Глава первая. Смерть американца

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава первая. Смерть американца

Колокола без умолку звонили в течение пятнадцати минут, пока несколько тысяч скорбящих провожали в собор Святой Недели гроб, перед которым торжественно шествовал патриарх Максим, глава Болгарской православной церкви. Казалось, что в эту ужасно холодную пятницу марта 2003 года вся София пришла отдать последний долг человеку, который олицетворял для нее 90-е годы.

По окончании богослужения тридцать братьев из Масонской Ложи Древнего Шотландского Устава, к которой принадлежал «дорогой усопший», закрыли двери собора.

Эти мужчины, одетые в черные как ночь костюмы, с букетами цветов в руках, исполнили тайный ритуал, чтобы отправить «брата Павлова в Вечный Восток». Масонское одеяние, перчатки и масонский герб брата Павлова «отправились вслед за ним к Великому Архитектору Вселенной».

Министр правительства передал послание от премьер-министра, Симеона Саксен-Кобург-Готского. Худощавый и элегантный Симеон, бывший когда-то царем Болгарии, отказался от претензий на трон, чтобы вывести свою страну и свое правительство из трясины конца 90-х годов, после того как его партия одержала решительную победу на выборах 2000 года. Телеграмма соболезнования от бывшего царя гласила: «Мы должны помнить Илью Павлова за то, что в трудные для народа времена он создал рабочие места для многих семей. Мы будем помнить и его предпринимательский дух, и его необычайную энергию».

К скорбящей семье Павлова присоединились члены парламента, артисты, главы важнейших нефтяных компаний и банков, две бывших Мисс Болгарии и футбольная команда «Левски» в полном составе (для Болгарии это нечто среднее между «Манчестер Юнайтед» и «Янки»). Выделялась, кроме того, и другая группа знакомых покойного, которые были известны болгарской публике под своими кличками: Череп, Клюв, Дими-Русский и Доктор.

У Симеона есть все — телефон, «мерс», надгробие.

Что касается отсутствующих, то особенно подозрительно выглядело отсутствие американского посла в Болгарии Джима Пардью. После того как неделей раньше, в семь пятнадцать вечера 7 марта, одна-единственная пуля, выпущенная снайпером, свалила Павлова на землю, пока тот беседовал по телефону возле штаб-квартиры своей мега-корпорации «Мультигруп», американское посольство делало на этот счет срочные запросы. Смерть столь видного и богатого американского гражданина на чужой земле должна была естественным образом вызвать серьезную озабоченность у США и их представителей. Павлов никогда не смог бы стать хозяином Белого дома, поскольку родился он не в Америке, и все же он оставался гордым солдатом огромной армии претендентов на натурализацию в Америке. Единственным любопытным аспектом американских амбиций Павлова было то, что этому яростно сопротивлялись подряд два посла США в Софии. Оба дипломата лично являлись в Вашингтон, пытаясь перекрыть Павлову въезд в страну, — не говоря уже о том, чтобы даровать ему американское гражданство. Однако в Соединенных Штатах у Павлова были и сторонники. Американский паспорт он все же получил, несмотря на то что его прошлые деяния расследовало ФБР, не говоря уже о повышенных требованиях безопасности после 11 сентября.

В 70-80-х годах XX века коммунистическая Болгария была одним из самых бедных и убогих мест для жизни во всей Европе, уступая пальму первенства только Румынии и Албании. Я вспоминаю, как бродил по окутанным туманом улицам Софии, блуждая в окружении разнообразных оттенков серого в поисках ресторана или кафе, которые помогли бы мне одолеть скуку. Поскольку я был иностранцем и журналистом, адресованное лично мне гостеприимство неизменно предполагало как минимум двух агентов ДС («Държавна сигурност», болгарская госбезопасность), следивших за каждым моим шагом. Благодаря их присутствию, всякий раз, когда я убеждал обычного человека поговорить со мной, можно было рассчитывать в лучшем случае на болтовню о погоде.

Однако постепенно я стал понимать, что под слоем этого удручающего конформизма бьют фонтанчики живой деятельности, в том числе и довольно сильные, питающие гораздо более интересные занятия. И это были не интеллектуалы и диссиденты с их выстраданным мученичеством, которые отважно боролись с несправедливостями коммунизма, а те, кто благодаря озарению или счастливой случайности нашел способ приспособить эту систему для получения выгод.

Еще в 1970-х годах, подростком, молодой Илья Павлов обладал даром, выделявшим его из среды сверстников: он был прекрасным борцом, и более того, чемпионом Софии в своей весовой категории. Будь он слишком умным или одаренным рок-гитаристом, Илья мог бы нарваться на неприятности, поскольку такие дарования обычно вели молодежь к бунтарству и неповиновению. Однако в Болгарии величайшими из героев были не футболисты и не теннисисты, а люди с мускулами. Вплоть до краха коммунизма государства Восточного блока лидировали в тяжелой атлетике, борьбе и боксе, накачивая многообещающих спортсменов обоего пола литрами стероидов, чтобы стяжать себе олимпийскую славу.

Будучи профессионалом (хоть и не по названию), преуспевающий борец мог рассчитывать на любовь публики (и в качестве дополнительных благ — на случайный секс в любое удобное время), деньги, квартиру и машину (последние две возможности были недосягаемы для всех молодых людей, кроме разве что самых популярных молодых спортсменов). По всей видимости, Павлов предвкушал все это, когда поступал в софийский институт физкультуры, элитное учебное заведение для будущих олимпийцев.

Илья, несомненно, имел и особые преимущества, поскольку его отец управлял рестораном и баром в Софии, где и работал его крутой молодой сын. «В то время быть барменом или официантом значило иметь значительный социальный статус, — объясняет Эмил Кюлев, учившийся в институте одновременно с Павловым. — Он расхаживал с крутыми ребятами, и люди смотрели на него с уважением. Благодаря всему этому он и стал сотрудничать со спецслужбами».

Для такого необразованного молодого бычка, как Павлов, ДС (болгарский КГБ) была не тем инструментом для репрессий в духе Оруэлла, каким она казалась людям Запада. Для некоторых болгар это была прямая дорога к положению в обществе и влиянию. Если, как многие утверждают, Павлов действительно работал осведомителем для ДС, он мог рассчитывать на поощрения. Самое важное из них имело облик привлекательной молодой женщины по имени Тони Чергеланова, которая в 1982 году согласилась стать его женой. Куда большей удачей, чем эта девушка, было знакомство с ее отцом, Петром Чергелановым, который работал в госбезопасности. Так Илья породнился с аристократией спецслужб.

Болгарскую службу государственной безопасности ДС ее советские хозяева ценили особо — за эффективность и надежность. Обычно ДС действовала как невидимка, но не терялась, если вдруг привлекала всеобщее внимание: так, ДС устроила убийство одного болгарского диссидента, который, работая в Лондоне на Би-би-си, в 1978 году был уколот отравленным зонтиком во время прогулки по мосту Ватерлоо.

Задача по устранению врагов в духе детективов Ле Карре была лишь верхушкой айсберга. Самым главным и соблазнительным занятием болгарской спецслужбы была контрабанда — наркотиков, оружия и высоких технологий. Иван Крастев, ведущий болгарский политолог, поясняет: «Контрабанда — это наше культурное наследие. Наша страна всегда пребывала между православием и католицизмом, христианством и исламом, капитализмом и коммунизмом. Империи были полны ненависти и подозрения друг к другу, но тем не менее в них было много людей, желавших торговать через закрытые границы. Мы умеем пересекать самые бурные моря и проходить через самые суровые горы. Мы знаем все тайные перевалы, а если и это не помогает — то цену каждого пограничника».

Обретя подкрепление в могуществе тоталитарного государства, ДС в полной мере воспользовалась этой романтической традицией. Уже в 1960 году она основывает компанию «Кинтекс», которая получила монополию на экспорт оружия из Болгарии и принялась искать рынки сбыта в таких неспокойных местах, как Ближний Восток и Африка. К концу 70 — х ДС расширила «Кинтекс», организовав «управление по секретному транзиту». Его основной задачей была контрабанда оружия африканским повстанческим группировкам, однако вскоре те же каналы ДС начала использовать для незаконной переправки людей, наркотиков и даже для контрабанды произведений искусства и антиквариата.

Другие компании специализировались на продаже фирменного болгарского амфетамина — каптагона — на Ближнем Востоке, где он был популярным наркотиком благодаря тому, что ему приписывались свойства афродизиака. В обратном направлении шел героин: 80 % этого наркотика поступало на западноевропейский рынок через Болгарию из Турции, — на пограничном пункте Капитан- Андреево он попадал непосредственно в руки ДС. Болгария не только выручала за это огромные деньги, но и помогала разрушать Западную Европу, которую наводняла дешевым героином.

ДС обеспечивала Болгарии ключевую роль в распространении нелегальных товаров и услуг между Европой, Ближним Востоком и Средней Азии. Вместе с тем она пресекала попытки посторонних вторгнуться в эту торговлю. Пограничная служба Болгарии была безжалостна, и суровые наказания ждали любого, кого она ловила на контрабанде оружия и наркотиков — без разрешения. Такая решимость объяснялась вовсе не преданностью власти закона (для болгарской спецслужбы это звучало как проклятие), а стремлением обеспечить ДС экономическую монополию.

Торговля высокими технологиями выглядела иначе. Вплоть до революций 1989 года советский блок содержал неповоротливый Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ), который обеспечивал «международное разделение труда между соцстранами». На практике это означало, что Москва велела Чехословакии сосредоточиться на производстве турбин для электростанций, заставляя Польшу производить удобрения — потому что так хотелось Москве. А в 1960-х годах СССР приказал Болгарии развивать электронную промышленность.

В результате в конце 1970-х годов Болгария (самая аграрная из всех восточноевропейских экономик) волшебным образом превратилась в центр компьютерной промышленности и производства дискет. Появился «:Правец» — первый «социалистический» персональный компьютер в Европе, который производился (что отнюдь не случайно) в одноименном городе в 30 километрах от Софии, на родине Тодора Живкова, давно уже бывшего диктатором Болгарии.

Москва поставила перед ДС задачу нарушить режим, введенный Комитетом по контролю над экспортом стратегических товаров (КОКОМ) — так назывался регулирующий орган, основанный Соединенными Штатами (туда входили Западная Европа и Япония) для предотвращения экспорта за «железный занавес» и в СССР сложного высокотехнологичного оборудования, которое можно было бы использовать в военных целях.

ДС привлекла на службу ряд самых выдающихся ученых Болгарии, чтобы те снабжали Болгарию и Советский Союз передовыми технологиями, на которые КОКОМ наложил эмбарго. Через два года она создала за рубежом несколько засекреченных компаний, в которые потекли доходы от незаконной продажи технологий — в объеме около 1 млрд. долларов.

Наиболее важной из этих компаний была Memory Disc Equipment (известная также как DZU); здесь Болгария сколотила команду из одаренных инженеров по программному обеспечению и компьютерному оборудованию. Это был прибыльный бизнес. «По подсчетам наших клиентов, между 1981 и 1986 годами ежегодная прибыль от технологических и научных мероприятий разведки составляла 580 миллионов долларов, то есть в эту сумму технологии обходились бы нам, если бы мы их покупали», — признал позже один из руководителей разведки.

Считалось, что три отрасли — наркотики, оружие и высокие технологии — имеют для Болгарии огромное стратегическое значение. Сердцем контрабандистских операций было Второе управление (военной контрразведки) «Державной Сигурности», которое ведало болгарскими границами. Руководил Управлением военной контрразведки генерал Петр Чергеланов — тесть Ильи Павлова.

В 1986 году, когда Михаил Горбачев упрочил свою власть в Москве, западным лидерам было еще невдомек, что гегемонии Советского Союза среди его восточноевропейских союзников приходит конец. Болгарская госбезопасность не питала иллюзий относительно системы, за которой она надзирала. ДС имела большой опыт наблюдений за советским строем, и ее руководство просчитало, что жить коммунизму осталось уже недолго.

Под давлением Горбачева болгарская коммунистическая партия приняла Указ № 56, который в одночасье разрешил создавать в Болгарии частные предприятия, которые назывались «совместными». Многие коммунисты-консерваторы были шокированы таким поворотом событий, поскольку это казалось им первым маленьким шажком к капитализму. Однако госбезопасность, привычно подчинившая идеологию своему властолюбию, воспользовалась таким ходом вещей.

Станимир Вангелов, журналист, специализирующийся в своих работах на коррупции и организованной преступности, рассказывал мне: «Я был ошарашен, когда взглянул на торговый реестр за 1986 год: ДС организовала первую компанию уже через неделю после вступления в силу Указа № 56. А уже за первый год сотрудники ДС стали основателями 90 % всех новых совместных предприятий!» Пока массы многострадального болгарского народа еще пичкали риторикой о нерушимом светлом будущем социализма, самые высокопоставленные представители режима уже учились делать деньги. Большие деньги. Поскольку тайная полиция сорок пять лет разоблачала перед обычными болгарами теоретическую сторону пороков капитализма, она теперь прекрасно знала, как устроить эти «пороки» на практике.

В 1988 году, за год до краха коммунизма, Илья Павлов и сам зарегистрировал компанию «Мультиарт», которая занималась импортом и экспортом антиквариата и искусства (используя каналы, налаженные секретным управлением ДС по «Кинтексу»). Бизнес процветал, и очень скоро весь город говорил о Павлове, который любил ворваться в один из новых частных ресторанов, сопровождаемый стайкой молодых красавиц: ящерица отрастила себе длинный хвост. Позже, вспоминая о том, как он начинал, Павлов признал: «В «Мультиарте» на самом деле царил хаос. Мы создали целую цепочку бизнесов без всякой структуры». Одним из директоров «Мультиарта» был Димитр Иванов, начальник Шестого управления ДС — политической полиции, которую в Болгарии насмешливо называли «Гестапо». Иванов и представил Илью Андрею Луканову, главному болгарскому коммунисту-реформатору. Так Илья Павлов, некогда борец-чемпион, крутой парень и гламурный плейбой, начал свою новую карьеру.

Андрей Луканов шаловливо ухмылялся, когда в последнее дни 1989 года мы обсуждали с ним хаотические шатания нового парламента: «Все идет вполне недурно, вам не кажется?» Я был в недоумении. «Разве вас не беспокоит, как обычные люди будут воспринимать таких коммунистов, как вы?» — спросил я его.

«Нет, Миша, вам не стоит паниковать. Я всегда хотел измениться, и скоро все станет гораздо лучше», — ответил он на безупречном английском.

Хотя Луканов был немного похож на гнома, он был само обаяние (и тем являл собой разительный контраст с большинством других коммунистов). Он умел сразу же понравиться людям, в том числе и мне. Этот полиглот с безупречной политической карьерой родился в Москве — там Луканов поддерживал густую сеть связей. После свержения диктатора Тодора Живкова в ноябре 1989 года он принял пост премьер-министра и вместе с Ильей Павловым и общими друзьями в ДС рассчитывал «угнать» болгарскую экономику. Они учли почти все: Луканов контролировал политический аппарат, Димитр Иванов мобилизовал свои связи в госбезопасности, а Илья и его друзья — борцы были мускульной силой.

Не хватало только одного — поддержки демократической оппозиции. После революции 1989 года в Болгарии моральное превосходство закрепил за собой недавно созданный Союз Демократических Сил, пользовавшийся щедрой финансовой и политической поддержкой американского посольства. Союз находился в решительной оппозиции к коммунистам из-за того, что они так надругались над страной. И Павлов, и все его коллеги были тесно связаны с коммунистическим режимом, поэтому им необходимо было нейтрализовать любую оппозицию, которая могла бы сорвать их деловые планы.

Решение проблемы Илья нашел в 1990 году. Один его добрый друг был заместителем главы «Подкрепы», крайне антикоммунистического независимого профсоюза, который, кроме того, пользовался активной поддержкой американского правительства. Боссов «Подкрепы» Павлов убедил в том, что настоящими врагами рядовых рабочих являются назначенные коммунистами директора крупных государственных предприятий.

«Игра Ильи была проста», — авторитетно заявляет Бойко Борисов. Бывшему оперативному директору болгарского МВД сейчас за сорок, и у него черный пояс по карате.

Кроме того, он занимался рэкетом, но затем «легализовался» и стал телохранителем премьер-министра Симеона Саксен-Кобург-Готского. Это один из главных «перебежчиков» той эпохи, и о криминализации Болгарии ему известно не понаслышке:

«Это называлось «ловушка на паука». Илья вошел в кабинет директора комбината «Кремиковцы», одного из крупнейших сталелитейных предприятий в Восточной Европе. Его сопровождал босс самого влиятельного профсоюза, а рядом усаживался Димитр Иванов, не так давно возглавлявший Шестое управление. Директору комбината эти ребята заявили: «У вас есть выбор… Работайте с нами, или мы вас уничтожим!»

Павлов восторгался простотой и эффективностью этой схемы. Правительство, которым руководил Луканов, в течение многих лет продолжало обеспечивать его компанию субсидиями. «Предприятие не рушилось немедленно, — сказал Эмил Кюлев, один из богатейших банкиров Болгарии, незадолго до того, как его убили в октябре 2005 года. — Вы как бы подвешиваете козу на крюк и перерезаете ей жилы у копыт, и она истекает кровью медленно, капля за каплей, пока кровь не покинет тело — агония будет длиться годами. Павлов и его друзья создали такие холдинговые компании во всех отраслях болгарской экономики, в сельском хозяйстве, в транспорте, в промышленности, в энергетике — да где угодно. Холдинги создавались параллельно с филиалами «Подкрепы»: где была «Подкрепа», там Илья создавал холдинг».

После революции 1989 года система социального обеспечения в Болгарии рухнула, оставив после себя шлейф из нищеты и лишений. Страна, выбравшаяся из пещерного существования социалистической экономики на слепящее солнце свободного капиталистического рынка, получила тяжелый удар. При коммунизме фабрики выживали благодаря крупным государственным субсидиям, а советский торговый альянс обеспечивал их топорной продукции гарантированный сбыт на восточноевропейском рынке. И едва в 1989 году рухнула Берлинская стена, вместе с ней для Болгарии обрушились и рынки.

Когда промышленность страны оказалась чуть ли не на смертном одре, сельское хозяйство, традиционная опора болгарской экономики, приобрело еще большее значение, однако и этот сектор оказался на мели. Европейский союз не горел желанием увеличивать свой крохотный импорт болгарской сельскохозяйственной продукции, поскольку это могло бы сорвать его протекционистский грабеж — тот, что кутался в величественную тогу Единой аграрной политики. Когда в начале 90-х годов ведущие державы мира принялись возвещать революционное значение глобализации, о ее противоречиях они упоминали лишь мельком.

Но стоило странам мира открыть свои рынки в надежде углубить сотрудничество с могучими экономиками Запада, как Евросоюз, США и Япония потребовали, чтобы эти зарождающиеся рынки стали принимать для продажи европейские, американские и японские товары. В то же время в обмен на новые инвестиции они требовали снижения налогов для корпораций, в которых в тот момент развивалось модное поветрие — обращаться к «внешним источникам» для производства и тем снижать затраты на рабочую силу.

Уже через считаные месяцы после окончания коммунизма «Сникерс», «Найк», «Суотч», «Хайнекен» и «Мерседес» начали свой неудержимый марш на восток, за несколько недель завоевывая те части Европы, которые устояли даже перед Наполеоном и Гитлером. Очарованные новизной и качеством этих западных товаров, которые непременно следовало иметь, народы Восточной Европы (и, кстати, Африки и Азии тоже) пустились во все тяжкие, тратя свои скудные средства на приобретение этих символов нового статуса.

Зарождающийся класс болгарских капиталистов собрался на ежегодную встречу.

В международной торговле существует одна универсальная истина: если вы ввозите в свою страну одни товары и услуги, вы должны экспортировать другие, чтобы заплатить за импорт (чем беднее страна, тем это ей необходимее: богатым странам, например Соединенным Штатам, наделать огромных долгов стоит гораздо дешевле). Болгарские плодово-ягодные культуры, хлопок, розы, вина и злаки могли бы сыграть ключевую роль в восстановлении разрушенной экономики страны — и возможно, эти товары могли бы покрыть часть затрат на новые западные товары, хлынувшие на рынок. К сожалению, подобные возможности были серьезно ограничены такими соглашениями, как Единая аграрная политика, препятствовавшая продаже сельскохозяйственной продукции. По своему дизайну и надежности болгарские потребительские товары по-прежнему оставались социалистическими (то есть безобразно выглядели и не работали), и поэтому западной потребительской продукции они были не конкуренты. Так что проблема оплаты растущего импорта западных товаров никуда не девалась. В то время как большинство болгар постигло внезапное обрушение уровня жизни, меньшинство пользовалось преимуществами хаоса. К 1992 году Илья Павлов уже стал мультимиллионером, а переводя активы государства в собственный ликвидный капитал при помощи своей «ловушки для пауков», он должен был стать и миллиардером. Вскоре, едва перешагнув порок тридцатилетия, он уже открыл дочернюю компанию в Вене, штат Вирджиния, — неподалеку от Вашингтона, округ Колумбия. С помощью компании Ми1^гоир ^ он купил два казино в Парагвае.

У себя дома Павлов нанял несколько пиар-компаний, чтобы те окружили его ореолом стремительного успеха и патриотизма: он становился лицом новой Болгарии. Павлов был самым видным предпринимателем в стране, и газеты вместе с телевидением рабски воспевали его достижения. Приглашения на такие общественные мероприятия, как день рождения Павлова (шестого августа), который праздновался в одном из роскошнейших отелей черноморского курорта Варна, стали цениться очень высоко, поскольку давали возможность проникнуть в среду экономической и политической элиты страны. Достаточно было сфотографироваться с Ильей — одного такого снимка хватало, чтобы получить крупную ссуду на необременительных условиях. Нуждавшиеся в деньгах и работе болгары сначала сотнями, потом тысячами, а затем и десятками тысяч стали зависеть от коммерческих операций «Мультигруп» и подобных ей корпораций, распространявшихся по стране. Естественно, методы Павлова многие не одобряли. Многие другие были его завистливыми конкурентами, которые вступали в союзы с ним и против него в полусвете зарождающейся болгарской рыночной экономики, в которой легальный, «серый» и откровенно криминальный сектора обычно было невозможно отличить друг от друга. В то же время третьи считали Павлова настоящим предпринимателем, энергичным и приятным, радетелем за интересы Болгарии, который создает рабочие места в тех областях, где государство просто исчезло, самым неожиданным и нелепым образом исполнив пророчество Маркса.

Покойный Илья Павлов — глава «Мультигруп».

Штаб-квартира «Мультигруп», новой корпорации Павлова, располагалась неподалеку от Софии, в бывшем пансионате на горе Быстрица, где некогда отдыхала профсоюзная верхушка. Здание выкупил за гроши британский медиамагнат Роберт Максвелл, который несколько лет «вскармливал» болгарских и советских коммунистических лидеров. Эта связь с Максвеллом показывает, как быстро некоторые западные предприниматели-хищники объединились с протоолигархами из Восточной Европы, чтобы сделать разграбление активов новых демократий международным. Максвелл был в авангарде «отмывания денег» — той криминальной индустрии, которая вырвалась из-под контроля в 90-е годы. Вместе с премьер-министром Лукановым Максвелл организовал переправку 2 млрд. долларов в налоговые убежища на Западе, — впоследствии болгарское правительство так и не сумело отследить, куда исчезли эти деньги, хотя мы знаем, что они не закончили свой путь в пенсионном фонде лондонской газеты «Дейли миррор», из которого Максвелл в то время похитил сотни миллионов фунтов стерлингов. Для большинства болгар начало 90-х оказалось мрачным: страна утратила рынки, Павлов и его друзья лишали экономику всех ее ценностей, а болгарские товары никто не хотел покупать. Более того, теперь, когда Болгария стала молодой демократической страной, Соединенные Штаты и Международный Валютный Фонд немедленно потребовали, чтобы она приступила к выполнению своих обязательств и начала выплачивать национальный долг в 10 млрд. долларов, накопленный расточительным коммунистическим правительством. Что же Болгария могла продать в уплату этого долга и оплату скромного образа жизни для подавляющего большинства ее населения? Однажды в 1991 году, в солнечный и теплый весенний день, я остановился перед отелем «Эспланада» на Гайевой улице в центре Загреба. Четырехчасовая поездка из Вены была для моей черной «Ауди-кватро» пустяком. Это, вне всякого сомнения, был самый роскошный из всех автомобилей, что я когда-либо водил; «Ауди» была слишком дорогой по стандартам Би-би-си, однако я настоял на полноприводной машине после того, как совершил несколько кошмарных поездок в снежные бури по вечно непредсказуемым восточноевропейским шоссе в эпоху революций 1989 года. Когда я вышел из машины, новый, слегка нервничающий носильщик попросил у меня ключи, чтобы припарковать машину. В «Эспланаде» это было обыкновенной процедурой, и я отдал ключи.

Здесь появлялись и отсюда уходили люди: посредники наподобие Сайруса Вэнса и лорда Дэвида Оуэна, а также различные министры из балканских стран, Евросоюза и Соединенных Штатов. Обедали они бок о бок с наемниками, живущими тут же в ожидании прибыльной войны. С ними соседствовали молодые хорваты из диаспоры в Эдмонтоне или Кливленде, штат Огайо, готовые отдать жизнь за родину, которую до этого и в глаза не видели.

На следующее утро я отправился на парковку к своей «Ауди». Там ее не было. Я тогда еще не знал, что моя машина отправилась в загадочное путешествие, которое закончилось через несколько недель на рынке подержанных автомобилей в двухстах милях от Мостара, столицы Западной Герцеговины. К тому времени я получил страховку (к счастью, австрийские страховые компании тогда еще не отменили возмещение убытков в Югославии, как уже сделали для Польши, Румынии, Болгарии и Албании) и никогда больше не видел свою любимую «Ауди», которая почти наверняка была заказана одним из вооруженных формирований, плодившихся тогда в Боснии и Герцеговине.

Так я стал жертвой самого быстрорастущего европейского промысла — угона автомашин. Каждый месяц на улицах севера Европы угонялись тысячи машин, которые затем готовили к нелегальному экспорту в Восточную Европу и на Балканы. В 1992 году я наблюдал, как огромный контейнеровоз расставался со своим грузом в дышащем на ладан албанском порту Дуррес. На ржавый пирс, засыпанный битым камнем, выкатывались десятки «БМВ», «Пежо», «Хонд» и, главное, «Мерседесов», «Мерседесов» и снова «Мерседесов», в основном двухсотой серии, которую так любят таксисты в Германии, Бенилюксе и Скандинавии. Таможенные служащие только продирали от сна глаза, когда возбужденные, запыленные и грязные люди принялись завладевать машинами, еще не избавленными от дезодорантов-елочек, семейных фотографий в кабинах и старых сигаретных пачек на сиденьях.

В коммунистической Албании владеть автомобилями разрешено было только государству: дороги строились так, что могли пропускать лишь несколько грузовиков в день, а водить машину не умел никто, кроме горстки государственных шоферов. Но вот в хаосе рушащегося коммунизма открылись шлюзы, и теперь каждый, кто мог завладеть автомобилем (ворованным), разъезжал по общественным шоссе со средиземноморским упоением (несмотря на то что раньше никогда не сидел за рулем). И тут посыпались увечья!

Страна превратилась в огромный смертельный аттракцион-автодром, а уж воры не брезговали никакими машинами (если учесть, что автомобили и так были крадеными, найти морально безупречного автовладельца было непросто). Машины, которые в Албании не задерживались, продавались в Македонию, Болгарию, Россию, на Ближний Восток, на Кавказ и в бывшие советские республики Средней Азии.

В то время я не понимал, как много означает кража моей машины. Я не мог разглядеть тот айсберг преступности, который стремительно нарастал под поверхностью этого бушующего моря революций, свободы, национализма и насилия, затопившего Восточную Европу. Многие принялись оживлять старые распри. Другие что было сил старались сохранить привилегии, которыми они пользовались при старой системе — в обществе, где слово «коммунизм» в одночасье стало ругательным. По иронии судьбы, в Болгарии революцию возглавили такие люди, как Луканов, которым не терпелось начать новую карьеру в роли капиталистов. А многие из их сограждан, по понятным причинам, хотели увидеть, как огромный репрессивный аппарат коммунизма будет разрушен. Понятно и то, почему правительства, желавшие популярности, одно за другим тысячами выбрасывали на улицу полицейских. Работу теряли оперативные сотрудники и исполнители всех мастей: агенты тайной полиции, офицеры контрразведки, бойцы частей специального назначения, пограничники, а также сотрудники уголовного розыска и автоинспекции. Эти люди умели вести наружное наблюдение, провозить контрабанду, убивать, создавать агентурные сети и шантажировать. К 1991 году 14 тыс. сотрудников спецслужб обивали пороги и искали работу в стране, масштабы экономики которой сокращались опасными темпами. Однако был один сектор, который расширялся беспрецедентным образом, и там имелись «специальности», идеально подходившие безработным и недовольным полицейским. Этим сектором была организованная преступность.

В подобной ситуации оказалась и еще одна группа людей, недавно лишившаяся своих преимуществ — борцы, боксеры и тяжелоатлеты. Когда одновременно с подувшими ветрами свободы, которые требовали сократить государственную полицию до размеров кадрового костяка, разразился бюджетный кризис, спортивные общества стали по всей стране превращаться в небольшие частные охранные фирмы.

Сеть продавцов угнанных машин первоначально принадлежала борцам. По всей стране эта сплоченная группа единомышленников взяла под свой контроль мотели вдоль крупных магистралей. Полагаясь на отменную мускулатуру и высокое взаимное доверие, они развязали волну насилия, с целью запугать и одновременно подчинить себе мелких воров и уличные банды. К 1992 году борцы практически взяли в кольцо все крупные города Болгарии, хотя в некоторых районах они столкнулись с конкурентами — бывшими полицейскими и сотрудниками ДС, которые занимались «крышеванием». Но самые блестящие головы додумались объединить обе «специальности» — спортсмены были мускульной силой, а полицейские создавали сети. Так стали плодиться смешанные организации, которые господствовали в экономике, и появились две группы, безраздельно доминировавшие на рынках, — они были известны под аббревиатурами SIC и VIS.

SIC и VIS надели на себя личину страховых компаний, легальных предприятий, которые выросли из их преступной деятельности по контрабанде машин. Один софийский таксист объяснял: «Я купил свой «Мерседес» в июне 1992 года и, естественно, застраховал его в государственной компании, чтобы уменьшить поборы дорожной полиции. В то время нас останавливали каждые несколько километров, и полицейские просто требовали денег без всякого повода. Но если ты нарушал правила движения, например ездил без страховки, то платить приходилось вдвое больше. Однако очень быстро ко мне подошли несколько крутых парней — ну, вы знаете: короткие стрижки, татуировки, кожаные куртки, — и сказали, что мне придется купить страховку в SIC. Я так и сделал — не хотелось с ними связываться. А некоторые шоферы отказались — и уже через считаные часы у них угнали машины. Обратно они могли получить их, только заплатив за страховку в SIC… с процентами, конечно».

Это было не просто вымогательством. Если вашу машину угоняли, а у вас была страховка SIC, эти громилы перерыли бы все и нашли ее. Они оказывали реальные услуги (хотя не обходилось без угроз) и нисколько не приветствовали более мелких «агентов», которые пытались втиснуться на их территорию.

SIC, VIS и позже TIM превратились в крупные компании, деятельность которых распространялась на самые разные сектора экономики, как легальные, так и нелегальные. «Мы говорим не просто о тех парнях с золотыми цепями на бычьих шеях, которые занимают лучшие места в вашем любимом ресторане, — гневно говорил один европейский дипломат, не сдерживая отвращения. — Они бывали достаточно наглы и уверенны в себе, чтобы полностью перекрывать оживленные улицы в центре Софии только потому, что им хотелось позавтракать в тишине, не нарушаемой уличным шумом!»

Некоторые олигархи (например, «Мультигруп») поручали компаниям SIC и VIS оказание услуг безопасности. Другие предпочитали вербовать собственные отряды костоломов. От этих последних Илья Павлов, проявив осторожность, впоследствии отмежевался. Впрочем, до этого он водил тесную дружбу с некоторыми из самых известных бандитов. В первую очередь он работал с одним из боссов SIC, Младеном Михайловым, по кличке Маджо, — не в последнюю очередь потому, что Маджо начинал свою карьеру его шофером. Было бы несправедливо винить только Илью Павлова за то, что он выбрал такую жизнь, проходившую между вопиющей коррупцией, крупными хищениями и организованной преступностью. Особенно нравственным человеком он не был. Однако он воспользовался представившейся возможностью в то время, когда болгарское государство едва не рухнуло. По всей Восточной Европе люди стали замечать: когда страна входит в штопор, обломки, летящие от процесса перемен, в первую очередь погребают под собой закон. Капитализма здесь не существовало вплоть до 1989 года, так что безнадежно слабые государства, которые возникали по всему Советскому Союзу и Восточной Европе, просто не имели никакой возможности определить, что было «законным», а что — «незаконным». У них не было ни денег, ни опыта, чтобы регулировать коммерческие операции. Те, кто за первые три года после падения коммунизма заняли прочные позиции, нередко сами получали возможность диктовать правила игры для своего «дивного нового мира», пока продвигались наверх.

Международная природа торговли угнанными машинами диктовала возникающим болгарским синдикатам необходимость устанавливать связи с такими же группировками в других балканских и восточноевропейских странах. Каждая из этих стран сделала себе репутацию на торговле каким-то определенным товаром. Например, в Югославии это было оружие и сигареты. В Болгарии — машины. На Украине — переправка рабочих-нелегалов и женщин. Наркотики перевозили все.

Особое место в этих новых преступных взаимосвязях играли Венгрия и Чехословакия, благодаря тому, что за последнее десятилетие им удалось установить тесные экономические и коммерческие связи с соседями — Германией и Австрией. Вместе с тем в качестве бывших соцстран они до сих пор поддерживали безвизовый режим с остальной Восточной Европой. Казахи, грузины, болгары, молдаване, югославы и латыши могли временно проживать в этих странах без всяких хлопот.

Русские, разумеется, тоже.

Особенно оживленный рынок обмена валют возник в Венгрии, которая сразу же стала центром операций по отмыванию денег. Она оказалась настолько привлекательной для транснациональных преступных махинаций, что могущественные мафиозные группировки из России сделали Будапешт своим форпостом в Центральной Европе, откуда стремились расширять свою деятельность на Запад. Йово Николов, главный в Софии эксперт по болгарской организованной преступности, объяснял мне: «Когда пришли русские, они вытеснили из Венгрии и Чехословакии новую болгарскую мафию. Все начиналось с контрабанды автомобилей, но потом эти ребята заметили кое-что еще».

Этим «кое-чем еще» была так называемая «дорога стыда» — шоссе, связывавшее Дрезден и Прагу и проходившее через Северную Богемию, оплот чехословацкой тяжелой промышленности. В обстановке экономического спада и хаоса молодые чешки стали продавать себя за карманные деньги на шоссе Е55. Девушки-подростки, на чью таксу можно было лишь скромно пообедать, удовлетворяли желания нескончаемых колонн потных водителей «БМВ» и грузных водителей-дальнобойщиков, которые курсировали между Богемией и Саксонией.

Журнал «Шпигель» в то время писал: «Со всей Восточной Европы на «богатую границу» стекались люди, молодые проститутки, готовые предложить услуги немолодым немцам». Национальный аспект такого сексуального «натиска на восток» делал эту постыдную торговлю особенно привлекательной для некоторых клиентов, поскольку многие из них были восточными немцами (так что между потными водителями «БМВ» попадались и потные водители «Трабантов»).

Женщины, которые работали на «дороге стыда», в общем и целом, попадали туда добровольно: как бы то ни было, идти на панель их вынуждали экономические обстоятельства, однако физического принуждения они не испытывали. Незначительное меньшинство пригоняли туда сводники-одиночки, но большинство работало добровольно, поскольку зарабатывало таким образом себе на хлеб. Немало было среди них молодых цыганок; они становились жертвами предрассудков сразу в двух отношениях — и как цыганки, и как проститутки.

Болгарские бандиты, рыскавшие в окрестностях Праги и в Северной Богемии, заметили, что какое-либо эффективное «регулирование» этой спонтанной торговли телом практически отсутствует. Потенциальный рынок был огромен: было хорошо известно, что тысячи немцев ежегодно ездили в Юго-Восточную Азию и на Карибское море, развлекаясь сексуальным туризмом. Почему бы не воспользоваться существующим спросом и не предложить им красивых молодых женщин за низкую плату сразу же за границей Германии, в несколько более комфортной обстановке, чем придорожные стоянки для отдыха на шоссе Е55? И вот болгарские группировки принялись выкупать, строить или арендовать дешевые мотели на севере Богемии. Чтобы прибыль была максимальной, они брали на работу женщин, которые никак не были связаны с этими местами и потому оказывались посговорчивее. То есть бандиты стремились привозить сюда соотечественниц. Однако, в отличие от чешек, болгарки занимались проституцией не добровольно — они даже понятия не имели, что их ожидает.

Девятнадцатилетняя Станимира проживала вместе с подругой в убогой квартире в Русе, портовом городе на Дунае, на севере Болгарии, и та предложила ей вырваться отсюда: «Она сказала мне, что у нее отличная работа — помощницей в магазине, что я тоже смогу так работать, и получать около 3 тыс. немецких марок в месяц [1]. Из Болгарии мы отправились через Венгрию и Словакию в Дуби, в Чехии. Первое, что я заметила в жилом здании, куда мы пришли, — это то, что все окна там были забраны решетками».

Это строение в северочешском городке Дуби принадлежало бывшему болгарскому гангстеру и располагалось прямо у «дороги стыда». Цветомир Белчев, которому едва стукнуло сорок, уже прошел по известному пути: окончил Спортивную академию в болгарском Разграде, после чего зажил жизнью преступника. В девятнадцать лет он был приговорен к двенадцатилетнему заключению за попытку убийства, но едва он освободился, как снова загремел за решетку. «В своей тюремной камере он основал политическую партию «Возрождение», защищавшую права заключенных, — значится в досье, заведенном на Белчева болгарским МВД; это указывает на то, что уголовником он был весьма умным. — Воспользовавшись этим, весь 1990 год он организовывал забастовки, бунты и акции протеста. В следующем году он баллотировался в президенты». Когда политическая карьера Белчева сошла на нет, он перебрался в Чехию, чтобы изучать тамошние деловые перспективы — подальше от назойливого ока болгарской полиции. В Болгарии же вербовкой девушек занималась его мать.

Едва Станимира приехала, ей сообщили, что работать она будет не официанткой, а проституткой. Вначале она наотрез отказалась. «В павильоне напротив отеля «Спорт» Белчев избил меня до синяков, руками и ногами. Он пинал меня своими подбитыми железом ботинками. Потом он вызвал по рации своих дружков, Красси и Черного, и велел им тоже избивать меня. Меня оттащили в подвал, где эти двое продолжили лупить и пинать меня, в основном в живот. Черный одной рукой держал меня за голову, а другой, кулаком, избивал. Когда я потеряла сознание, меня окатили водой, а очнулась я прикованной наручниками к батарее. Меня мучили ужасные боли. Весь день я провела прикованной. Потом в одной из комнат загородного дома Белчев меня изнасиловал».

Белчев и его присные истязали и насиловали каждую из сорока женщин, спасенных полицией, которая летом 1997 года наконец нагрянула в бордель в Дуби. Во время своего заключения женщины были обязаны зарабатывать не менее 3 тыс. долларов в месяц (естественно, этих денег они и в глаза не видели). Отказ отдаться кому-либо из банды приводил к изнасилованию и избиению. Чешские следователи подозревали, что как минимум одну девушку бандиты убили, и их подозрение подтвердилось, когда через несколько лет после ареста Белчева труп жертвы был найден на участке возле дома. Женщины полностью зависели от своих истязателей: это неизменно были молодые, запуганные девушки, лишенные паспортов, не знавшие местного языка и всегда презираемые за проституцию.

Дело Белчева стоит особняком, потому что его удалось схватить, его рэкет — пресечь, а девушек — освободить (удивительно, но из тюремной камеры Белчев продолжал управлять тремя борделями с помощью мобильного телефона, который ему обманом пронес адвокат). Во всех же прочих местах, не успела улечься пыль от рухнувшей Берлинской стены, а бандиты и проходимцы уже принялись налаживать громадную сеть по нелегальной переправке женщин, которая дотягивалась до каждого уголка Европы. Банды из Болгарии быстро стали играть в этой индустрии ключевую роль в силу стратегического положения этой страны. Каждый участок болгарской границы сулил соблазнительные торговые перспективы. Греция, лежащая южнее, является кратчайшим путем в Евросоюз — едва женщины пересекут эту границу, их можно переправлять в любую страну объединенной Европы (кроме Великобритании и Ирландии) без единой полицейской проверки. На юго-востоке лежал путь в Турцию — маршрут, который предназначался для стремительно растущей продажи женщин на Ближний Восток, в особенности в Объединенные Арабские Эмираты. Путь на запад вел к переправщикам из Македонии и Албании (а позже и из Косово), где спрос на женщин рос в геометрической прогрессии с тех пор, как в 1994 году там был размещен миротворческий контингент ООН (львиная доля балканского трафика женщин обслуживает миротворцев и гражданских служащих ООН). Двигаясь на север, банды могли переправлять женщин в Чехию и Германию, откуда можно было вернуться на угнанной машине.

Трафик женщин и контрабанда машин в определенной степени перекрывались. Эти промыслы явно использовали одни и те же маршруты и статьи расходов, однако с некоторых пор полиция стала определять их как самостоятельные предприятия. Как правило, переправка женщин осуществляется небольшими самостоятельными группами, которые возят свой «товар» из одного региона в другой и сами не знают, где именно отыщется покупатель. Угон машин, поставленный на широкую ногу, — дело другое, требующее управления более крупными и хорошо организованными синдикатами. Продается ли и распространяется товар крупными или мелкими синдикатами — это обычно зависит от характера товара, географии его происхождения и места назначения, несмотря на то что продажи большинства подобных товаров и услуг совпадают друг с другом (в особенности в отношении торговых путей).

Трафик женщин привлекателен для преступников тем, что обеспечивает хорошую возможность для старта. Женщины могут легально пересекать границы и не привлекают внимания специальных розыскных собак. Первоначальные расходы на этот бизнес — лишь малая толика от того, что требуется для участия в похищении машин. Накладные расходы здесь минимальны, а поскольку этот «товар» — похищенные женщины — производит услуги, его можно использовать снова и снова. Всего одна женщина может приносить переправщику от 5 до 10 тыс. долларов в месяц. Эти подсчеты не затрагивают такой ужасающей реальности, как многократные изнасилования и неправдоподобная эксплуатация. Однако ни поставщик (бандит), ни потребитель (состоятельный западноевропеец) не видят в таком отношении ничего, кроме экономических факторов. Первый живет в среде, в которой почти нет места управлению и полицейскому надзору: если он не продаст эту женщину, за него это сделает кто-то еще. Второй же, по всей видимости, оставляет свою совесть в прихожей, вместе с пальто и шляпой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.