14.11. «Кровные братья» расстаются
14.11. «Кровные братья» расстаются
14.11.1. В 1995 году Коржаков дослужился до звания генерал-лейтенанта. Некоторые язвили: генерал, командующий полутора тысячами охранников.[895] Можно подумать, что мало в стране генералов, которые командовали меньшим числом подчинённых.
«Ельцин никаким президентом для меня не являлся, — писал А.В. Коржаков. — Друг друга мы считали „кровными“ братьями — в знак верности дважды резали руки и смешивали нашу кровь. Ритуал предполагал дружбу до гробовой доски. При посторонних же я всем своим видом показывал, что Борис Николаевич — президент при любых обстоятельствах».
«Нас связывали мужские отношения, и я поклялся быть с президентом до конца. Я не считал себя вправе уйти. Слишком много соли мы съели вместе», — рассказывал Коржаков.[896] О «старой» дружбе президента и верного ему охранника мы уже писали.[897]
Главный охранник, как писал Анатолий Куликов : «…считался человеком влиятельным. Почти всемогущим. Аудиенций с ним добивались олигархи, политики, военачальники. Гуляли небезосновательные слухи, что Александр Васильевич казнит и милует своей волей и пары его слов на обрывке бумаги достаточно, чтобы одного наделить генеральским званием, а у другого — отнять банк или, например, нефтяную компанию.[898]
Почему же их сумели разделить? Ведь Ельцин не особенно склонён бросать своих верных слуг. И, тем не менее, они расстались.
Конечно, главным образом, потому, что другие очень хотели сделать это и мастерски переиграли главного охранника. «Коржаков проглядел опасность», — напишет Ельцин.[899]
Но об этом позже. А сначала о том, что, похоже, Коржаков сам стал менее привязанным к президенту. Внутренне он уже стал тяготиться своей близостью к Ельцину.
В своей первой книге о первом российском президенте, Коржаков приводит такой факт: «До выборов оставалось месяца три. Президент нервничал и чрезмерно „расслаблялся“. Таня пришла ко мне в отчаянии:
— Саша, надо что-то делать. Только вы можете повлиять на папу.
— Почему только я? Собирайте семейный совет и скажите. Ты на него влияешь, как говорят, очень сильно. В конце концов пусть Чубайс повлияет.
— Саша, это должны сделать вы! Вы же его так любите.
В этот момент я почему-то вспомнил Шеннон[900], визит в Берлин[901], порванный из-за фашистов галстук[902]…
— Таня, если я тебе скажу, что не люблю Бориса Николаевича, то это будет слишком мягко сказано.
Её веки дрогнули, и в сузившихся глазах мелькнул недобрый огонёк. Она прошептала: «До свидания» — и, пятясь назад, удалилась.
Уставившись в одну точку, я долго сидел в кресле. Меньше всего меня беспокоило, что дочка передаст недобрые, но откровенные слова папе. Я не боялся отставки, не пугал меня разрыв отношений с президентом. Впервые за последние три года я вдруг осознал, что никогда не любил Ельцина как человека».[903]
Этот же эпизод Коржаков рассказывал и в других ситуациях.[904] Таня, если не передала эти слова отцу, то уже запомнила их точно. Коржаков это должен был понимать. Но понимал он не только это.
Главный охранник стал понимать, что первый президент РФ не идеал, мало того, он стал понимать, что не тому служил. При этом все происходило на фоне усиления влияния на президента людей, которых главный охранник не любил. Видимо, подсознательно он почувствовал, что служит уже не только непутёвому «кровному брату», но и своим кровным врагам, когда помогает ему остаться в должности. А это уже главному охраннику явно не нравилось. В сознании его произошёл сбой. Вольно или не вольно этим воспользовались, а он сам ослабил внимание к самообороне.
Недоброжелатели Коржакова были, разумеется, иной точки зрения. Е. Савостьянов, например, рассказывал: «Коржаков — обычная конъюнктура, не имеющая ничего общего с принципиальной позицией…
Думаю, Коржаков мечтал стать преемником Ельцина на его посту».[905] Честно говоря, в такое мечтание не особенно вериться. Не всегда стоит свои собственные мечты вкладывать в голову политического конкурента.
14.11.2. Постепенное отстранение Коржакова и его друзей от участия в избирательной кампании шло довольно успешно. Анатолий Куликов вспомнил одно высказывание Коржакова того периода времени: «Меня, вроде того, от тела — оттирают… Там уже не я — там другие люди влияют на президента».[906]
Задачи этого ползучего переворота понять не просто, если они вообще были кем-то сформулированы чётко. Но рано или поздно, когда капля капает в сосуд, сосуд может переполниться.
Одной из промежуточных ситуаций такого рода была ситуация с президентом Национального фонда спорта Фёдоровым. В изложении П. Хлебникова она выглядит следующим образом: «Когда в 1993 году Тарпи щ ева назначили министром по физической культуре и спорту, он отошёл от каждодневного руководства НФС. Новым президентом стал тридцатилетний Борис Фёдоров, в прошлом инженер, а ныне бизнесмен. Фонд спорта был фантастически прибыльной структурой. Он получил право беспошлинного ввоза в страну алкоголя и табака, при этом не платил налоги с прибыли. Расследование, позднее проведённое полковником Стрелецким, показало, что за два года НФС получил прибыль в 1, 8 миллиарда долларов. „Эти деньги разворовывались, — говорил Стрелецкий. — Только незначительные суммы шли на поддержание спорта. Фёдоров и его друзья сколотили огромные состояния за счёт государственного бюджета“…
Поскольку НФС являлся одной из структур, составляющих фундамент ельцинского режима, от Фёдорова ждали денег на президентскую кампанию. Где-то в конце марта или в начале апреля, говорит Стрелецкий, Фёдорову велели принести в предвыборный штаб 10 миллионов долларов наличными. Фёдоров приехал в «Президент-отель» с деньгами в чемодане и отдал их Чубайсу. Коржаков, будучи, страстным спортивным болельщиком и, полагая, что в его обязанности входит контроль над деятельностью НФС, был очень недоволен, когда узнал, что деньги НФС идут его соперникам — в предвыборный штаб Березовского — Чубайса.
«Когда мы узнали об этом, мы пригласили его (Фёдорова) на беседу, — говорит Стрелецкий. — Сначала Коржаков встретился с ним утром в Кремле; потом вечером с ним в Белом доме встретился я. Мы сказали ему: ты должен вернуть деньги в НФС, потому что тогда шла подготовка к Олимпийским играм и денег не было. Коржаков сказал: ты должен вернуть эти деньги, потому что они принадлежат государству».
В тот же вечер Фёдоров поехал к Березовскому в дом приёмов «ЛогоВАЗа» — поделиться возникшими проблемами. Березовский пригласил на встречу своего друга Валентина Юмашева и дочь президента Татьяну Дьяченко. Он также записал разговор на плёнку. Фёдоров заявил, что его прижали к стенке мафиозные структуры, действующие внутри президентской администрации — в первую очередь СБП генерала Коржакова и ФСБ генерала Барсукова. Генерал Коржаков вымогал у него взятку в 10 миллионов долларов, сказал Фёдоров. Он также обвинил друга Коржакова — Шамиля Тарпищева в связях с организованной преступностью…
Этот рассказ о коррупции и преступности поверг Татьяну Дьяченко в шоковое состояние. «(Заявление Фёдорова в доме приёмов „ЛогоВАЗа“) было хитроумным ходом, придуманным в основном Березовским для дискредитации Коржакова, Барсукова и Тарпищева в глазах президентской дочери…
Коржаков не сидел сложа руки. 21 мая, почти через два месяца после записанной на плёнке встречи в доме приёмов «ЛогоВАЗа», главу НФС остановили сотрудники подмосковной милиции; под сиденьем его машины они обнаружили пакетик в кокаином. Его арестовали. Позже дело закрыли, однако анализ мочи, волос и ногтей Фёдорова подтвердил, что глава НФС действительно баловался кокаином… Его отпустили почти сразу после ареста, но с поста президента НФС уволили. Его место занял Стрелецкий из СБП».[907]
В СМИ сразу же отметили: «Хранение наркотиков, обнаруженных в машине Фёдорова, где, помимо него, находились также охранник и водитель, выглядит не более чем предлогом. Для чего? Для начала более масштабного расследования?…
История с Борисом Фёдоровым сделала пакетик с наркотиками новым знаком правового бессилия, внесла в политическую и деловую элиту ноту паники». Обратим внимание на последнюю фразу, вскоре последуют ещё более панические задержания.[908]
Пока Коржаков удержался. Но, как видим, противоборство нарастало и подходило к кульминационному моменту.
14.11.2.1. Заметим кстати, что направление коржаковских ребят в другие ведомства началось ещё раньше. Например, летом 1995 года президент РФ подписал указ «О дополнении организационного комитета фонда „Российские финансовые и фондовые коммуникации“, согласно которому в состав оргкомитета был включён Георгий Рогозин, являющийся первым заместителем начальника СБП.[909] В советские времена так иногда поступали с сотрудниками КГБ СССР (особенно при Андропове ), Ельцин больше доверял коржаковской СБП. Пока доверял.
14.11.3. «Сценарий дворцовой интриги, которую даже и переворотом-то назвать неловко, видимо, готовился давно. Но времени на репетицию не осталось, к тому же события развернулись самым неожиданным, непредсказуемым образом. И актёры вышли на подмостки не слишком подготовленными, путая реплики и произнося их не вовремя».[910]
Бывает! Экспромт и есть экспромт. Коржаков сам подтолкнул своих противников на быстрые действия.
Дело в том, что Коржаков в ходе избирательной кампании занимался в основном контролем за расходованием денежных средств. Ему было чем заняться. «Расхищали десятками миллионов долларов. На „уплывшие“ средства можно было ещё одного президента выбрать», — писал позже Коржаков.[911] Контролируя процесс расхищения, он все же контролировал частично и саму избирательную кампанию. Точнее, в подобных ситуациях создаётся такое впечатление о том, что рука на пульсе.
Докладывая Ельцину о злоупотреблениях в предвыборном штабе, — писал Коржаков. — Я заметил: ему не нравилось слышать о воровстве. Борис Николаевич понимал, что некоторые люди, называющие себя верными друзьями, единомышленниками, на самом деле просто обогащались на этой верности.
Тяжело вздохнув, президент поручил мне лично контролировать финансовую деятельность выборной компании».[912]
Формально согласие президента на контроль расходования средств было в кармане. И как ружьё, висящее на стене, оно должно было выстрелить. И выстрелило. Как потом оказалось, не в ту сторону, куда его направили.
«Коржаков давно искал повод для скандала», — напишет позже Ельцин.[913] Откровенно говоря, в это не особенно верится. Как видно из дальнейшего скандал подняли совсем другие. Коржаков и кампания просто своими действиями неожиданно (вероятно, даже для себя) подтолкнули их к скандалу. Больше вериться в то, что Коржаков искал повод для того, чтобы показать как обворовывают президента, чтобы натравить его на конкурентов.
По мнению Леонида Млечина: «Коржаков решил сделать предупредительный выстрел. Он вовсе не собирался устраивать публичный скандал. Он хотел получить в руки крупный козырь против Чубайса. Это была схватка за влияние на президента».[914]
14.11.4. «Два дня, которые потрясли Кремль», — так назвала свою статью в оппозиционной газете «Советская Россия» Жанна Касьяненко. Это о событиях 19-20 июня 1996 года. В тот год таких роковых дней в жизни страны было не так уж и сильно много.
Один из героев (правда, второго плана) этих дней Стрелецкий позже напишет в своей книге «Мракобесие»: «…Ночь с 19 на 20 июня стала для России переломной».[915]
19 июня в 17 часов 20 минут на проходной Дома правительства дежурными милиционерами якобы случайно были остановлены два участника предвыборного штаба Ельцина : Аркадий Евстафьев (бывший пресс-секретарь Чубайса ) и Лисовский (давний деловой партнёр Березовского ). Они несли с собой коробку.
Их появление ждали. Дело в том, что ранее в ночь с 18 на 19 июня в кабинете 217 (кабинет заместителя министров финансов РФ Германа Кузнецова) было проведено оперативное мероприятие. В ходе этого негласного обыска в сейфе было обнаружено полтора миллиона долларов. Там же хранились «платёжки», свидетельствующие пути, по которым уходили деньги.[916]
В коробке из-под ксероксной бумаги, которую несли два члена избирательного штаба, оказалось полмиллиона долларов. Всего-то! Воровали в России и по большему.
Они были задержаны. Формально задержание осуществили сотрудники милиции.[917] Напомним, что ранее Бориса Фёдорова из НФС также задерживали милиционеры, но явно в интересах Коржакова (см. пункт 14.11.2. настоящей книги).
Законность задержания сильных сомнений не вызывает. Министр внутренних дел того времени Анатолий Куликов, например, написал: «Та информация, которую мне удалось получить в министерстве о произошедших накануне событиях, свидетельствовала: при задержании Лисовского и Евстафьева ничего противозаконного не произошло».[918] Вызывает сомнение (точнее — интерес) цель задержания, т.е. говоря проще: зачем это сделали?
14.11.4.1. Действительно, встаёт вопрос: а зачем их задержали. Нет, конечно, разворовывать деньги, предназначенный на выборы президента, не хорошо. Коржаков писал просто: «Если бы в штабе так открыто и нахально не воровали, никакого скандала, связанного с деньгами для избирательной кампании Ельцина, не случилось бы».[919] Заметим, что с воровством более скромным, он, видимо, был готов мириться.
Других мотивов задержания он не приводит, но было бы странным, если бы он говорил иное. Хотя, и при этом в стороны остаётся вопрос о «чёрной кассе» избирательного штаба и способах её наполнения. Прежде чем разворовывать, нужно было деньги собрать. Коржаков должен был знать, как создаётся «чёрная касса», с какими нарушениями закона и приличий. На создание он смотрел сквозь пальцы, на распределение смотреть не стал.
Но ведь это скандал, который может ударить по президенту. Даже наверняка ударит, как не пытайся скрыть, но в продажной стране такие секреты становятся быстро известны всем. Примеров утечки информации было уже не мало, и вероятность утечки нужно было допускать.
Версия о праведниках из спецслужб звучит красиво. Но только ли она одна имеет право на существование? «…Вряд ли Коржаков стал бы …предавать гласности и вредить президенту. Он воспользовался этим лишь для того, чтобы допросить задержанных и добыть другой компромат против соперников — Чубайса и его закулисы».[920]
«Какими бы законными по формальным признакам не являлись действия спецслужбы, истинной их причиной была все-таки политика. Вернее, яростная и очень рискованная борьба за власть в Кремле. А потому мотивы, которыми руководствовался Коржаков в этой ситуации, носили ярко выраженный корыстный характер», так написал Анатолий Куликов,[921] который вроде бы не был в особых врагах Александра Коржакова.
Похоже, верно отмечали: «Чего же добивались спецслужбы от политических шоумэнов? Сами по себе они мало кого волнуют. При желании найти что-то на них лично — полдня работы районного инспектора ФСБ. Здесь шла борьба по крупному. Требовался компромат на конкурентов из ближайшего президентского окружения. Лисовский и Евстафьев работали под началом Филатова и Чубайса. К тому же момент был очень удачный: в Кремле появился Лебедь, который уже сжал кулаки и озирается в поисках подходящего объекта для наведения обещанного порядка».[922] Вот это уже более походит на правду о причинах задержания, хотя бескорыстие при пресечении разворовывания все же не стоит отбрасывать. В конце концов, ведь разворовывание все же было.
«Влиятельный человек в избирательном совета Ельцина сказал мне, писала Тамара Замятина, — что Чубайс накануне имел разговор с Александром Лебедем. Это могло не понравиться Александру Коржакову и Михаилу Барсукову. Возможно, поэтому они решили пойти „ва-банк“. Они не могли не понимать, что любой скандал с недокументированной валютой, которую выносили из здания правительства Лисовский и Евстафьев, бросит тень на руководителей этого штаба, прежде всего на Черномырдина и Чубайса. Тогда по логике Коржакова и Барсукова, можно было бы восстановить утраченные Олегом Сосковцом позиции и после второго тура выборов сделать его премьер-министром».[923] В принципе логичное предположение.
А это ещё более интригующее. И потому уже внушает доверие. Вот, только других доказательств интриги нет.
14.11.5. Но доказательства нужны были и для другого, для расследования факта выноса валюты. Дальнейшее в изложении В. Стрелецкого выглядит следующим образом: «В 20 часов на место происшествия прибыл дежурный следователь УФСБ…
Сейчас, когда я восстанавливаю в памяти картину происходящего, все выглядит очень просто. В 18 часов связался. В 20 часов прибыл.
Тогда же мне казалось, что до приезда чекистов прошла целая вечность.
Допрос вёл совсем молодой, неопытный следователь. Не удивительно, что, столкнувшись с такой непростой ситуацией, он растерялся. Опрос начал с Лаврова, который ничего и не пытался отрицать. Слишком много времени было потрачено на составление протокола. Между тем нужно было ковать железо, не отходя от кассы. Увы. К тому моменту, когда следователь добрался до Лисовского и Евстафьева, эти молодчики уже оправились от удара, проанализировали случившееся. Фактор неожиданности перестал работать.
Впрочем, чувствовали они себя по-прежнему неуверенно. У Евстафьева даже скакнуло кровяное давление. Пришлось вызывать бригаду скорой помощи, которая зафиксировала учащённый пульс и давление — 160 на 110. От укола Евстафьев отказался. Похоже, в детстве он начитался плохих детективов — думал, что его могут отравить.
Время неумолимо уходило. Как всегда, никто из начальников не решался взять на себя ответственность. Каждый думал: черт его знает, чем все закончится, — либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
Телефоны в моем кабинете просто разрывались. Периодически звонили лубянские руководители разного ранга. Позвонил и заместитель Барсукова Ковалёв, ставший после отставки Михаила Ивановича новым директором ФСБ.
— Есть у дела судебная перспектива? — поинтересовался он.
— Налицо признаки преступления, предусмотренного статьёй 162 значок 7 УК РСФСР, — ответил я, — Но для того чтобы сейчас задокументировать результаты первичных оперативно-следственных мероприятий, надо задержать всю троицу. Закон такое право нам даёт — статья 122 УПК РСФСР (подозрение в совершении преступления). А уже затем провести обыск в кабинете Кузнецова, в квартирах задержанных и обязательно в Минфине изъять валюту и документы.
Хотя документы из сейфа зам. министра мы отксерокопировали и для суда этого было вполне достаточным доказательством, тем не менее надёжнее было бы оформить их официально — в присутствии понятых, под видеозапись и протокол. Необходимы были обыск в кабинете №2-17, обыски квартир Лисовского, Евстафьева и Лаврова.
— Николай Дмитриевич, — обратился я к Ковалёву, — поверьте мне, муровскому сыщику с большим стажем: если мы всего этого не сделаем, дело развалится.
Ковалёв вроде бы с моими доводами согласился. Пообещал вскоре перезвонить. Перезвонил. Но вместо того, чтобы приступить к решительным действиям, начал задавать уточняющие вопросы.
— Как там? Нормально все идёт?
— Нормально.
— Ну, хорошо, Валерий Андреич, сейчас я вам перезвоню. Думаю, генерал Ковалёв постоянно согласовывался с Барсуковым. Ответственность брать на себя он не хотел. Возможно, Николай Дмитриевич Ковалёв — неплохой оперработник. И человек очень даже хороший. Но назвать его героем — язык не поворачивается.
Барсуков не выдержал. Поручил заняться всем начальнику московского управления А. В. Трофимову…
Именно в те два часа, пока Ковалёв прикидывал, как ему выгоднее себя повести, события начали выходить из-под нашего контроля. Через день Николай Дмитриевич стал директором ФСБ. А Анатолий Васильевич Трофимов, который не побоялся ответственности и вступил в бой, спустя полгода был снят с должности. Чубайс и Савостьянов не простили ему участия в операции…
Боязнь ответственности. Этот порок — одно из страшнейших несчастий нашего времени.
Генералов и всяких начальников в стране — тьма-тьмущая. Людей, готовых взять на себя ответственность, — единицы…
В тот вечер панический страх власть предержащих переломил ход новейшей истории России…».[924]
Сильно сказано, и, похоже, не далеко от истины. Несколько часов, которые могли бы изменить направление развития страны.
14.11.6. Тихое задержание вызвало громкий скандал. «О задержании Евстафьева и Лисовского стало известно. Считается, что тревогу подняла охрана Сергея Лисовского.
Через три часа после их задержания Чубайс уже знал, что идёт допрос. Для Чубайса и его команды это была тяжкая ночь. Все могло повернуться очень печально. Во всяком случае, они исходили из худшего варианта — в ФСБ им подберут уголовную статью, сделают соучастниками хищения валютных средств, посадят».[925] Есть такая русская пословица: у страха глаза велики.
«Глубокой ночью, 20 июня, на частном телеканале НТВ была прервана развлекательная программа и задыхавшийся от волнения ведущий политических программ Киселёв сообщил полуночникам, что в стране произошёл очередной переворот.[926] И уже есть первые жертвы — это мало кому известные Евстафьев и Лисовский, томящиеся в застенках Белого дома.
Эта версия была придумана в ту же ночь, с 19 на 20 июня, в особняке «Логоваза». Там заседали Березовский, Немцов, Гусинский, Чубайс, Лесин, Киселёв, Дьяченко и деятели поменьше…
Телезрители, разумеется, ничего не поняли. В Москве светало, запели птицы. Признаков обещанного переворота не наблюдалось. Генерал Лебедь, пару дней назад назначенный секретарём Совета безопасности, не мог дать журналистам внятного комментария по поводу ночных заявлений Киселёва».[927]
Это, по словам самого героя скандала — Коржакова, который уже успел к моменту откровения подружиться с Лебедем. На самом деле, свежеиспечённый секретарь Совета безопасности промямлил по сути (и прорычал по форме), что все попытки переворота будут пресечены самым жёстким образом, т.е. произнёс банальную фразу, которая ничего не объясняла: кто, что и когда. Председатель Совета безопасности просто не знал, что нужно сказать и что вообще произошло.[928] Это расстиражировали по СМИ как поддержку «борцов» против нового ГКЧП.[929]
Ж. Касьяненко писала: «Как и все, что делается наспех, выглядит забавно и неуклюже попытки ельцинской команды, да и самого Ельцина, сделать хорошую мину при очень плохой игре. Особенно, по-моему, вляпался Лебедь. Так сказать, боевое крещение. С его-то командирскими свойствами в иной политической системе координат цены бы Александру Ивановичу не было. А так ведь — заиграют, передавая из рук в руки: от Бергмана в Тирасполе к Боровому и Караулову, от них далее везде, вплоть до Кремля. А там — свои правила, своя игра, свои партии и подводные течения, которые то одного, то другого выбрасывают на рифы».[930]
Похоже, противники группы Сосковца, Коржакова, Барсукова понимали, что они не особенно популярны в глазах народа и вовсю прикрывались именем Лебедя, надеясь компенсировать его популярностью свою непопулярность. Например, Сергей Филатов сказал, что два генерала-безопасника испугались «усиления влияния Александра Лебедя».[931]
Имя генерала-десантника использовалось на полную катушку. «… Чубайс применил против Коржакова новаторский приём, использующий профессиональные рефлексы Лебедя как дебютанта кремлёвских подковерных игр».[932]
Очень скоро сложилось мнение в значимости позиции Лебедя в этом скандале. «Ясно, что осуществить изъятие двух самых могущественных генералов до того, как в Кремле появился Лебедь, было в принципе невозможно», — пришла к выводу газета «Советская Россия».[933] Хотя, на самом деле, генерал-десантник играл роль невольного щита не особенно популярных личностей. Но заинтересованные лица, например президент фонда «Политика» Вячеслав Никонов всячески подчёркивали лебединый след в падении двух генералов госбезопасности. Вячеслав Алексеевич вещал: «…Возникла совершенно новая ситуация. На пост, дающий возможность контролировать деятельность спецслужб, пришёл Лебедь, который, с одной стороны, имеет поддержку почти 15 процентов избирателей[934], а с другой — человек с совершенно железной хваткой. Отсюда — естественное стремление спецслужб «подрезать» позиции тех сил в президентском окружении, которые поддерживают Лебедя[935], причём устранив тех людей, которые прямо с ним не связаны.
Это был двойной удар, нанесённый практически в сердцевину самой избирательной кампании. Потому, что и С. Лисовский, и А. Евстафьев были в ней ключевыми фигурами, связанными и с аналитической группой, руководимой Анатолием Чубайсом, и со штабом избирательной кампании, который возглавляют Виктор Черномырдин и Виктор Илюшин. Здесь был целенаправленный удар по структурам избирательной кампании президента, имеющий целью парализовать её. Следствием этого могла стать отмена выборов».[936] Вот так одним махом куча обвинений. Но и этого оказалось мало.
На пресс-конференции Чубайс прозрачно намекнул на причастность Коржакова и Барсукова к покушению на бывшего президента Национального фонда спорта Бориса Фёдорова и организации провокации с коробкой из-под ксерокса.[937]
Не забыл Чубайс упомянуть о КГБ, сказав, что коробка была подброшена «действовавшими в духе советского КГБ спецслужбами»: «Никаких денег Евстафьев не выносил».[938]Какая же политическая борьба возможна без лжи? Испокон веков такого не было.[939]
В это не поверили сразу. «Судя по всему, — писала „Комсомольская правда“, — Чубайс на пресс-конференции слукавил. И зря — мелкий обман порождает большие сомнения».[940] Чего уж там «слукавил», сказали бы проще «солгал». Привычное дело российской политики.
Одновременно Чубайс ударился в гробовую тему. «Назначение Лебедя — это последний гвоздь в крышку гроба российского коммунизма, — заявил Анатолий Чубайс. — А увольнение Сосковца, Барсукова и Коржакова — это последний гвоздь в крышку гроба иллюзии военного переворота в российском государстве».[941] Чем-то нездоровым веет от этих слов главного приватизатора. Уж, не с перепугу ли он стал таким решительным и заговорил гробовской терминологией?[942]
И в самом деле, чего переживать, разберутся как нибудь с коробкой. Не собирался же Коржаков сорвать выборы Ельцина, к которому он хорошо относился. Но вот для команды рыжего приватизатора могли настать даже не чёрные, а всего лишь проблемные дни. Но им этого так не хотелось, и в ход сразу пошла подтасовка фактов и откровенная ложь. Политика — вещь не самая приличная.
В версию главного приватизатора об очередном ГКЧП мало кто поверил.[943] «…Скорее всего ничего подобного в природе на было», — написала уже через пару дней поддерживающая оппозиция «Советская Россия».[944] Совсем уж не оппозиционная газета «Известия» пришла к выводу, что «заговора генералов», скорее всего, не было.[945]
Даже провинциальная пресса быстро пришла к выводу о том, что так называемый путч выглядит нелепо. Одна из красноярских газет писала: «В пользу кого путч? Чубайс на пресс-конференции долго не хотел отвечать на этот вопрос, а потом сказал: „В пользу тех людей, которые его готовили“. Это даже не смешно … Чубайс, видимо, просто сильно переволновался перед пресс-конференцией».[946] Последнее обстоятельство отмечают многие. Например, в газете «Известия» писали: «У Анатолия Борисовича, видимо, сдали нервы…».[947] Немного главный приватизатор опростоволосился. Но чего с перепуги не бывает, тут и похуже экспромт могли учинить.
Кстати, автор настоящей книги смотрел все эти передачи. И, действительно, крайне сложно было понять, что же происходит. Сказывался экспромт организаторов пресс-конференции. «Нет, не зря Александр Коржаков недавно ласково предупреждал Анатолия Чубайса : „Не высовывайся, не мелькай на телеэкране!“. Как чувствовал… Чубайс высунулся, да ещё как! Его пресс-конференция по „тротиловому эквиваленту“ и по пафосу в голосе может сравниться разве что с победными августовскими, 1991 года. На весь мир заявлено и про гвозди в гроб (с разным содержимым), и про кровавую угрозу, нависшую над родиной в ночь со среды на четверг, и про мизинец Лебедя.
Сейчас, когда туман несколько рассеялся, былинный стиль сказания о рыжем витязе, победившем трехглавого дракона в решающей схватке, выглядит, мягко говоря, большим преувеличением. Куда уместнее очередное меткое словцо генерала Лебедя : «Мутное дело».[948]
Интересно отметить, что объективно раздувание скандала, чем занялись противники Коржакова, действовало против президента. Тем более, что следующий тур выборов был не за горами. Но кто — же думает о президенте, своя рубашка, как известно, ближе к телу.
Активное давление с целью отпустить Евстафьева и Лисовского оказывала дочь Ельцина Татьяна и его супруга Наина Иосифовна, которые беспрестанно звонили Коржакову и Барсукову.
Утром задержанных отпустили. А «виновники» скандала рано утром 20 июня доложили все президенту РФ. Ельцин не особенно хотел влазить в эти дрязги, но общественный шум был уже поднят. С доводами главного охранника и директора ФСБ президент согласился.[949] Пока согласился. Интересно, что весь этот шум Коржаков назвал мастурбацией.[950] Александр Коржаков так оценил откровения Чубайса на пресс-конференции: «Все это — 100-процентная ложь. Я уверен, что Чубайс — это бедствие для России».[951]
Стрелецкий вспоминает возвращение Барсукова и Коржакова от президента: «Генералы вернулись через 40 минут. Оба были в хорошем настроении, улыбались.
— Продолжаем работать, — сказал Коржаков, — президент дал «добро».[952]
Вот как выглядело утреннее заседание Совета безопасности по словам Анатолия Куликова : «…Появился Ельцин, который начал заседание с того, что представил Лебедя в связи с назначением на должность секретаря Совета безопасности. Надо сказать, что за все время, пока секретарствовал Александр Лебедь, президент, кроме этого дня, больше не появится ни на одном из заседаний Совбеза.
Но в этот раз все начиналось на высокой ноте. Правда, после поздравлений Борис Николаевич оставшуюся часть заседания провёл стремительно и грозно. Отменил обсуждение вопроса, который стоял в повестке дня, и поднял со своего места Барсукова. Негодование Ельцина было столь бурным, что не оставалось никаких сомнений: президент воспринял происходящее как личную обиду, как предательство. «Вы, — сказал он Барсукову, — превысили свои полномочия! Вы лезете, — голос президента наливался металлом, — куда вас не просят! Я вас отстраняю от участия в работе штаба по выборам президента!» После этого Ельцин обратился ко всем остальным: «Все, — отрезал он, — Совбез закончен! Расходимся!..».[953]
По всем сложившимся обычаям за один проступок дважды не наказывают, но политика — дама непостоянная.[954] Казалось бы, очередной скандал вокруг главного охранника, которого президент пожурит, но не сменит.
Куликов отмечал: «В настроении Коржакова и Барсукова, бывших между собой друзьями, я отметил в тот раз нарочитую браваду. „Вот видишь, меня уже вывели из штаба. Тебе, наверное, тоже перепадёт“, — говорил один другому, и весь их по-курсантски задиристый вид свидетельствовал о том, что президентский гнев не кажется им долговечным».[955] Однако раз на раз не приходится.
14.11.7. Ближе к обеду Ельцин неожиданно по телефону сообщил Коржакову и Барсукову об отставке, сказав им написать соответствующий рапорт. Ещё чуть позже Ельцин был телеинтервью, в котором сказал, что отставники «…много на себя брали и мало отдавали». В отставку был отправлен и Сосковец.
Понимая, что отставку Коржакова нужно мотивировать, гораздо позже в 2000 году, Ельцин напишет мотивацию: «За несколько лет перескочив из майоров „девятки“ (службы охраны) в генеральский чин, приобретя несвойственные для этой должности функции, создав мощную силовую структуру, пристроив в ФСБ своего друга Барсукова, который до этого прямого отношения к контрразведчикам не имел, Коржаков решил забрать себе столько власти, сколько переварить уже не мог. И это его внутренне сломало. Для того чтобы стать настоящим политиком, нужны совсем другие качества, а не умение выслеживать врагов и делить всех на „своих“ и „чужих“. В том, что Коржаков стал влиять на назначение людей и в правительство, и в администрацию, и в силовые министерства, конечно, виноват целиком я. Коржаков был для меня человеком из моего прошлого, из прошлого, где были громкие победы и поражения, громкая слава, где меня возносило вверх и бросало вниз со скоростью невероятной. И с этим прошлым мне было очень тяжело расставаться».[956]
По поводу влияния Коржакова не стоит забывать, что коржаковские (а на самом деле ельцинские) акции против Черномырдина, Лужкова были продолжены президентом уже после отставки главного охранника, а это ли не доказательство, что действовал он по заказу президента.
20 июня 1996 года были подписаны указы президента о замене Коржакова Крапивиным Ю.В., а Барсукова Ковалёвым Н.Д.
Что же произошло? Почему Ельцин отправил в отставку людей, которые не бросили его в трудные минуты, сделали столько много для его предыдущих побед?
«Не странно ли, что Чубайсу удалось так быстро убедить его снять с должностей последних самых близких ему людей?».[957] Решиться на такое можно только под влиянием супервеских оснований. Кстати, о возможном варианте мы уже говорили в пункте 1 4.7. 3.1. настоящей книги.
Сам Ельцин даже через несколько лет в своим очередных мемуарах, вышедших в свет в 2000 году, практически ничего о причинах своего поворота не написал, отделавшись словами, что это было последней каплей его терпения.[958] По его словам: «Именно тогда я понял, что Коржаков окончательно присвоил себе функции и прокуратуры, и суда, и вообще всех правоохранительных органов — по его приказу люди в масках готовы были „положить лицом на асфальт“ любого, кто не нравился главному охраннику, кто, по его мнению, нарушал некие, одному ему ведомые, правила игры. Претензий к Коржакову накопилось достаточно. Он давно перешёл все границы дозволенного начальнику службы безопасности…
Увольнение Коржакова, Барсукова и Сосковца не было следствием только этого скандала. Длительное противостояние здоровых сил и тех, кто шёл на провокации, чтобы захватить власть в предвыборном штабе, наконец перешло в открытый конфликт. И я разрешил его».[959] Заметим, что это он написал через несколько лет, когда была возможность хорошо обдумать основания своего решения.
Формально законные действия сотрудников СБП (никто их даже не стал обвинять, проверялись задержанные ими) оказались последней каплей. Парадокс, неужели ничего было нельзя придумать? Похоже, что нельзя.
Однако, некоторые давали свои оценки по горячим следам, которые также были горячими, не причёсанными, но явно не были плодом тщательного обдумывания как бы интерпретировать события.
Уже 29 июня 1996 года оппозиционная газета «Советская Россия» сообщала: «На встрече президенту было предложено погасить скандал и расстаться с Коржаковым, в противном случае угрожалось свернуть предвыборную кампанию и её составляющую часть „Голосуй или проиграешь“. Для воздействия на президента была подключена его дочь, член предвыборного штаба, через которую и осуществлялись все финансовые дела семьи президента и т.п…
Беседа Чубайса с Ельциным носила со стороны Чубайса грубый, резкий, ультимативный характер. Чубайс вёл себя просто нагло, шантажировал Ельцина и сломал его. Ельцин был поставлен перед альтернативой — либо он занимает позицию Чубайса, либо вся команда последнего отказывается работать на Ельцина и «развернётся в другую сторону».[960]
Может, это была агитация коммунистов перед выборами (так называемый «чёрный пиар»)? Но нет, похоже, на правду.[961] И в более позднем изложении И.В. Олейника Александр Лебедь поведал: «…Вернулся в приёмную Президента — просмотреть свои бумаги в удобном кресле. Без пяти минут двенадцать в приёмной появился весь взъерошенный Чубайс. Он производил впечатление человека, который психологически „завёл“ себя на решающий бой.
Черномырдин вышел из кабинета ровно в 12 часов, и к Ельцину зашёл Чуба й с. В 12 часов 11 минут из кабинета вышел Президент…
Позже один из ближайшего окружения Чубайса рассказывал мне, что за …одиннадцать минут в кабинете Ельцина состоялся супержестокий разговор. Чубайс заявил Президенту примерно следующее: «Я — руководитель Вашей избирательной кампании. Все финансовые нити у меня в руках. Или немедленно увольняйте Коржакова, — и тогда я продолжу кампанию. Или, если Вы думаете по-другому, то я прекращаю финансирование и сворачиваю работу штаба. А 3 июля у Вас второй тур. Решайте».
Особенно деваться Ельцину было некуда. Чубайс очень грамотно все замкнул на себя и именно поэтому получил возможность шантажировать Президента. Тем более, что он монополизировал все решающие связи с Международным валютным фондом и Мировым банком…Тогда наличие фигуры Чубайса было абсолютно обязательным условием представления всех траншей…
Предполагаю, что Президент тогда рассудил, что для него принципиальность проявлять невыгодно. И на условия шантажиста согласился. Но совершенно очевидно, что эти одиннадцать минут унижения Борис Николаевич когда-нибудь ещё припомнит Чубайсу …
А сам я из наблюдения этой сцены в приёмной сделал вывод, что Ельцина — при всем его имидже железного мужика — сломать можно. За одиннадцать минут».[962]
В изложении антипода крутого десантного генерала т.е. министра внутренних дел Куликова это выглядело так: «Как стало известно позднее, сразу после заседания Совета безопасности в приёмной Ельцина Анатолий Чубайс поставил жёсткое условие президенту: „Решайте: либо вы избираетесь на второй срок, либо не избираетесь и остаётесь с ними!“
То, что указ был немедленно подписан, означает: Ельцин недолго стоял на распутье».[963]
Ельцину нужно было выбирать[964]: Чубайс или Коржаков. Он выбрал первого. Заметим, что вскоре после такого разговора президент был вынужден лечь в больницу. Расставание с кровным братом просто так не даётся.
Для решительного и упрямого первого российского президента сделать это было не легко.[965] «…Из кругов, близких к Ельцину, просачивается информация, что он затаил в отношении Чубайса „небывалую злобу“, так как большего унижения, страха и позора он якобы никогда ни от кого не испытывал».[966]
Косвенно это отмечает и Коржаков, передавая слова Ельцина, сказанные по поводу радостных комментариев Чубайса : «Я принял решение отстранить Чубайса от избирательной кампании за то, что он позволил себе делать комментарии после моего окончательного выступления. Это решение мне и так трудно, тяжело далось, а он ещё позволяет себе …».[967] Нет, не легко расставаться с «кровным братом».[968]
«…Это был, — отмечает Леонид Млечин, — пожалуй, первый случай, когда расставание с одним из подчинённых далось ему не просто: Коржаков был самым близким ему человеком. В определённом отношении он был ближе жены…».[969] Политика постоянно требует жертвоприношений, иногда жертвовать приходится близкими друзьями, «кровными братьями».
14.11.7.1. Заметим, что определённую роль в этом расставании, похоже, сыграл Черномырдин. Он ведь даже был у президента перед самым приходом туда главного приватизатора. «Отмечая роль в ночных событиях Виктора Черномырдина, Чубайс сказал, что в критический момент он вёл себя как настоящий мужчина и благодаря его твёрдой позиции произошло то, что произошло».[970] Впрочем, как мы уже убедились Анатолий Борисович мог и слукавить. Поэтому попытаемся перепроверить через другие источники.
Коржаков в своих воспоминаниях указывает, что Черномырдин был настроен негативно к задержанию двух шоумэнов, так как думал, что копают под него. Коржакову даже пришлось успокаивать и разъяснять, что это не так. К сожалению, он не уточняет когда (называя только условное время — «ближе к 12 часам») была эта беседа: до встречи премьера с президентом или после. Но второе кажется более вероятным. А тогда значит, что Черномырдин, вероятно, первым нанёс удар по «заговорщикам», а Чубайс только дожал президента. При этом, Коржаков приводит первую фразу, которую сказал разъярённый премьер: «Ну что, ребятки, доигрались?». Так обычно, говорят, когда уже знают результат «игры», а знать можно только от президента. Кроме того, премьер был объективно за принятое решение об отставке, так как он давно уже хотел избавиться от Сосковца.
Стрелецкий также считал, что к отставкам причастен премьер-министр. Он писал: «После я узнал, что через два часа после встречи президента с Барсуковым и Коржаковым к Ельцину пришли новые посетители — Черномырдин и Чубайс. Они принялись убеждать президента, что никаких хищений нет и в помине. Силовики его просто подставляют, ибо хотят сорвать выборы. Деньги в коробке — не ворованные, а вполне законные, предназначались для оплаты артистов, выступавших в туре „Голосуй или проиграешь“. Премьер особенно упирал на то, что „копали“ явно под него, выбивали из Евстафьева компромат на Ч. В. С.».[971]
Давление премьер-министра на президента, конечно, могло бы сыграть свою сильную роль. И эта роль Черномырдина в свержении Коржакова и компании выглядит естественной.
14.11.8. Оппозиционная пресса написала: «Судя по тому, что партия Сосковца — Коржакова — Барсукова именовалась здесь „русской“, победу, выходит одержала антирусская, или назовём её как угодно, но смысл ясен».[972] Михаил Назаров отметил: «Конечно, трудно испытывать симпатии к Барсукову и Коржакову, давшим приказ осенью 1993-го снайперам стрелять в собственный народ, — но все же теперь вместе с изгнанием их и Сосковца был нанесён удар по всему русскому флангу в партии власти, подвергнутому жёсткой чистке (структуры ФСБ и ВПК)».[973] Это отмечали и другие.[974] Мало того, это практически признал и сам Коржаков, достаточно внимательно прочитать его письмо к Ельцину (см. пункт 14.1 2.2. настоящей книги).
Подчинённый Коржакова — Стрелецкий в своей книге «Мракобесие» писал: «Посмотрите: стоило только исчезнуть единственному фильтру между властью и капиталом — СБП, влияние Гусинского, Березовского и прочих „ских“ стало резко возрастать. Началась смутная пора „семибанкирщины“.
Сегодня государство работает не на народ. Огромная машина власти обслуживает маленькую группку людей, которые этот народ обкрадывают».[975]
Впрочем, некоторые были более прозаичными, когда считали: «…Не стоит в банальной кухонной сваре видеть святой бой за поруганное Отечество».[976]
Тут же услужливые люди заговорили о многочисленных расхождениях президента и его «кровного брата». Вячеслав Никонов, например, поведал: «…На протяжении последних лет Коржаков был сторонником Бориса Ельцина, но и все эти годы имел отличную от президента точку зрения».[977] О том, что это утверждение не вполне соответствует действительности можно найти много доказательств.[978]
14.11.9. После падения Коржакова некоторые оппозиционные политики вновь стали говорить о важности доступа к СМИ. В 1997 году псковский губернатор Евгений Михайлов высказался: «… Коржаков почувствовал, что значит не заниматься средствами массовой информации. Имея вроде бы все, они не имели ничего…
Будучи недостаточно подготовленными к большой политике, — хотя люди были серьёзные и с громадными возможностями — они настолько не придали значение средствам массовой информации, настолько оказались не готовы встретить их удар, что, видимо, сами были ошеломлены скоростью, с какой с ними расправились. Сейчас-то, конечно, они бы действовали по-другому, но шанс упущен».[979]
Полушутя можно сказать, что, не сумев донести свою правоту до президента через СМИ, они попытались сделать это индивидуальным письмом.