Глава 3. Показания, размышления и обвинения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3. Показания, размышления и обвинения

…После заседания комиссии в 1947 году судья Донкер, вооруженный открывшимися в результате предварительного следствия фактами, отправился в Лондон с намерением опросить бывших начальников УСО и “Интеллидженс сервис” и просмотреть архивы голландской секции. Однако выяснилось, что сразу же после войны здание штаба УСО на Бейкер-стрит сгорело: по официальному заявлению, пожар возник “в результате небрежности”. Часть досье все же удалось тогда спасти, но по несчастливому стечению обстоятельств документы, которые могли пролить хотя бы какой-нибудь свет на интересующую Донкера проблему пропали. Самое интересное заключалось в том, что пропали абсолютно ВСЕ документы по интересующей голландцев теме. Не осталось ни одного даже самого захудалого листочка, а уж о копиях радиограмм Лауверса с предупреждениями и записках, которые удалось переслать на волю из тюрьмы Гаарен незадолго до смерти другим заключенным — и речи не было.

Тем временем на свет всплыли еще некоторые обстоятельства этого темного дела, и на этот раз достоянием гласности стал рассказ еще одной жертвы затеянной майором Гискесом “функшпиле” — это была Беатриса Тервиндт, сброшенная с парашютом в окрестностях Гааги в ночь с 14 на 15 февраля 1943 года. Она также, как и другие, была схвачена гестаповцами в момент приземления, и прошла все круги ада, но все же выдержала и допросы, и пытки, выжила и после войны стала национальной героиней Голландии. Беатриса поведала судье Донкеру о том, что вечером 14 февраля на английском аэродроме накануне заброски, перед самой посадкой в самолет, капитан Роберт Нивс, выдавший ей фальшивые документы и прочее снаряжение, сказал ей такие слова: “Берегите себя, Беатрис… Не попадитесь им, как другие!”

Тогда отважная диверсантка не придала значения этим словам — она была возбуждена предстоящим заданием, но на следующий день в гестапо, она вспомнила их со всей отчетливостью. И она поняла то, о чем впоследствии столько твердили Дурлейн, Лауверс и некоторые другие агенты, чудом избежавшие смерти — по крайней мере один британский офицер Управления специальных операций знал об “игре”, этот офицер прекрасно был осведомлен о судьбе ранее заброшенных агентов. Возникал интересный опрос: был ли Роберт Нивс предателем?

Донкер снова обратился к англичанам с требованием представить комиссии Роберта Нивса, бывшего начальника Беатрисы Тервиндт. Однако руководство “Интеллидженс сервис” отказало Донкеру по той простой причине, что якобы капитан Нивс в данный момент выполняет важное задание. Через некоторое время стало известно, что Нивс скоропостижно скончался, но обстоятельства его смерти наводили на мысль, что тут не все чисто. Тогда Донкер решил взяться за майора де Граафа, спасшего несчастного Лауверса от позора тюрьмы, однако и тут голландского судью ждало разочарование: бывший главный инструктор УСО, которому о махинациях англичан могло быть известно очень многое…бесследно исчез. Таким образом все нити, до которых дотрагивался Донкер, обрывались в самый неподходящий для расследования момент.

…Новые сведения по интересующему судью вопросу поступили из Франции. Бывший участник французского Сопротивления, некий Гарольд Барденс, написал Донкеру письмо, в котором утверждал, что голландские патриоты были не единственными, кого англичане обрекли на смерть в фашистских концлагерях в угоду своим собственным интересам. В доказательство он рассказал историю гибели французской диверсионной группы, заброшенной зимой 1944 года в район Парижа для координации действий партизанских отрядов в преддверии ожидающегося вторжения на континент союзных сил. Барденс во время войны был законспирированным агентом “Свободной Франции” де Голля, не имевшей с английским Управлением специальных операций ничего общего, некоторое время работал в немецкой комендатуре Парижа, и не имея возможности помочь попавшим в беду соотечественникам, тем не менее знал о судьбе каждого практически до мелочей. Вот эта история.

Вечером 29 февраля 1944 года вблизи одного из пригородов французской столицы с английского бомбардировщика была сброшена с парашютами диверсионная группа в составе трех человек во главе с майором Пьером Ансельмом. Немцы ждали этого визита, потому что сами выбрали место и время, использовав захваченных ранее агентов, которые должны были подготовить условия для этой высадки. Начальник парижского гестапо штурбанфюрер СС Отто Кифер давно вел свою радиоигру с ничего, по его мнению, не подозревавшими англичанами по другую сторону Ла Манша, и потому все операции УСО в районе Парижа находились под его жестким контролем. В ту злополучную для группы майора Ансельма ночь их также “встречали” и некоторые высшие чины оккупационной администрации в лице начальника службы безопасности Франции генерала СС Теодора Оберга и шефа СД[227] штандартенфюрера[228] Вилли Кнохена, приглашенные Кифером на этот, как он выразился, “торжественный прием в честь прибытия очень важного офицера британской военной разведки”.

Весь район был заранее оцеплен войсками СС, и потому никаких “накладок” не предвиделось. Ровно в назначенное время (22.45) в ночном небе послышался звук моторов английского самолета, и вскоре парашютисты и сброшенные вместе с ними контейнеры с радиопередатчиками, батареями и оружием были “радушно” встречены эсэсовцами. Майор Ансельм, лейтенант Лайонел Ли и радистка Мадлен Даммерминт и глазом не успели моргнуть, как очутились в гестапо и были подвергнуты жесткому допросу. Барденсу удалось разузнать, что французы не пожелали сотрудничать с немцами, продолжив их “радиоигру” с англичанами, за что были отправлены в один из концлагерей и там казнены. С помощью других “подставных” радистов немцы сообщили в Лондон, что майор Ансельм при приземлении был ранен и скончался от полученных ран, а Ли и Даммерминт погибли позже. Поверили англичане, или нет, но до самого вторжения союзных войск в Нормандию в начале июня 1944 года, они продолжали сбрасывать в указанных местах агентов, оружие и снаряжение, словно ни о чем и не подозревали.

Однако самое интересное Барденс оставил Донкеру на “закуску”. Перед взятием парижского отделения абвера (располагавшегося в отеле “Лютеция”) во время освободительного восстания при штурме Парижа союзниками в августе того же года, подпольщикам удалось захватить некоторые бумаги из развороченного снарядом сейфа, стоявшего в кабинете шефа абвера Йозефа Райле. Один из попавших в руки партизан документов свидетельствовал о том, что не гестапо, оказывается, водило за нос англичан все эти годы, а совсем наоборот. Райле доносил своему начальству, что в 1943-44 годах выловил почти всех диверсантов-террористов УСО, тогда как кадры более опасного подполья “Свободная Франция” остались практически нетронутыми. В этом он обвинял шефа парижского отделения гестапо Отто Кифера, который, желая спасти свою шкуру в преддверии скорого крушения рейха, вел какие-то закулисные игры с заседающим в Лондоне признанным большинством французов лидером “Свободной Франции” генералом Шарлем де Голлем!

Этому документу верить было не обязательно, но на кое-какие размышления он все же наводил. Барденс почему-то был уверен в том, что французских агентов УСО сдавали эсэсовцам…сами французы, которым не по нраву были перспективы борьбы с оккупантами по английскому сценарию. Как известно, де Голль всегда испытывал к англичанам плохо скрываемую ненависть и пошел на сотрудничество с ними только под давлением обстоятельств. Но он всегда был против не только вмешательства англичан в дела французского Сопротивления, но и вообще против подрывной деятельности, считая, что диверсии в немецких тылах могли привести к репрессиям против мирного населения и настроить народ против “Свободной Франции”. Он запрещал французам идти на службу в УСО, а непослушных объявлял предателями, из-за чего у него с Черчиллем, жаждавшим, как известно, “поджечь Европу изнутри” любой ценой, на этой почве постоянно возникали серьезные разногласия и даже скандалы. Однако полностью подчинить де Голля Черчилль был не в состоянии — угроза вторжения на Британские острова гитлеровских полчищ в 1940-41 годах не позволяла ему пренебрегать помощью любых союзников, а в случае прямого конфликта с де Голлем он рисковал окончательно восстановить против себя не только французов, но и все другие европейские народы, которые пострадали от недальновидной политики его предшественника Чемберлена — поляков, чехов, норвежцев, бельгийцев и многих других. Естественно, тайная, но жестокая борьба между этими двумя лидерами велась всегда, и в предположении Барденса, что де Голль в пику англичанам (ну и конечно же, в практических целях) наладил тайные связи с гестапо, нет ничего невероятного. Барденс утверждал, что планомерное уничтожение кадров УСО — именно де Голля рук дело.

Но как бы не была “прекрасна” версия Барденса, она так и осталась только лишь версией: по свидетельству бывшего подпольщика, все документы у повстанцев тогда же отобрали рыскавшие повсюду американцы, и где эти документы делись потом — одному Богу известно. Судья Донкер прекрасно знал, что получить от американцев что-либо незаконно присвоенное ими также невозможно, как и у алчного ростовщика — просроченный заклад. Судью письмо француза не могло заинтересовать еще и по той простой причине, что оно не объясняло провалов именно голландской агентуры УСО — какие бы интриги не разводил во время войны де Голль вокруг французских дел, к голландскому Сопротивлению он не имел совсем никакого отношения, и не имел в нем совсем никаких интересов. В голландском Сопротивлении полностью заправляли англичане, значит с них прежде всего и надо было начинать.

Однако ни судье Донкеру, ни кому бы то ни было еще так и не посчастливилось призвать англичан к законному ответу. Вскоре он умер от старости, а достойных последователей у него не нашлось. Дабы раз и навсегда оградить себя от дальнейших обвинений, английское правительство направило голландской комиссии официальный ответ, в котором присутствовали такие слова:

“Английский народ считал бы для себя позором подобный образ действий, и потому память о погибших в этой войне не может быть омрачена столь необоснованными заявлениями безответственных лиц”.

Таким образом тайна “Английской игры” в конце концов стала законным достоянием исключительно пронырливых журналистов и предприимчивых фальсификаторов. С каждым годом становилось все меньше и меньше участников тех драматических событий, не скрывавшихся от внимания прессы по темным углам, но по большей части это были люди, не обладавшие сколько-нибудь ценной информацией. Чуть ли не единственным, кто на самом деле мог знать что-то стоящее и не скрывавшийся от газетчиков и историков, был самый главный персонаж этой темной истории, бывший шеф голландской секции абвера Герман Гискес. Счастливо избежав наказания после падения “тысячелетнего” рейха, Гискес вплоть до конца 70-х годов со всеми удобствами проживал в небольшом живописном городке Штарнберг возле Мюнхена, и всем, кто интересовался у него подробностями того давнего дела, твердил одно и то же:

— Я был джентльменом до самого конца, и на моих руках нет крови голландских патриотов. Но шпионы есть шпионы, как их не назови, и нам приходилось передавать этих людей в гестапо. А что насчет “английской игры”, то никакого секрета тут нет — это была законно моя игра, я обманул англичан, и вел их на поводке до самого конца…

…Как мне это удалось? Да очень просто. В 1941 году я организовал мнимую группу Сопротивления и связывался с Лондоном. Оттуда моим лжеподпольщикам самолетами отправляли взрывчатку, оружие, продукты питания…

…Особенно удачной для меня была акция “Северный Полюс” — одних только винтовок во время ее проведения было получено из Англии свыше 50 тысяч. Английские самолеты 200 раз прилетали на “свидание” с моими агентами. Кроме того, британская разведка настолько уверовала в существование мифической организации Сопротивления, что сбросила ей “в помощь” 52 своих парашютиста. А сколько тонн бомб они истратили зря, прилетая бомбить указанные мною “важные цели”! Это было славное время, и все закончилось в начале 1944 года, когда из тюрьмы сбежали два агента, предупредившие свое руководство”.

Упоминая про двух беглецов, Гискес имел в виду Уббинка и Дурлейна, которым на удивление легко удалось покинуть не только очень хорошо охраняемую тюрьму Гаарен в Гааге, но и Голландию вообще. А если учесть, что в поисках спасения они пересекли чуть ли не половину оккупированной нацистами Европы, посетив по дороге Брюссель и Париж, в которых они могли попасться в лапы гестапо гораздо скорее, нежели где-либо, то это выглядит даже подозрительно. Сохранились документы, из которых прекрасно видно, какие значительные силы были брошены на поимку двух беглецов — как только пропажа была обнаружена (а она была обнаружена буквально через час), была поднята на ноги вся полиция Нидерландов, отряды полевой жандармерии и пограничные части приступили к розыску не мешкая. Сюда нужно добавить еще целую армию филеров и полное отсутствие конспиративных точек, на которых беглецы могли бы укрыться — все известные им явки были разгромлены еще в самом начале немецкой оккупации. По всей территории Голландии, Бельгии и Франции были расклеены афиши с фотографиями Дурлейна и Уббинка и предложением вознаграждения за сведения от них: головы беглецов были оценены в 500 флоринов за сведения о каждом и по 5000 за поимку — целое состояние на то время, и трудно предположить, чтобы в охоте на таких ценных британских агентов не поучаствовала хотя бы часть населения Голландии, которая ни о каком патриотизме и не помышляла.

Заявление Питера Дурлейна о неправомочном содержании его и Уббинка в английской тюрьме после возвращения из Голландии в свете вышеизложенного не выглядит сколько-нибудь убедительно. Было бы подозрительным, если бы англичане этого не сделали — разве мог кто-то в те “темные” времена поручиться за беглецов в том, что они не были перевербованы немцами и прибыли в Англию не с ответным заданием? Естественно, поручиться в этом не мог никто — и не такое тогда бывало. Другое дело — убого сделанные документы, но и тут не все так просто, как кажется.