Глава 3 Зачем люди занимаются сексом?

Глава 3

Зачем люди занимаются сексом?

Секс и незамужняя девушка

Ровно пятьдесят лет назад в США вышла книга Хелен Гарли Браун «Секс и незамужняя девушка», поощрявшая молодых работающих «одиночек» получать опыт интимной жизни, не дожидаясь вступления в брак.

В первые три недели разлетелось два миллиона копий этой книги, впоследствии изданной в 35 странах. Ее ярко-розовая обложка обещала: «сенсационный бестселлер развенчает миф о том, что девушка может проживать удовлетворяющую ее жизнь, только будучи замужем». Спустя полвека, однако, этот миф все еще приходится продолжать развенчивать[115]. Особенно если речь идет о сексе.

Секс в жизни женщины, не состоящей в браке, точнее, его полное отсутствие является одним из наиболее распространенных мифов современного медиафольклора. Обращаясь к теме «одиночки и секс» публичные эксперты опираются на идеи о «нормах» сексуального поведения, подразумевая, что большинство людей под сексом понимают одно и то же и практикуют одно и то же. Но определения понятий «секс» и «сексуальность» не так очевидны, как может показаться на первый взгляд.

Например, легенда тенниса Борис Беккер некоторое время отрицал свою причастность к беременности модели Анжелы Ермаковой, ссылаясь на то, что не занимался с ней сексом. Но после ДНК-теста, подтвердившего его отцовство, спортсмен признал, что секс имел место[116].

Бывший президент США Билл Клинтон также утверждал, что не занимался сексом со стажеркой Белого дома Моникой Левински, но под гнетом доказательств вынужден был подтвердить факт «недопустимых отношений»[117]. Так весь мир узнал, что секс – это не только генитальное проникновение, предпринимаемое в супружеской спальне.

В прошлом веке большинство обществ совершило переход от сдержанности к культуре, празднующей свободное выражение сексуальности. Развитие сексуальной экспертизы и глянцевой журналистики привело к тому, что о сексе говорят открыто и чаще, чем когда-либо прежде.

Сексуальность находится в центре дискуссий о здравоохранении, ее обсуждают в контексте формирования идентичности и отношений. Современному сексу вменяются функции укрепления романтических связей, повышения социального статуса, самооценки, удовольствия и развлечения.

В начале прошлого века проявление женской сексуальности объяснялось неврозом и истерией. Всего 30–40 лет назад в советском обществе обсуждение сексуальной жизни считалось непристойным поведением. В наши дни демонстрация сексуальности служит маркером социальной успешности. Несоответствие общепринятым представлениям о «здоровой» сексуальной активности может быть поводом для дискриминации.

Глянцевая поп-культура утверждает стандарты сексуальной привлекательности, но секс существует и за их пределами. Секс больше не привязан к семейному статусу, равно как наличие брачного партнера не гарантирует удовлетворения сексуальных потребностей. Не все люди связывают эмоциональную близость с сексуальными практиками, спектр которых намного шире, чем об этом принято думать.

В данной главе я собираюсь говорить об этом, отталкиваясь от современных исследований о влияния социальных условий на представления о сексуальности и от свидетельств моих информанток, которые демонстрируют очень разные сценарии организации интимного пространства и различное отношение к современному «культу» секса.

Часть из них не состоит в постоянных сексуальных связях, не находя это проблемой.

А., 35 лет, переводчица, разведена, есть сын:

Я, например, заметила, что тело реагирует на то, как я о себе думаю. Если я хочу считать себя сексуально активной женщиной, но у меня сейчас нет постоянного партнера, это заставляет меня страдать морально и физически. Но если я перестаю оглядываться на других и с кем-то сверять себя, идей о том, что нужно кого-нибудь найти «для здоровья», не возникает. И слава богу. Честно говоря, эта погоня «за здоровьем» никакого здоровья мне не добавляла.

М., 35 лет, журналистка, не состоит в браке:

У меня не было никаких связей в течение почти двух лет. С одной стороны, я отвыкла от регулярного секса, и тело не беспокоит меня. Хотя, бывает, оно реагирует на эротические сцены в фильмах. Меня радует, что оно живое. С другой стороны, мне немного жаль упущенного времени. Но, вспоминая свою бурную юность, свои три аборта и большое количество связей, которых вообще-то стоило бы избегать, я понимаю, что время «воздержания» не напрасно и целительно для меня. Я стала опытнее и бережнее к себе. Моя потребность в эмоциональной близости полностью удовлетворяется в дружеских связях. Если мое тело хочет внимания и заботы – я иду в спа-салон или смотрю порно.

М., 41 год, предпринимательница, разведена:

Последнее приключение у меня было два или три года назад. Я не исключаю, что я поеду куда-нибудь в командировку и заведу какую-нибудь постельную интрижку. Лишь бы это не имело долговременного продолжения и не было связано с изменениями в жизни. Чем старше я становлюсь, тем больше мне нравится так называемый секс без обязательств. Почему-то считается, что мужчины хотят секса без обязательств, а женщины хотят чего-то другого. Но с возрастом мне все больше нравится спонтанность в телесности. В том смысле, что это происходит только потому, что тело этого хочет, а не потому, что из этого надо какие-то оргвыводы делать.

Е., 30 лет, аспирантка, в разводе:

Да, потребность такая есть. Моя сексуальная жизнь представляет собой случайные связи, которые я же быстро и прекращаю, так как не вижу рядом мужчину, который бы меня устроил полностью в сексуальном плане и при этом не напрягал по жизни. Иногда проще самой «побаловаться» игрушками, чем мириться с расхождением в подходах к некоторым вопросам (как контрацепция, место встреч и т.п). Конечно, редкий секс меня мало устраивает, но это не то, что я буду сейчас специально организовывать, так как у меня на данный момент другие приоритеты.

Другая часть принявших участие в моем опросе женщин демонстрирует сексуальную предприимчивость.

И., 33 года, пиар-менеджер:

Я знакомлюсь для секса в Интернете.

К., 34 года, арт-критик:

Я не люблю быть одна. Если я не занята работой, иду к своей любовнице. Или еду к любовнику в другой город.

Большая группа информанток разделяет сексуальные связи и эмоционально близкие отношения:

Ж., 47 лет, предпринимательница, разведена:

У меня есть постоянный любовник. 12 лет мы в связи. Но у нас с ним только секс. За это время мы ни разу не пили с ним чай. Просто он ко мне приезжает, у нас секс, и он уезжает. А до этого я была замужем.

Т., 27 лет, аспирантка:

Сейчас есть парень, с которым периодически у меня бывает секс. Я довольна. Хотя до этого у меня не было никого года полтора, и я была довольна. Если нет мужчины, есть вибратор, не вижу особой проблемы. Более того, с вибратором всегда есть результат. А фантазия у меня богатая, я могу такое представить, что кто угодно позавидует.

Т., 35 лет, госслужащая:

У меня есть «приходящий» любовник. Он приходит уже 10 лет. Женат. Мы вместе ездим в экспедиции. Но он никогда не уйдет из семьи. Я это понимаю и не строю планов насчет совместной жизни. Все время собираюсь его «бросить». Но пока что-то не получается.

Некоторые респондентки, напротив, говорят о том, что секс для них имеет смысл только в контексте устойчивых романтических отношений:

А., 34 года, IT-менеджер:

Если мне скучно, я не иду спать с кем-нибудь. Если скучно, я звоню обычно друзьям и куда-то едем развлекаться. Или могу книжку почитать. А что касается секса, то потребность у меня возникает только тогда, когда я вижу перспективу для серьезных отношений. Такого, чтобы мне два раза в неделю надо было обязательно, у меня нет.

Всего несколько фрагментов из интервью с героинями моего исследования убедительно показывают, с какими порой противоположными смыслами и идеями разные люди связывают секс.

Социальное значение сексуальности начали изучать на Западе лишь со второй половины XX века. Это молодая область знания, но благодаря ей сегодня мы можем видеть, как и в каких условиях появляются те или иные представления о сексе.

История сексуальности: как мы стали «нормальными»

До 1960-х годов сексуальность считалась физиологической данностью и врожденным свойством. Академические воззрения и бытовое понимание опирались на центральное допущение психоанализа о том, что сексуальность является естественной энергией, подавляемой социальными нормами[118].

Исследователи социально-конструктивистской направленности поставили под сомнение положение о том, что биология предшествует социальным влияниям на тело, обратив внимание на то, что сексуальность всегда практикуется в конкретном культурном контексте[119].

В середине 1960-х годов Ричард Уэйлен предложил заменить абстрактное понятие «сила влечения» более конкретным понятием сексуальной возбудимости, означающим готовность сексуально-эротически реагировать на сексуальную ситуацию.

Сексуальная возбудимость зависит от многих факторов: физиологического состояния организма, эмоционального, сексуального и коммуникативного опыта субъекта, его или ее несексуальных мотивов. По Уэйлену, сексуальное возбуждение – это временное состояние, имеющее место в конкретной внутренней и внешней ситуации[120].

Первая развернутая теория о сексуальности как о социальном феномене была разработана американскими социологами Уильямом Саймоном и Джоном Ганьоном. В 1970-е годы они ввели понятие «сексуальный сценарий», обозначающее «план», «схему» или «поведенческую программу» индивида.

Ганьон и Саймон первыми показали, что условия – «кто, что, с кем, где, когда, как и почему должен, может или не должен и не может делать в сексуальном плане – в общих чертах задаются соответствующей культурой»[121].

Большой вклад в систематическое научное изучение человеческой сексуальности внес американский биолог, профессор энтомологии и зоологии, основатель института по изучению секса, пола и воспроизводства при Индианском университете Альфред Кинси. Он разработал шкалу измерения сексуальной ориентации.

Шкала Кинси имеет значения от 0 до 6, где 0 соответствует исключительно гетеросексуальной, 6 – исключительно гомосексуальной ориентации, а Х – асексуальности. Кинси утверждал, что люди не попадают целиком в категорию исключительно гетеросексуальных или исключительно гомосексуальных, большинство находятся между этими полюсами.

Радикально новый взгляд предложил один из самых влиятельных мыслителей XX века французский философ Мишель Фуко. Он представил историю сексуальности в западных обществах как классификацию вариантов практик и связанных с ними идентичностей, выстроенную вокруг понятия «норма»[122].

Фуко обнаружил, что в XVII веке сексуальные практики описываются еще вполне свободно и не нуждаются в утаивании. В XVIII веке сексуальность становится легитимной только в качестве тайной части семейной жизни. Кодексы нравственности XIX века уже описывают секс как непристойность.

Два века назад власти западных обществ осознали, что имеют дело не с отдельными гражданами, а с населением. Населению свойственны свои характеристики: рождаемость, численность, продолжительность жизни. Оно воспроизводится и является производительной силой. Становится ясно, что могущество власти напрямую зависит от того, как население воспроизводит себя, и в центре этого знания расположен секс.

Возникает необходимость изучать, от чего зависит возраст вступления в брак, количество детей, рожденных в браке, каковы последствия распространения контрацепции. Целью власти становится подчинение практик и удовольствий идее воспроизводства.

Начало сексуального регулирования, совпадающее с образованием капиталистической экономики, направлено на то, чтобы вовлечь трудовые массы в производство и рождение новых людей.

Главным институтом, регулирующим сексуальное поведение человека, в классическую эпоху является церковь. Обряд исповеди становится важнейшим инструментом демографической стимуляции.

Механизм исповеди подразумевает, что, «очищаясь от грехов» и каясь, прихожане будут подробнейшим образом описывать свои помыслы, желания и поступки, попутно разжигая в себе интерес к сексуальным практикам.

Весь спектр сексуальной активности озвучивается и подвергается подробнейшей классификации. Во времена господства церкви секс определяется в категориях греха и «допустимого зла в целях продолжения рода».

В XIX веке эта функция передается медицине и главной категорией в осмыслении сексуальных практик становится идея «нормы». За «норму» принимается супружеский секс, нацеленный на воспроизводство, любые другие типы сексуальной активности объявляются «извращениями».

Диспозитив власти, по Фуко, направлен на «истеризацию» женского тела, прокреативную супружескую пару, патологизацию гомосексуальности и контроль над детской сексуальностью.

Исследуя, как создаются знания по этим четырем направлениям, он показал, что власть не репрессивна, а продуктивна. Механизмы подавления в его перспективе служат своего рода приманкой, заставляющей говорить о запретном и совершать запретное.

Сам запрет понимается как конструирующий акт, дающий названия и придающий значения действиям. Эволюция знания о сексе, по мнению философа, нацелена на то, чтобы отвлечь внимание от самого акта и привлечь его к конструированию желаний, накапливая детали. К сексу подключается значение – новый режим восприятия этой сферы жизнедеятельности. Сексуальность становится согласованным экономическим и политическим поведением.

Подавляя, власть «извлекает из тел» все новые и новые типы сексуальности, фабрикуя условия, при которых субъект вынужден постоянно сверять свое поведение с идеями о «норме». Этот механизм оглядки на «норму» позволяет процессу регуляции быть самовоспроизводящимся. Индивид не только самостоятельно контролирует свое поведение, но и пристально следит за тем, чтобы поведение окружающих соответствовало «норме».

Чтобы проиллюстрировать работу самовоспроизводящегося механизма власти с использованием идей о «норме», приведу фрагмент моего интервью с профессором Южно-Калифорнийского университета (США) Джудит Халберстам[123]:

Чтобы начать думать вне медицинской классификации, оперирующей идеями о «патологиях» и «норме», полезен психоанализ. Теория сексуального развития Фрейда мне нравится тем, что она предполагает существование только отклонений и патологий и не верит в наличие какой-либо «нормы». «Норма» – фантазия, не имеющая с реальностью ничего общего. За желание «играть по правилам», за стремление соответствовать «норме» приходится платить. Люди, поддерживающие идеи «нормы», становятся своеобразной полицией: они загоняют в рамки себя и пристально следят за тем, чтобы и другие не отклонялись от принятой «нормы».

Несколько лет назад в США поймали серийного убийцу. Он пытал, а затем убивал своих жертв. Когда его нашли, выяснилось, что этот житель американской окраины ходил по округе и говорил людям, что их насаждения неровно подстрижены, дома выкрашены в неправильные цвета и вообще им пора починить крышу. Так работало его мышление.

Потребность оберегать границы воображаемой «нормы» порождает насилие. Люди, свято верящие в норму, становятся для общества гораздо большей проблемой, чем так называемые отклонения. Но общество ориентировано на «нормы». В Америке все еще действует наивная вера в них.

Механизм конструирования сексуальной «нормы» Фуко показывает, в частности, на примере колледжей XVIII века. В это время распространяется идея, что дети несексуальны и не могут желать сексуальных удовольствий. Но режим функционирования учебных заведений говорит об обратном.

В самой форме их существования заложены коды подавления сексуальности, которые вынуждают учителей, врачей и родителей постоянно говорить о детском сексе. Производство детской сексуальности осуществляется в предписаниях сидеть и лежать на большом расстоянии друг от друга, держать руки поверх одеяла. Если дети несексуальны, эти предосторожности излишни. Заставить прятать желания и удовольствия, по мнению Мишеля Фуко, необходимо для того, чтобы обнаруживать их.

В XIX веке представления о сексе расширяются через введение юридической ответственности за различные отклонения в сфере сексуальности. Девиация медикализируется, ей приписываются свойства недуга.

Появляются ярлыки «морального сумасшествия», «генитального невроза», «полового извращения» или «вырождения», прежние «распутники» становятся «извращенцами». К ним причисляют онанистов, гомосексуалов, рано сексуально пробужденных детей и чувственных женщин. Медицина объясняет отклонения от «нормы» результатом неполноценной супружеской сексуальности.

Фуко находит, что идея о гетеросексуальности возникла одновременно с появлением идеи гомосексуальности как автономной девиантной практики.

В массовом сознании до сих пор главным конфликтом в теме сексуального самоопределения видится оппозиция гомо– и гетеросексуальности. Однако ясно аргументировать, почему «норму» необходимо защищать, бытовая риторика не в состоянии.

Отсылка к тому, что однополый секс нерепродуктивен, не может звучать убедительно в современном обществе, в котором широко распространена контрацепция.

Тезис о девиантности любых сексуальных практик, помимо гетеро-, также выглядит наивным. Многочисленные исследования показывают, что гетеросексуальные люди регулярно прибегают к девиантным практикам, если за «норму» принимается моногамный, репродуктивный и некоммерческий секс, происходящий между партнерами одного поколения в супружеской спальне без привлечения порнографии, объектов фетиша и секс-игрушек.

Британский социолог Энтони Гидденс считает, что современные интимные отношения представляют собой добровольный выбор из различных возможностей, необходимый для создания уникальной личной истории[124].

Но в ситуации, когда индивиды сами не производят знаний о себе, а используют готовые модели, разработанные экспертами, практически не существует пространства, в котором люди могут совпадать сами с собой.

Это означает, что современники и современницы вынуждены встраиваться в не выдерживающие критики рамки существующих идентичностей, добровольно занимая связанные с ними позиции в общественной иерархии. В некоторых социальных группах «престижно» не определять себя как гетероперсону, в других – не иметь постоянного сексуального партнера означает риск быть подвергнутым общественному порицанию.

Люди могут использовать секс c самыми разными намерениями: от удовлетворения любопытства, поддержания коммуникации и выполнения ритуалов до преследования прагматических целей. Такое многообразие значений секса низводит идею «нормы» до слабого и проблемного концепта[125].

Новейшая история секса

Переломным этапом в осмыслении сексуальности стала западная сексуальная революция 1960–1970-х годов.

В восприятии секса произошли существенные изменения: упразднились двойные стандарты для мужчин и женщин в сфере сексуальности, секс был отделен от воспроизводства, расширился спектр практик, повысилась терпимость к добрачным сексуальным связям, к «нетрадиционным» практикам, сексуальность стала одним из главных образов современных медиа[126].

В русскоязычной части мира сексуальная революция проходила в два этапа. Сначала либерализировались практики, и только потом на уровне общественной морали возникли новые идеи о том, что теперь будет считаться допустимым[127].

Значимые перемены в сексуальной сфере на постсоветском пространстве пришлись на начало 2000-х годов. Российский социолог Анна Темкина показывает[128], что в нулевых годах стали заметны такие тенденции, как планирование сексуальной жизни, повышение активности и компетентности женщин в сфере сексуальных отношений, позиционирование женщинами себя в качестве субъекта сексуального желания и удовольствия, ориентация на партнерство в сексуальных отношениях.

Эти изменения наглядно демонстрирует, например, опрос, проведенный журналом Glamour в 2006 году среди россиянок 18–35 лет. На вопрос: «Через какое время после знакомства вы готовы переспать с мужчиной?» – 64 % респонденток ответили: «Поступаю по ситуации». 15 % – «на первом свидании», «через неделю» – 19 %, «через три месяца» – 2 %.

53 % опрошенных высказались за то, что участие в групповом сексе является «грязным занятием», 20 % «пробовали, но не хотят повторения», 26 % – «при случае участвуют в нем», 1 % «практикуют его постоянно»[129]. Подобный опрос невозможно было представить на несколько десятилетий раньше.

Опираясь на данные, полученные в результате сбора биографических интервью, Анна Темкина отмечает, что экономически независимые современные женщины ценят не только возможность самовыражения, в том числе сексуального, но выдвигают новые требования к качеству сексуальных отношений.

В контексте заботы о здоровье получает распространение информация о планировании сексуального дебюта, выборе партнера, использовании контрацепции, контроле над рождаемостью. Женщины осознают свои сексуальные потребности и стремятся удовлетворять их. Женский оргазм становится популярной темой не только в биографических историях, но и в медиасюжетах[130].

Дискуссия о женском оргазме, однако, нередко служит поводом для спекуляций. Его ценность, типы и техника достижения обсуждаются как показатель удовлетворяющих отношений. С другой стороны, в современных медиа один тип оргазма часто превозносится над другими, женщин мотивируют тренировать свои тела для достижения оргазма определенным образом[131].

Это, в свою очередь, ограничивает представления об удовольствиях и способах самовыражения, концентрируя внимание исключительно на генитальном проникновении и организованном вокруг него конвенциональном сценарии, делающем сексуальный акт похожим на капиталистическое производство, «обязательный» оргазм в котором является символом прибыли.

Киберпространство, цифровой секс и секс-игрушки

Огромным исследовательским потенциалом обладает изучение сексуальности в виртуальном мире. Цифровые сети и видеоигры расширяют способы взаимодействия людей и восприятие сексуальных практик.

В наше время люди все чаще инвестируют энергию в виртуальный мир, все больше полагаясь на Интернет для удовлетворения своих социальных потребностей. Бессмысленно отрицать привлекательность цифровых сетей в поиске индивидуального эротического самовыражения и сексуального экспериментирования.

Пользователи Интернета могут примерять на себя разнообразные идентичности, связанные с полом, гендером, расой и классом, менять их сколько угодно часто, переключая аватары и псевдонимы. Текстовые чаты, обмен быстрыми сообщениями, веб-камеры, виртуальные тела и пространства, язык цифровых эмоций дают возможность по-новому выстраивать эротический диалог.

Виртуальный мир расширяет спектр эротических событий, усиливает эмоции и удовольствия, увеличивает количество вариантов близости.

В 2010 году в США был проведен опрос[132] среди пятидесяти участников онлайн-игр. В исследовании приняли участие 14 женщин и 36 мужчин в возрасте от 18 до 41 года.

Результаты изучения сексуальных политик в виртуальном пространстве выразительно проиллюстрировали положения квир-теории[133], которая проблематизирует «естественную» связь межу гендером и биологическим полом.

Основоположники квир-теории, к которым относят Мишеля Фуко, Джудит Батлер, Ив Кософски Сэджвик, Дэвида Гальперина и некоторых более ранних исследователей сексуальности[134], полагают, что гендер является результатом перформанса. Его постоянное воспроизведение создает иллюзию того, что «мужественность» и «женственность» реальны и обусловлены генетически.

Согласно перформативной теории воспроизводства гендерных различий, причиной гендерно специфичного поведения является не биологическая принадлежность, а идеи о том, как надлежит выглядеть и вести себя различным группам людей, принятые за «норму» в конкретном обществе.

Исследования киберсексуальности продемонстрировали, что люди ведут себя гораздо более свободно в анонимном пространстве Интернета, если они не опасаются быть узнанными или наказанными.

Принявшие участие в опросе не опирались на собственную принадлежность к биологическому полу при выборе своих персонажей и партнеров по эротическому взаимодействию. Это подтверждает гипотезу квир-теории о том, что сценарий сексуального поведения не привязан к гендеру «генетически», а гендер к – биологическому полу.

В этом контексте хотелось бы привести фрагмент еще одного исследования, в котором внимание привлекают статистические данные. В 2000 году группа социологов из Университета Джорджии (США) провела 300 онлайн-интервью[135] с пользователями Интернета.

Условием участия в исследовании было ненамеренное сексуальное воздержание в течение шести предыдущих месяцев и поиски потенциального(ой) партнера(ши) в сети.

В опросе приняли участие 192 мужчины и 108 женщин. Средний возраст респондентов составил 34 года, 90 % из них были моложе 55 лет. 82 % опрошенных были белыми, 7 % имели африканское происхождение. 88,3 % принявших участие в исследовании получили высшее образование. 27 % респондетов состояли в браке или в долгосрочных отношениях на момент участия в проекте.

Полученные данные, на мой взгляд, показывают, что брачный союз, как и устойчивая романтическая связь, не гарантирует регулярной сексуальной активности и не подразумевают безусловной моногамности партнеров.

В 2008 группа исследователей из Калифорнии опросила 2056 американских женщин в возрасте 18–60 лет, состоящих в браке или продолжительных романтических отношениях[136]. Цель исследования состояла в том, чтобы выяснить, какова распространенность использования вибраторов и других секс-приспособлений в сексуальной повседневности женщин, проживающих в США.

Также ученых интересовали причины использования секс-игрушек и отношение партнеров к их применению. По результатам исследования, из всех опрошенных женщин вибраторы оказались у 80 % гомосексуальных женщин, 71 % бисексуальных женщин и 73 % гетеросексуальных женщин. 10 % опрошенных отметили, что их партнеры негативно оценивали использование вибраторов в сексуальных практиках. 62 % женщин указали, что когда-либо использовали сексуальную продукцию, каждая четвертая – в течение предыдущего месяца.

Собранные данные показали, что 47 % гетеросексуальных женщин и большинство гомосексуальных занимались мастурбацией в течение предыдущего месяца.

Исследователи сделали вывод о влиянии поп-культуры на широкое применение вибраторов среди американок, объяснили, что секс-девайсы используются с целью улучшения качества сексуальной жизни, и отметили в целом лояльное отношение к этому среди партнеров опрошенных.

Изучение сексуального поведения людей и влияющих на него социальных условий демонстрирует, что реальная жизнь многообразнее бытовых представлений о том, кто, сколько и как занимается сексом. В этом контексте новейшая область в исследованиях сексуальности – анализ отсутствия сексуального поведения – открывает новую перспективу в понимании значения секса.

Отсутствие секса как сексуальная ориентация

Еще полвека назад, когда доминировала культура, ценившая сексуальную сдержанность, исследования асексуальности не имели бы смысла. Однако сексуальная революция изменила восприятие секса настолько, что сегодня отсутствие сексуального поведения рассматривается как вариант сексуального поведения.

Асексуальности регулярно посвящаются публикации в западной прессе. Эта тема затрагивается в последнем сезоне сверхпопулярного телесериала «Доктор Хаус», завоевавшего признание телезрителей во всем мире, не в последнюю очередь благодаря мгновенной реакции на актуальные общественные процессы.

Согласно данным Сети асексуальной открытости и образования (AVEN), главного онлайн-ресурса для асексуального сообщества, приблизительно 1 % людей идентифицируют себя как асексуальных.

В отличие от воздержания, которое является выбором, асексуальность описывается как отсутствие сексуального отклика. Асексуальность также отличается от ненамеренного воздержания, когда человек испытывает нехватку секса и считает это проблемой.

Социолог Марк Карригэн из Уорвикского университета объясняет[137], что эмоциональные потребности у асексуальных людей значительно отличаются от принятых в «сексуальном» обществе.

Асексуалы могут быть романтически настроенными. Такие люди, глядя на кого-то, не будут испытывать сексуального отклика, но могут иметь потребность вступать в эмоционально близкие отношения.

Некоторые асексуалы, испытывающие романтическое влечение, идентифицируют себя как гетероасексуалов или гей-асексуалов. Другая часть не испытывает романтического влечения и не расположена к физической близости.

Часть асексуальных людей находится в романтических отношениях, для других это невозможно. Некоторые из них все-таки занимаются сексом, ради своих партнеров, другие – даже ни разу не целовались.

Одна из моих информанток, Н., 35 лет, доцент, не состояла в браке, воспитывает сына, ознакомившись с исследованиями асексуальности, поделилась своим опытом:

Похоже, я отношусь к романтически настроенным асексуалам. Никогда не понимала всей этой «истерии» по поводу секса. Для меня всегда была важна только эмоциональная близость.

Асексуальность была предметом пока буквально считаных научных исследований. Ученые еще не накопили достаточного количества данных, которые бы помогли установить, почему некоторые люди не испытывают сексуального отклика.

Марк Карригэн полагает, что пробел в научном подходе связан с тем, что до запуска AVEN в 2011 году не существовало асексуального сообщества. Соответственно, до этого времени не возникало и объекта исследования[138].

Таким образом, новая идентичность и ее изучение стали результатом распространения цифровых технологий и социальных сетей.

Но каково это – быть асексуалом во все более и более сексуализированном обществе? BBC News описывает[139] историю 21-летней гетероромантичной Дженни Гудчилд. У Дженни есть бойфренд, 22-летний Тим, который, однако, не асексуален.

Многие люди спрашивают, не эгоистка ли я, удерживающая Тима в отношениях, в которых он не получит того, чего хочет, и говорят, что он должен встречаться с кем-то похожим на себя. Но Тим выглядит довольно счастливым. Я считаю, что Тим должен сам решать, как ему жить, – рассказывает мисс Гудчилд.

Когда Дженни впервые упомянула о своей асексуальности, я подумал, что это странно, – вспоминает ее бойфренд. – Но тогда у меня вообще не было никакой информации об асексуальности, чтобы делать какие-либо выводы. Я никогда не был одержим сексом. И не из тех, кому непременно нужно пойти куда-то, чтобы с кем-то познакомиться для секса, только потому, что так принято.

Настоящей проблемой в связи со своей идентичностью Дженни считает реакцию окружающих, которые не желают принимать идею о том, что отсутствие сексуального отклика – это не психологическое расстройство, не последствие травмы и не болезнь.

Дэвид Джей, основатель Сети асексуалов, исследуя собственный образ жизни, работает над изменением доминирующей идеи о «норме» сексуального влечения. В интервью для The Atlantic[140] он рассказывает, как учился в последних классах, когда все вокруг внезапно стали одержимы сексом:

У меня не было опыта, чтобы понять, о чем это все вокруг толкуют, – делится Джей. – И это действительно было ужасающе, потому что считается, что это должно происходить со всеми. Сексуальность – реально важнейшая тема для старшеклассников. И центральная часть жизни большинства людей.

В 2011 году 18-летний Джей поступил в колледж и основал Сеть асексуального образования и открытости, сообщество, посвященное распространению понимания асексуальности и оказанию поддержки людям, которые идентифицируют себя как асексуальных.

Пройдя через испытания, связанные с поиском самоопределения, Джей принял решение помогать другим асексуальным людям, поскольку человек, для которого секс не имеет значения, в современном обществе признается неполноценным.

Вокруг веб-сайта скоро стали объединяться сначала сотни, затем тысячи, а потом и десятки тысяч людей, которые чувствовали себя отчужденными от сексуальных историй и образов, доминирующих в современной культуре.

Джей полагает, что идея о неполноценности асексуалов связана не столько с отсутствием сексуального поведения, сколько с образами близости, страсти и удовольствия, которыми наполнены репрезентации сексуальности в медиа. Но близость может пониматься по-разному и не для всех связана с сексом.

История возникновения исследований асексуальности показывает, как глубоко в обществе укоренилась мысль, что сексуальный отклик должны испытывать все и что у всех это происходит одинаково.

Современная культура настолько пропитана ценностью секса, что «сексуальные» люди этого просто не замечают. Но для асексуалов это очевидно, поскольку вменяемая ценность секса не соответствует тому, как живут они.

Чтобы идентифицировать себя как асексуального человека, необходимо сначала увидеть свое отличие как «проблему» или по крайней мере что-то стоящее обсуждения. Асексуальность существует частично благодаря предположению о том, что все люди регулярно занимаются сексом или желают этого[141].

Исследования асексуальности меняют представления о различиях между людьми.

Если мы прекратим считать существенными только романтические или сексуальные отношения, взгляды на то, кого считать одиночками, также существенно изменятся, – говорит Эла Пржибило, исследователь культуры секса из Йоркского университета. – Если мы расширим наш эмоциональный круг от человека, с которым мы обмениваемся жидкостями, до круга друзей, знакомых и коллег, наши сообщества станут более сильными[142].

Новая информация о том, как по-разному современники и современницы организуют свою частную жизнь, дает возможность перешагнуть искусственные барьеры в представлении о сексуальности.

Актуальные исследования в этой области показывают, что определение секса простирается далеко за узкие рамки проникающих практик. Опыт желания может быть не только физическим, но и эмоциональным. Изучение феномена асексуальности вынуждает признать, что секс, каким бы приятным и удивительным он ни был, это еще не все, что нужно человеку.

Для кого-то секс может быть трудным или недоступным опытом. Некоторые люди не испытывают отклика годами, а потом находят себя увлеченными другим человеком.

Секс может быть ярким переживанием, а может быть скучным или разочаровывающим. Для кого-то физический контакт вообще не имеет значения. Любовь, романтика и забота не обязательно связаны с практиками секса.

С точки зрения многообразия опытов любая попытка определить, кто более благополучен в интимной жизни, обречена на провал. Единственный вопрос, который имеет значение в контексте сексуального самоопределения: чего хочу именно я?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.