе времени (или в угоду соответствующей руководящей установки), когда требовалось доказать, что перестройка в определённой степени означает очищение и возвращение к ленинским истокам.
Отмечая это «знаменательное» событие (издание указанной книги), главная коммунистическая газета того времени «Правда» словами М. Степичева сообщила своим читателям: «Деятельность органов КГБ ведётся в соответствии с Конституцией СССР, принципами социалистической демократии, на основе крепких связей с трудящимися. Вместе с партией и народом чекисты перестраивают свою деятельность, совершенствуют формы и методы работы, повышая её эффективность.
Работая под руководством КПСС, её Центрального Комитета, в настоящее время они своей деятельностью способствуют успешному развитию революционной перестройки в нашей стране… ».[457]
Впрочем, последняя фраза о партийности органов госбезопасности уже через пару лет станет причиной критики со стороны политических противников.[458]
4.10.4.«Обращение к — идейный источник перестройки», такие строки были в знаменитой тогда горбачевской книге о перестройке.[459] Первоначально перестройку некоторые преподносили как возвращение к ленинским истокам, очищение на сталинских и последующих наслоений. Хотя мало кто знал, что красный террор времён был во много раз ужасней, чем последующие события времён правления.
В духе того времени в сборнике « и ВЧК» почти нет ленинских материалов, касающихся зверств, (скажем мягко) творимых порой отдельными представителями чекистского ведомства. Хотя, если очень внимательно прочитать эту книгу кое-что понять можно. Но скрывать это было бессмысленно, книга все равно просто перепечатывала ту часть ленинского наследия, которая всем была известна и многократно издавалось в СССР.
По инициативе КГБ СССР была также переиздана «Красная книга ВЧК», (М., Политиздат, в 2-х томах, 1990 год). Здесь ещё чуть-чуть более откровенно о подлинной чекистской истории.
Однако, на возвращении к ленинским истокам, перестройка, как и, следовало ожидать, не остановилась. Подлинная история другой стороны ленинского метода управления страной тоже стала достоянием гласности. Чуть позже, через пару лет в стране стали перепечатывать, и открыто продавать некоторые другие книги. Например, Мельгунов С.П., «Красный террор в России», (М., «PUICO», «PS», 1990 год), Бунин И.А., «Лишь слову жизнь дана…» (М., «Советская Россия», 1990 год), Горький М., «Несвоевременные мысли», (М., «Советский писатель», 1990 год), Дитерихс М.К., «Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале», (М., «Скифы», 1991 год) и многие другие, рассказывающие совсем другую истории отечества времён создания Всероссийской чрезвычайно комиссии.
Следует, тем не менее, отметить, что в глазах среднего соотечественника история чекистских органов осталась во многом такой же, как её преподносили в коммунистические времена 30-80 годов. Слишком сильно было тогда идеологическое воздействие (а фильмы, прославляющие чекистов 20-х годов, мы смотрим и сейчас). Это, во-первых. А, во-вторых, после смены власти в 1991 году никто особенно и не хотел заниматься копанием в истории ВЧК и, особенно, доведением этого до широкой общественности. Зачем? Власть то ведь уже захватили, зачем её расшатывать? А отсюда версия — копание в грязном бельё ВЧК — КГБ нужно было не столько в целях установления истины, сколько в целях смены власти. На ошибках прошлого никто особенно и не собирался учиться, думали о будущей власти одни (заказчики) или подсчитывали гонорары за написанное другие (исполнители).
4.10.5. Однако было видно, что постепенно по мере упрочения гласности процесс критики отдельных недостатков сталинизма стал перерастать в критику до сталинского и после сталинского времени, а критика недостатков органов внутренних дел и прокуратуры[460] как-то почти незаметно переросла в критику КГБ. Словно вездесущие журналисты, исчерпав свой «творческий» запас, кинулись на новую нетронутую ещё целину. Например, одним из известных и длительно действующих критиков КГБ (а потом и «наследников» этого ведомства) стала журналистка Евгения Альбац.[461] Её писания будут не раз наносить ощутимые удары по ведомству плаща и кинжала, сначала СССР, а затем и его («скромного» или «жалкого» это уже зависит от характера оценки) остатка в виде Российской Федерации. Разумеется, Е. Альбац была не одинока.[462] Слишком уж темы интересные подбрасывала жизнь.
Начальник разведки КГБ СССР писал: «Разоблачение зловещей роли КГБ было стабильной темой влиятельного в годы расцвета перестройки еженедельника „Московские новости“. Пишущие девушки „Московских новостей“ с каким-то прозелитским новомышленческим пылом набросились и на разведку, не особенно заботясь о достоверности фактов, логичности изложения».[463]
Высокопоставленные руководители КГБ СССР в своих статьях и выступлениях все время вынуждены были доказывать, что они не могут отвечать за то, что было в стране после 1953 года.[464] Но и этим дело не окончивалось.
Отдельные средства массовой информации выбирали для себя «жертв КГБ» и становились на их защиту. Так, например, еженедельник «Новое время», начав ещё в 1990, продолжил и в следующем году защиту Альфреда Шоленберга, советского немца, обвиняемого органами КГБ в контрабанде. Для среднего читателя понять кто прав, а кто виноват было невозможно, талантами Шерлока Холмса обладали далеко не все. Так что общественное мнение по конкретным проблемам создавалось методом: кто громче и красивее выскажется.
Медленно шло снижение авторитета КГБ. Но процесс уже пошёл. Много позже, когда КГБ уже в очередной (и не в последний) раз переродилось и превратилось в ФСК, газета «Красноярский комсомолец» написала: «Разумом страна понимает: люди, работающие сегодня в структурах ФСК, к зверствам, творимым в застенкам НКВД, непричастны. Они даже не жили тогда. Почему же кровавый след, как не засыпай его песком добрых дел, направленных на укрепление безопасности государства, вновь и вновь проступает? Ответ — на поверхности. Представьте, что у вас есть сосед. У него жена, маленький сын. В один прекрасный день вы узнаете, что сосед ваш — маньяк, на совести которого десятки загубленных жизней. Любому здравомыслящему человеку понятно, что к преступлениям отца сын отношения не имеет. Но сколько бы ни минуло лет, и каким бы прекрасным гражданином ни стал повзрослевший ребёнок, вы никогда не забудете (просто не сможете!), кем был его отец.
У спецслужб во всем мире похожая участь. Спецслужбы не любят нигде. Это нормально: граждане не обязаны любить свои силовые структуры. Даже если эти структуры оберегают их покой и служат могуществу государства. Но в нашей стране, где у спецслужб столь кровавое прошлое, должно, видимо, прорасти травой несколько поколений, чтобы клеймо палачества перестало проступать сквозь песок, чтобы потомки замученных и казнённых приняли для себя библейскую заповедь: «Не судите, и не судимы будете…».[465]
Вышесказанное сильно преувеличено.[466] На самом деле в России спецслужбы-то как раз обычно любят, кроме относительно кратких периодов их очередного развенчивания. Но доля истины в этой цитате тоже есть. Раскрытие (а порой и смакование) репрессий 20-50 годов сильно (но не смертельно) ударило по авторитету органов государственной безопасности.
Кстати, думали ли в начале 80-х годов сотрудники госбезопасности о своей службе как наследниках сталинских репрессий?, на вопрос о том, как он оценивал 37-й год при поступлении на службу в КГБ, ответил: «Честно скажу: совершенно не думал. Абсолютно… Мои представления о КГБ возникли на основе романтических рассказов о работе разведчиков. Меня, без всякого преувеличения, можно было считать успешным продуктов патриотического воспитания советского человека».[467] Вероятно, говорил правду, ибо сам автор настоящей книги чувствовал примерно то же самое примерно в то же время. И вот этот романтизм в конце 80-х годов стали разрушать.[468] Психологически это не простое переосмысление.
Хотя автор настоящей книги благодарен тому времени, когда стали приоткрываться архивы, когда стало возможным сказать более откровенно. Это помогает объективно и непредвзято рассматривать проблемы. Но вот только порой такая гласность уже сама порождает новые проблемы. В КГБ СССР их по мере сил пытались решать.
4.10.6. 1 декабря 1987 года Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «О мерах по расширению гласности в деятельности органов КГБ СССР», в котором согласилось с соображениями, изложенными в записке КГБ СССР от 24 ноября 1987 года. Это было при, ещё более усилил это направление. Сотрудники КГБ стали более активно участвовать в публичных выступлениях.[469]
«Лучший вид обороны — наступление. хорошо понимал эту военную мудрость. В 1989 году комитет перешёл в пропагандистское контрнаступление, — вспоминал и тут же оценивал. — Установка была, на мой взгляд, абсолютно правильной. Необходимо убедить общество, что КГБ сегодня не имеет никакого отношения к злодеяниям прошлого, что чекисты были не только инструментов репрессий, но и их жертвами. (Действительно, за годы сталинского террора было уничтожено 28 тысяч сотрудников госбезопасности.) Следовало разъяснить, что органы безопасности выполняют общественно-полезную функцию и необходимы государству. Все это с пониманием и сочувствием воспринималось массовыми аудиториями, перед которыми стали регулярно выступать сотрудники комитета».[470]
Официальной точкой зрения была следующая: «Процессы, происходящие в обществе, глубоко затрагивают и деятельность Комитета государственной безопасности СССР. Гласность — одна из основных форм активной связи органов госбезопасности с трудящимися».[471]
На бумаге, все было красиво, а жизни — не всегда. Срабатывали порой субъективные факторы.